наверное, зря он их так тер вчера вечером. Двойняшки всю ночь беспокоились, издерганная Наталья с утра накричала на него, а следующей ночью он опять не смог выспаться. Попробуй тут выспись, в их-то квартирке! Соседи пройдут в кухню – и то слышно, а тут двое младенцев…
Голова болела, хотелось спать и тереть глаза, но Прокофьев понимал, что последнего делать нельзя – будет хуже. На столе лежали задания по двум делам, а он еще не разобрался с запросами в паспортные столы по делу калиновского убийцы, и со страхом ожидал, когда Коломеев поинтересуется, почему прошло столько времени, а данных до сих пор нет. Данные были, но не по всем жителям. Вздохнув, Прокофьев потянул к себе листок с фамилиями. Елки-палки! Еще тридцать человек! Почему-то ему казалось, что меньше.
Три минуты Прокофьев тупо сидел, прикрыв глаза и ни о чем не думая. Наконец подвинул к себе телефон и начал набирать номер, обводя карандашом первую фамилию в списке…
Тоня сидела за столом, когда в дверь постучали. Виктор вышел и через минуту вернулся с охотником. Женька поздоровался, задержал взгляд на заплаканном Тонином лице.
– Извиняюсь, я не вовремя? – спросил он, топчась на месте. От его сапог на полу остались две лужицы, и Тоня подумала, что надо будет протереть пол, но потом вспомнила, что уже не надо.
– Нет-нет, Женя, все в порядке, – торопливо сказала она. Мысль о том, что мужичок уйдет и они опять останутся вдвоем с Виктором, испугала ее. – Вы что-то хотели…
– Да нет, я спросить только – может, помочь чем? А то, думаю, уезжают люди сегодня, собраться им когда… Времени-то уж почти и не осталось. Во сколько машина-то приедет?
– Вечером, в пять, – отозвался Виктор, складывая в коробку какие-то документы.
– Ну, вот видите! Давайте я помогу чем-нибудь. Может, шкафчик там разобрать или еще чего…
– Спасибо, Женя, – благодарно сказала Тоня. – Мы уже сами почти все сделали. Вот только… Женя, если вы мне рецепты своего печенья чудесного дадите, я вам буду очень, очень благодарна.
– А, рецепты! Да что ж рецепты? Ерунда, ей-богу, скажу, конечно. А лучше бумажку какую дайте, я и запишу.
– Да, да, сейчас найду листок… Садитесь к окну. Только осторожнее, тут на газете осколки лежат, у нас… у нас зеркало разбилось.
– Ничего, я подвину. В общем, записывайте, Антонина Сергеевна.
Тоня достала ручку и бумагу и присела напротив охотника. Она почувствовала себя гораздо лучше. В мужичке, несмотря на его нелепую внешность, чувствовалась такая уверенность, которая действовала на нее успокаивающе.
– Значит, первое, то, которым в последний раз угощал. Оно с гречишным медом.
– А, так вот почему такой привкус был!
– Угу, от меда. Кстати, у Степаниды Семеновны полный поднос дома стоит, забыл захватить, а то угостил бы вас.
– Я все равно к ней попрощаться зайду, – грустно улыбнулась Тоня, – так что если захотите – угостите. Вещи вот только соберу и зайду.
– Ну и славно. Значит, мед берете и масло и все вместе в кастрюльке на паровой бане подогреваете…
Сашка вышел из комнаты, когда остальные еще сидели за столом, и накинул теплую куртку. Когда он натягивал сапоги, в коридор выглянул Колька.
– Ты чего второе не доел? Мать обиделась.
– Да дело у меня одно есть…
– Какое дело?
– Да пустяковое.
– Какое пустяковое?
– Коль, ты иди, а? – попросил Сашка. – Не грузи меня сейчас. Сказал – дело, значит, дело.
Колька внимательно взглянул на брата, и блеск в глазах Сашки ему не понравился.
– Сань, ты че задумал?
– Да так, – усмехнулся Сашка, застегивая молнию на куртке, – попрощаться хочу кое с кем.
– Сдурел, что ли? С кем попрощаться? С Чернявскими?
– А хоть бы и с ними!
– Все, Сань, кончай блажить, раздевайся…
– Коль, отвали. Не твое дело. Ну могу я приколоться напоследок, а? Нет, скажи, могу? Вот я и пошучу, как Чернявский пошутил. Вот я и поприкалываюсь. А ты иди, компот допивай, а то мать и в самом деле обидится.
– Да что у тебя за приколы такие? – Колька покраснел в темноте, но Сашка не увидел. – Ты вот что, раздевайся и топай домой. Чтобы не делал этого, ясно?
– Ты о чем? – весело удивился Сашка. – Чего не делал?
– Того, что задумал. Дай им уехать спокойно. Юлька сама виновата.
Сашка шагнул к брату и схватил того за грудки.
– Да в чем же, Коленька, она виновата? В том, что этот козел…
Колька без труда оторвал руки Сашки и крепко сжал их.
– Сань, возвращайся домой, – неожиданно спокойно произнес он. Сашка пыхтел, пытаясь вырваться, но Колька держал его крепко. – Иди давай, не дури. Пожалуйста.
Сашка расслабился, хитро взглянул на брата, и Колька выпустил его.
– Значит, сам хочешь? – спросил Сашка. – Ну давай, давай.
– Что ты выдумываешь? Ничего я не хочу!
– А то я не знаю. Ну, давай, флаг тебе в руки…
Он махнул рукой и открыл дверь в комнату. Кольку обдало волной теплого воздуха – мать час назад затопила. Он постоял, потоптался минуту и наконец принял решение. Не раздумывая больше, оделся и вышел наружу.
Яблони в большом почтальоновом саду, который он никак не мог привыкнуть называть садом Чернявских, стояли в инее. Колька провел рукой по одной ветке, и на руке остался белый след. Перед крыльцом замедлил шаги, остановился в нерешительности. Постоял, обдумывая то, что собирался сделать, и толкнул дверь. Как он почему-то и ожидал, она была открыта. Ну что ж, ему везет. Колька усмехнулся и тихо вошел внутрь.
Вторая дверь открылась с тихим скрипом, но никто не выскочил навстречу. Собираются, конечно, догадался он, заняты делом. Ничего, сейчас придется сделаеть небольшой перерыв. Он остановился у двери, прислушиваясь к голосам, звучащим из зала. Мужской, высокий, был явно не Витькин, но какой-то знакомый. Охотник! Чертов охотник! Колька задумался, и в этот момент ему сзади на плечо легла чья-то рука…
Прокофьев опустил трубку и вычеркнул три фамилии. Хорошо, что он догадался посмотреть районы прописки, которые у некоторых совпали, а то так и обзванивал бы по четыре раза одни и те же столы. Так, теперь седьмая фамилия… Господи, где ж такой район?
Он прижал трубку к уху, слушая длинные гудки. На пятом раздался негромкий щелчок.
– Паспортный стол, слушаю вас.
– Мать, ты что? – шепотом изумился Колька. – Так до смерти напугать можно. Ты что пришла-то?
– Тебя пришла домой отправить, – тихо ответила тетя Шура. – Хватит по чужим домам околачиваться, ступай.
– Мам…
– Сказала, ступай, зря не унижайся. Бесполезно это. Давай, давай…
Она подтолкнула стоящего в нерешительности Кольку, и он шагнул назад, в темноту коридора.
– Ма, а ты чего стоишь?
– А я с Тоней хочу поговорить, мне нужно.
– Да у нас сегодня просто день визита к Чернявским, – пытался пошутить Колька, но мать даже не улыбнулась.
– Иди, иди, я скоро.
