что этот текст попал ему в руки – и как раз в то самое время, когда то, что мучило его последние годы, казалось, достигло пика.

С пятнадцати лет его терзали кошмары и видения наяву. Это было похоже на один длинный сон, прерывающийся моментами бодрствования, но временами он переставал понимать, где иллюзия, а где реальность. Когда он рассказал об этом матери, та пожала плечами и сообщила, что в их роду у многих наблюдалась такая особенность. Пусть он успокоится, с возрастом это пройдет.

Однако с возрастом это не прошло. К нему являлись женщины, всегда в обличье животных, и он ненавидел их и боялся. Животные были в одежде, часто с накрашенными мордами, и вызывали у него омерзение. Они были противоестественны, все эти кошки в платьях, с жирной губной помадой под усами, выдры в юбках, кривляющиеся в воде, крысы, сверкающие красными глазками под ресницами, накрашенными так густо, что, когда они бежали, с них осыпалась тушь, и по ней можно было проследить дорогу в их норы… Во сне он пытался убегать от крыс, но они были везде; пытался бороться с ними, но они объединялись в стаи и изгоняли его. И при этом он чувствовал, что они не считают его ни своим врагом, ни помехой, что он жалок и ничтожен в сравнении с ними. Постепенно сны стали пробираться в его явь, и в некоторых встреченных женщинах он узнавал существ из своих снов. После этого страх и ненависть стали его постоянными спутниками и наяву. Только мать оставалась исключением – ее он обожал, любил преданно и восторженно, как и она его. Иногда ему казалось, что если бы все люди на земле умерли, они были бы вдвоем совершенно счастливы.

И вдруг – рукопись! Конечно, он понял, что это не просто текст, а шифр. И когда догадался, чего хочет от него Крысолов, весь страх ушел – растворился в деловитых приготовлениях к первому походу.

Все прошло так, словно он всю жизнь только и занимался истреблением крыс, и это окончательно утвердило его в мысли, что он избран Крысоловом для осуществления высокой миссии – избавления мира от наиболее опасных тварей. Музыка, которой разразилась тогда земля, долго потом звучала в его голове. Ко второму разу он почувствовал ее приход заранее и счастливо улыбнулся – да, теперь все шло так, как и должно было идти.

Последний случай отличался от предыдущих. После той ночной работы он был весь в крови. Крови всегда было много, но он впервые сделал свое дело в машине, и все, что вытекло из крысы, не ушло в землю, а осталось внутри. Промокло сиденье, коврик под ногами хлюпал, и на руле подсыхали брызги… Даже на дверце. Учитывая, что ему пришлось пересесть на водительское сиденье, сейчас он должен запаниковать и в страхе сжечь свою одежду.

При мысли о панике он довольно рассмеялся. Спасибо любимой мамочке, которая с детства воспитывала в нем хладнокровие – благодаря ему он смог позволить себе то, что позволил.

Главное – помнить, что большинство людей – тупые ненаблюдательные скоты. Сами по себе они ни за что не обратят на вас внимания, если только вы не сделаете нечто, чтобы их привлечь. Многие преступники выдавали себя неосознанно, не понимая, что неправильная походка значит для окружающих куда больше, чем зверское выражение лица или руки, испачканные кровью. Умение двигаться, не выделяясь, не бросаясь в глаза – азы профессии шпионов и крысоловов.

Он умел. Обязательная легкая сутулость, деловитая торопливость – идти нужно так, как идет утром служащий на работу: не опаздывая, но и не прогулочным шагом. Никаких рук в карманах, это наводит на мысли о враждебности. Никаких взглядов исподлобья на окружающих. Ровный темп, чуть наклоненный вниз подбородок, и если добавить нейтральную темную, но не черную одежду, то можно раствориться в любой местности, где есть люди, кроме вас.

Когда на автозаправке он увидел ту, вторую, подходящую к машине, ладони у него вспотели от предчувствия. Поначалу он думал, что убьет обеих, и даже знал, как именно это сделает. Но ему хватило одного взгляда на нее, чтобы изменить решение.

Перерезав горло стриженой и вырубив ее подругу, он вытащил мертвое тело из машины и бросил возле дороги, не дав себе труда даже замаскировать его, а живое перетащил на заднее сиденье. Вернулся к трупу, поставил метку, как полагалось, и сорвал с шеи цепочку – очередной трофей на память. Жаль, что не браслет, но не все они носят браслеты.

