В дверь постучали, и он живо выхватил нож из-за голенища. Затем бесшумно, ступая на носках, подошел к тяжелой двери и прислушался.
– Добрый господин! – послышался голос, который был ему знаком. – Добрый господин, впусти меня!
Крысолов отодвинул засов, и в комнату бочком протиснулся давешний старик, тот самый нищий, который сопровождал его при входе в город. Пахло от него, как, поморщившись, отметил Крысолов, ничуть не лучше, чем прежде.
Быстрее, чем он успел заслонить спиной Ушастого, старик окинул взглядом стол, поднос с едой, увидел жующую крысу и метнул быстрый хитрый взгляд на Крысолова:
– Твой дружок, а?
– Что тебе нужно? – сухо спросил Крысолов, недовольный тем, что зверька заметили.
– Вопрос не в том, что нужно мне, любезный господин, – проскрипел нищий. – Я человек простой, мне лишь бы брюхо набить да припрятать золотую монетку на черный день… Вопрос в том, что нужно тебе!
– Золотую монетку? У тебя губа не дура!
– Да и язык не дубье, – хвастливо подхватил старик, глядя на него снизу вверх слезящимися глазами. – Я же прав, а? Никто здесь не станет разговаривать с тобой. А я могу ответить на все твои вопросы, добрый господин!
– Ты, значит, не боишься, что тебя покарает небо за помощь нечистой силе? – усмехнулся Крысолов.
– С небом я уж как-нибудь договорюсь! Поверь мне, если я договаривался со своей покойной женой – чтоб ей тихо лежалось и не ворочалось в ее гробу, – то ни черт, ни дьявол, ни святой Мунк мне не страшны.
Старик подмигнул, и физиономия его перекосилась. Крысолов только головой покачал. Впрочем, возможно, именно такого пройдохи ему и не хватало.
Он жестом указал на сундук, стоявший у стены, и старик послушно сел на него. Подумав, Крысолов высунул голову в дверь и зычно потребовал принести еще одну порцию жратвы. Поднос с едой появился быстро, и он бросил монету трактирщице, желая быть справедливым. Но глупая жирная баба, как только тусклый кругляш покатился к ее ногам, завизжала, словно это был крысиный хвост, и бросилась бежать вниз по лестнице, топоча деревянными башмаками. Крысолов пожал плечами, поднял монету и вернулся в комнату.
Старик жадно умял еду и теперь сидел, блаженно зажмурившись, пока Крысолов не спеша доедал мясо. Он посматривал на нищего, пытаясь оценить, что за человек перед ним. Обноски, запах… Но говорит не так, как простолюдин, а грамотно. Крысолов пригляделся внимательнее и тут заметил, что кое-что изменилось в облике нищего. «Занятно, занятно…»
– В вашем городе прекрасные лекари, – заметил он, жуя. – Они могли бы зарабатывать огромные деньги своим искусством.
Старик открыл глаза и вопросительно уставился на него.
– Еще утром ты был весь в язвах, а теперь чудесным образом излечился, – пояснил свою мысль Крысолов, указывая пальцем на кожу нищего, на которой не было больше ни отвратительных струпьев, ни ран. – Не удивительно ли это? Вряд ли ты смог заплатить за лечение много денег, ведь ты небогат. Значит, любой может последовать твоему примеру и стать здоровым! А если божественный дар целителя коснулся лишь тебя, похоже, мы лицезреем истинное чудо, долженствующее укрепить в вере всех сомневающихся. Так, может, о твоем исцелении следует рассказать святым отцам Хамельна, чтобы они приняли меры?
Он постарался, чтобы последние слова не прозвучали угрожающе, но старик все равно дернулся и вжался в стену. Самоуверенность в один миг слетела с него, как шелуха с луковицы. Испуганные глазки обежали комнату и остановились на двери, но для того, чтобы добежать до нее, ему нужно было проскочить мимо сидящего на стуле хозяина комнаты.
– Успокойся, – мирно сказал Крысолов, обгладывая последнюю кость. – Если ты не хочешь, чтобы об этом стало известно, я никому не скажу.
Он отодвинул поднос, погладил Ушастого, забравшегося к нему в рукав, и подвинул стул ближе к старику:
– А теперь вспоминай, когда в Хамельне появилась черная напасть и что случилось потом.
Слушая рассказ нищего, он становился все мрачнее и мрачнее. Да, все началось так, как должно было начаться. В прошлом месяце епископ прослышал о том, что в соседнем городе прошел суд над тремя свиньями, осмелившимися хрюкнуть в присутствии священнослужителя и тем самым выразить неуважение к Церкви. Животных, в которых вселились бесы, живьем закопали в землю, а их хозяина хотели повесить, но в конце концов тот сумел откупиться, и дело закончилось поркой.
– После этого в Хамельне были пойманы два кота, пытавшихся перегрызть веревку главного колокола в соборе. Возможно, и не пытавшихся, а лишь пробегавших мимо, но разве это важно? Наш епископ, прекрасный человек, да продлит господь его лета, – говорил старик, морща нос так, что вздергивалась верхняя губа, – решил, что проявлял пагубное мягкосердечие по отношению к тем, кто носит в себе нечистого, и объявил на всю округу, что отныне будет тверд в борьбе. Животные хотели посрамить служителей собора, а ты понимаешь, добрый господин, где оскорбление одного служителя, там и оскорбление всей церкви, и господа бога нашего. – Он торопливо перекрестился. – Да спасут нас заступники!
Крысолов мрачно кивал, уже поняв, что последует дальше, и оказался прав.
Нечестивые животные по решению Церкви должны были быть уничтожены. Приговор вынесли не очень суровый, как сказал старик. Черных и дымчатых предписывалось ошпарить и разрубить на части, а прочих сварить живьем. Епископ произнес проповедь, в которой напомнил, что собаки упомянуты в Библии восемнадцать раз, а кошки – ни единого раза! Что еще могло быть лучшим доказательством дьявольского происхождения этих созданий? Их нечестивое поведение говорит само за себя, но до поры до времени кошки ухитрялись вводить в заблуждение добрых жителей Хамельна. Теперь же, после того, как они были пойманы за попыткой перегрызть веревку колокола, все заблуждения развеялись окончательно.
С черными справились быстро, поскольку их было мало, а с дымчатыми пришлось повозиться. Крысолов знал, что из всех кошек лучшие ловцы и душители крыс – именно дымчатые: они умны, проворны, сообразительны и бесстрашны. В городе жило много дымчатых хвостатых, и хозяева тащили их к котлам на главной площади собора в корзинах или на веревках.
Не все последовали призыву епископа, сказал старик, понизив голос. Нашлись и такие, кто дал котам уйти. Но прочие, коих оказалось большинство, вняли его словам, и вскоре с котами было покончено. В землю перед домами их хозяева зарывали кошачьи хвосты, чтобы уберечь свое жилище от напастей и мора. Кошачий хвост, говорят, очень в этом помогает.
– А что ты сделал со своим? – не удержался от вопроса Крысолов. – Не хвостом, а котом?
Старик поколебался, но все же ответил, сдерживая ухмылку:
– Удивительно, добрый господин, но этот старый одноглазый зверь, такой же больной, как и я, сбежал из нашей развалюхи в лес, едва только соседи начали доносить друг на друга. Не иначе, бес, сидевший в нем, подсказал ему, что нужно делать.
Крысолов одобрительно кивнул.
– И что же было потом?
Спустя весьма короткое время после первой проповеди епископ произнес вторую, где возносил хвалу богонравной прыти жителей Хамельна. Ни одной кошки нельзя было теперь найти во всем городе. Их останки выкинули к берегу Везера.
Крысы пришли именно оттуда. Черная волна прокатилась по дороге, словно отделившийся от реки рукав, рассыпалась перед городом и бросилась под его стены. Крысы атаковали Хамельн как заправская армия, и жители потерпели поражение. Враг вошел в город.
Было сделано все, что положено: Крысиного Короля вызвали на суд, но тот не явился в назначенное время, и потому заседание прошло без него. Крыс приговорили к изгнанию из Хамельна и зачитали вердикт судьи на площади возле собора и на мосту у главных ворот. Горожане побогаче поспешно заказывали сундуки, обитые железом, а те, кто победнее, затыкали щели в погребах. Объедки, которыми были завалены улицы, убирали с утра до вечера по распоряжению бургомистра, хотя епископ противился, поскольку такое поведение свидетельствовало о неверии в силу церковной власти.
