– Не знаю, – пожала плечами Даша. – Я начинаю думать, что ни при чем. И если убийца – Денисов, то мы тоже никогда его вины не докажем, потому что сегодня утром он просто отказался говорить со мной. Сказал так злобненько: мол, сначала Боровицкий отнимал время у всех, начиная с управляющей и заканчивая пациентами, а теперь вы на его место пришли. Зыркнул глазами на меня и ушел.
– Ну что ж… – задумчиво пробормотал Максим. – Может быть, все и к лучшему. А что ты сделаешь с историями Боровицкого?
– Больше всего хочется их сжечь, – честно призналась Даша. – Они меня пугают. Особенно – последняя.
– Вот завтра и займись. Приедешь от учеников и сожги листки в раковине.
Глава 20
Назавтра у Олеси поднялась температура, Даша отменила все визиты и вызвала врача. Выяснилось, что у дочери простуда, и Даша уложила ее в кровать, обставила со всех сторон морсом и велела лежать тихо и думать о хорошем, а еще лучше спать. Олеся немножко поканючила, прося книжку, но Даша была непреклонна: при температуре никакого чтения! Только отдых голове и глазам. Сама она ушла в зал, достала из коробки листочки рукописи и письмо, уже потертое на сгибах. Развернула его и пробежала глазами по строкам.
«…Жаль, что обстоятельства сложились таким образом… очень близкие люди… закончить начатую мной книгу… Решайте сами, когда Вам остановиться…»
– «С уважением и благодарностью…» – повторила она вслух. – Ну что же, вот и пора остановиться.
Ей было жаль сжигать письмо, и она отложила его в коробку. Потом еще раз просмотрела листочки с историями, словно надеясь, что они натолкнут ее на какую-то мысль. Мысль не появлялась.
– Черт бы вас не видал, Петр Васильевич! – пробормотала Даша себе под нос. – Не могли вы яснее выразить, что именно я за вас должна была дописать, а? Ну вот такая я глупая! Да, не могу сообразить, и все тут.
Уголок письма белел из коробки. Даша покосилась на него, просмотрела листы снова, хотя помнила все истории наизусть, и нехотя взяла со стола новый листочек.
«Лена. Ирина. Диана. Инна. Яна» – вывела она в одном столбце.
«Роман. Алексей. Егор. Виктор. Антон» – во втором.
И отдельно – «Света». Убитая девушка.
Пару минут Даша без всяких мыслей смотрела на листочек. Из соседней комнаты раздалось:
– Ма! Иди сюда на секундочку!
Даша поднялась и зашла к дочери.
– Во-первых, мамочка, у меня всего тридцать семь и три! – торжествующе объявила Олеся. – Во-вторых, это значит, что я могу читать!
– Фиг с тобой, поганка, – сдалась Даша. – Что тебе дать?
– Дай учебник по истории, первую часть, – попросила Олеся. – Там такая тоска – только во время болезни читать.
– Сознательная ты моя! – похвалила ее Даша и достала из школьной сумки потрепанный учебник. – Держи. Только читай недолго!
Она вернулась в зал, уселась на ковер и с отвращением посмотрела на свои корявые буквы. Проша в углу поднял голову, вопросительно взглянул на хозяйку, но понял, что прогулки пока не предвидится.
– Лежи-лежи, – посоветовала Даша. – Тебя Максим утром выводил, так что нечего на меня таращиться.
«А я и не таращусь, – явственно говорила Прошкина морда. – Кто из нас таращится – еще большой вопрос».
Даша вздохнула и опять перебрала записи Боровицкого. Надо выкинуть его истории – и буквально, и из головы, но что-то не давало ей сделать это. У нее было ощущение, словно она прошла мимо ответа, а ответ был прост и лежал на поверхности. «Как там говорил Максим… Кто-то мог быть свидетелем преступления. Допустим, Денисов. И он теперь шантажирует убийцу… Господи, бред какой! И при чем тут остальные истории?»
Мысль, почти оформившаяся, ускользнула. А ведь она уже так реально представила себе и глуповатую Лену – серьезную, сосредоточенную, плачущую на кухне из-за того, что соседка оказалась стервой. И совсем молоденькую Ирину, с замершим, бараньим взглядом собирающую подаяние в коробку от конфет. Умную, пробивную Диану, вытаскивающую себя и своего мужа в относительно цивилизованную жизнь с хорошим достатком и интересной работой. Инну – сдержанную, строгую, скрывающую бурю эмоций под маской бесстрастности. И даже маленькую взъерошенную Светочку – вертлявую, истеричную, легко плачущую и так же легко успокаивающуюся. И только один человек оставался тенью с размытыми краями, бумажной фигурой, на которой не было ничего, кроме имени. «Яна».
Даша легла на диван, посмотрела на Прошу и вспомнила, как познакомилась с Петром Васильевичем, как он рассказывал про свою работу, как они беседовали… В памяти ее мелькали картины: вот они гуляют по парку, вот заходят в пансионат, вот Боровицкий похлопывает Прошу по спине, и пес весело виляет хвостом в ответ. В воздухе почудился легкий запах старомодного одеколона. Деревья наклонялись над скамейками, а по дорожкам бродили бестелесные фигуры. Ирина Федотовна Уденич прошла мимо Даши, строго качая головой и подволакивая одну ногу. Яковлев показал издалека золотую рыбку, помахивающую хвостом на его ладони. «Я ни при чем», – улыбнулся он, и Даша сразу ему поверила. Маленькая Красницкая закружилась в танце, и получалось у нее гораздо лучше, чем у балерины Окуневой. «Деточка, так ведь и я ни при чем», – помахала она тонкой морщинистой ручкой.
«Да, вы все ни при чем, – согласилась Даша, – и даже страшный и ужасный Горгадзе, который на самом деле еще более уязвим, чем большинство из вас. Но к кому приложить истории, скажите мне? К каждому из вас можно прилепить листочек с надписью: история такая-то».
Даша замахала листками и попыталась приложить их то к одному, то к другому. Но люди вокруг нее не давались, разлетались в стороны, таяли в воздухе и проявлялись уже далеко, в самом конце дорожки. В конце концов Даша поняла, что она зря старается, схватила свои листы, ставшие неожиданно твердыми, и сложила их в воздухе, как веер. Веер закрылся с громким стуком – и кто-то громко сказал над ухом:
– Мам, а где моя вторая книжка?
Даша вздрогнула и открыла глаза. Пару секунд смотрела, ничего не понимая, на Олесю, стоявшую над ней с первым томом «Истории» в руках.
– Господи, Олеська, это ты… – пробормотала Даша, протирая глаза. – Ты мне такой сон досмотреть не дала… Что тебе?
– Мам, я второй том найти не могу, – жалобно протянула Олеся. – Его, наверное, папа взял.
– Сейчас посмотрим.
Даша с трудом поднялась с дивана, всунула ноги в тапочки и побрела к столу, в котором Максим хранил книжки. «История» оказалась на самом верху.
– О, спасибочки! – обрадовалась Олеся. – Я пошла лежать. Да, мам, мне надо таблетку выпить, ты не забыла?