Начинало рассветать, и он заторопился. Сел в машину, не снимая перчаток, и, не спеша, поехал в сторону своего поселка. При мысли о том, какому риску он себя подвергает, его обжигало изнутри всплесками удовольствия. Он наслаждался своей наглостью, удачливостью, способностью кинуть вызов всем, идущим за ним по следу – а у него не было сомнений в том, что после сегодняшних ночных приключений за ним спустят всех собак.

Доехав до дома, он вытащил женщину, по-прежнему лежавшую без сознания, и, не таясь, понес ее в дом. Пожалуй, он был бы не против, если бы вышел кто-нибудь из соседей и увидел, что он делает. Ему почти хотелось этого. Это был бы вызов, проверка его реакции и хладнокровия, которыми он так гордился! Но никто не вышел и не увидел: он беспрепятственно занес ее легкое тело внутрь и оставил в комнате. Подвал еще не был готов, требовалось кое-что доделать.

Перед тем, как отогнать машину, он все же переоделся. Его прежняя одежда была в крови, и, небрежно швырнув темный ком на пол, он достал из шкафа помятые джинсы, натянул футболку и вышел в прихожую – там на ящиках с антоновкой валялся забытый им после сбора яблок тонкий свитер. Новая пара тонких перчаток – и двадцать минут спустя он уже заглушил «Хундай» в тихом переулочке между покосившимися домами, из которого видна была железнодорожная насыпь.

Остальное заняло у него не больше пяти минут: протереть поверхности, посмотреть, не осталось ли волос, достать из пакета, который он захватил с собой, новые кроссовки на липучках – шнурки он не любил, слишком много возни. Присев за машиной, переобуться, и старую пару, подошвы которой были покрыты темными пятнами, сунуть в пакет. Кажется, все. Вытащив с заднего сиденья гитару, он сунул ключи от машины в нагрудный карман, окинул взглядом стоящие рядом дома. Никого… Чем ты откровеннее действуешь, тем шире улыбается тебе фортуна.

Когда-то он услышал афоризм: «Удача – это игра: чем дольше ты играешь, тем больше выигрываешь, и чем больше выигрываешь, тем успешнее играешь». Каждая его охота только подтверждала это правило, и последняя – в особенности.

Он закинул гитару за спину, подхватил пакет со «сменкой», ухмыльнувшись этому школьному словечку, и правильным шагом направился в сторону шоссе, на ходу незаметно стаскивая перчатки. Одна крыса лежала, убитая, на обочине, и на загривке ее стоял знак Крысолова, другая ждала его дома, запертая в клетке. Следы подчищены, метка поставлена, трофей лежит в шкатулке. Идеальная охота.

Только один эпизод выбивался из общей картины. Когда он, обогнув станцию, шел мимо садов, в которых лаково краснели яблоки, навстречу ему попался человек с собакой. Собачников Гитарист не опасался, но в такой ранний час при всех принятых им мерах маскировки его могли запомнить, поэтому он едва не нырнул в ближайшие заросли, чтобы избежать встречи. Остановило его здравое соображение: гуляющий обязательно пройдет по этой улице, и собака может учуять его, сидящего в кустах. А это в тысячу раз хуже, чем обычная встреча. Нечего и говорить о том, что прячущийся в кустах человек вызывает куда больший интерес, чем просто идущий по своим делам в четыре часа утра. Поэтому Гитарист бодрой походкой двинулся навстречу старику – отчего-то он был уверен, даже не разглядев толком хозяина собаки, что это окажется непременно старик, выгуливающий скорее свою бессонницу, чем пса.

Что-то удивило его, когда он всмотрелся внимательнее в идущего навстречу – какая-то странность походки, медленной и в то же время напряженной. Гуляющий шел с палкой, но не опирался на нее, а… Вдруг поняв, что делает хозяин собаки с палкой, Гитарист едва не рассмеялся. Перед ним был слепец, нащупывавший дорогу.

«Удача – это игра, – повторил он с глубочайшим удовлетворением, – чем дольше ты играешь, тем больше выигрываешь!» Из всех возможных свидетелей ему попался тот, кто никогда не смог бы его описать.

Подойдя ближе, он увидел: пожилой рыхлый человек с бельмами вместо глаз, небритый, но одетый, однако, вполне опрятно. Собака перед ним трусила на коротком поводке – довольно крупная дворняжка, лохматое внебрачное дитя какого-то породистого пса, белая с серыми подпалинами.

Гитарист замедлил шаг возле старика, изучая слепого с нескрываемым торжеством. Он даже улыбнулся и еле удержался от того, чтобы по-детски покрутить у него перед носом руками, как это делает фокусник,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату