сено.
Лежа рядом с ним, она смотрела вверх и испытывала блаженную радость. Он пришел к ней. Она ему нужна. Девушка повернулась к нему, но тут из дальнего угла раздался шорох. Она чуть не вскрикнула, но вспомнила предупреждение хозяина и сдержалась.
– Здесь, наверное, полно мышей, – проговорила она тихо, улыбаясь.
Данила промолчал. Шорох повторился, но уже с другой стороны. Девушка прижалась к нему поближе, но Данила отстранился от нее, встал на ноги и натянул майку. Поняв, что он собирается уходить, она подняла на него огорченное лицо, но тут третий шорох, совсем рядом, заставил ее вздрогнуть.
– Господи, да сколько же их здесь… – начала она, вглядываясь в темноту, и тут заметила на копне сена, лежащей всего в трех шагах от нее, какое-то шевеление. Девушка наклонилась вперед, рассматривая то, что лежало перед ней, и вдруг увидела лицо. Из сена на нее смотрел человек. Серые глаза моргнули, и, словно проснувшись, она закричала, отпрыгнула, инстинктивно зашарив вокруг рукой, чтобы найти одежду. Но ни вещей, ни одеяла рядом не было. В панике обернувшись к Даниле, она увидела, что он стоит в стороне, около лестницы, и без выражения смотрит ей за спину. Девушка проследила за его взглядом, и глаза ее расширились: от стен, отслаиваясь, словно тени, один за другим отходили Безымянные, поднимались из сена, отряхивая траву, и приближались к ней. Мужчина с серым лицом, на которого она не обращала внимания до сегодняшнего дня, лежал ближе всех. Сейчас он встал и смотрел на нее, не мигая, выцветшими бесцветными глазами.
Как затравленный зверь, оглядывая подходящих к ней людей, девушка метнулась в одну сторону, в другую, потом остановилась на месте. Внезапно до нее со всей остротой дошло, что они были здесь все время. И тогда, когда она сидела одна, привыкая к месту, и тогда, когда пришел Данила, и позже. И все это время ОНИ СМОТРЕЛИ НА НЕЕ! Господи, они смотрели на нее все время, пока они занимались любовью с Данилой, и видели ее целиком, смотрели молча, как звери на охоте. И мужчина, от которого так отвратительно пахло, и женщина, похожая на дохлую ворону, – все они!
По телу девушки пробежала дрожь, она почувствовала, что крыша сарая наклоняется куда-то влево, так же как и фигуры Безымянных. Уже не глядя на людей, безмолвно смыкающих цепь вокруг нее, она повалилась на сено. Его запах ударил ей в нос, но не душистым ароматом сухой травы, а каким-то отвратительным гнилостным духом, и ее стало неудержимо рвать.
Глава 7
С утра у Тимоши начался насморк, поэтому было решено оставить его дома, под присмотром Ольги Степановны. Последнее время та практически каждый день оставалась ночевать в доме Гольц – на первом этаже для нее, так же как и для Мальчика Жоры на втором, была отведена своя комнатка. И Евгения Генриховна уже обсуждала с Эдиком вопрос о повышении ее зарплаты. Учитывая, что новых хлопот у «метрдотеля» прибавилось из-за мальчика, которого Наташа частенько сдавала на ее попечение, оплачивать разницу должен был Эдик. Наташа не возражала: на кухне Тимоша мог провести часа два, совершенно не скучая. Он играл на коврике, пока Ольга Степановна, готовя очередное блюдо, рассказывала ему что-то своим мягким, чуть напевным голосом. Игорь Сергеевич, застав как-то вечером такую сцену, предложил звать ее Ариной Родионовной, но шутка не прижилась.
Сегодня была суббота, и Наташа с Эдиком собирались съездить за покупками: Наташе нужны были ботинки и кое-какая одежда. Вообще-то говоря, обувь на весну у Наташи была, но Эдик объяснил ей, что сапожек должно быть минимум пять пар. Точнее, даже не объяснил, а выразил искреннее недоумение по поводу того, что его жена сама не понимает таких простых вещей.
– Милая моя, ведь ты ездишь не на машине! Со временем, конечно, какую-нибудь тебе купим, только сначала права получи. А по слякоти, по грязи тебе придется менять обувь раз в полдня! Поэтому даже обсуждать мы с тобой не будем, нужна обувь или нет, хорошо? И я сам тебе ее покупаю, из своих денег.
Наташа внутренне улыбнулась. Собственно, именно к тому она и подводила Эдика, когда начала разговор о том, что двух пар стареньких сапожек ей вполне достаточно. На самом деле обувь была нужна – в конце концов, она просто не могла надеть некоторые новые вещи с ношеными, вышедшими из моды сапогами. Правда, сама она ограничилась бы покупкой одной пары практичных ботинок, а остальные деньги потратила бы на что-нибудь другое. А так… что ж, решила она, раз Эдик настаивает – пусть он и платит.
В то время как они мотались по магазинам, придирчиво выбирая модели, Тимоша сидел под кухонным столом, слушая «тетю Олю», и складывал домик из конструктора «Лего».
– Вот возьмут тебя мама с папой, и полетишь ты с ними на большом самолете в страну, которая называется Греция, – рассказывала Ольга Степановна. – Знаешь, как там тепло и хорошо? Даже и не рассказать.
– Как под одеялом?
– Нет, гораздо теплее. И там море есть, ты будешь купаться.
– А я не хочу купаться!
– Ну, значит, будешь на песочке сидеть, куличики лепить. Там песочек мягкий, чистенький, желтенький… И сосны высокие шумят. Сидишь на песочке – а вокруг тебя сосны…
Она замолчала, и Тимоша вылез из-под стола посмотреть, в чем дело. Тетя Оля стояла, не двигаясь, глядя на стену. Он посмотрел туда же: пустая стена, только шкафчики висят с другой стороны.
– Ты куда смотришь? – недовольно спросил он.
Ольга Степановна вздрогнула и чуть не выронила ложку.
– Господи, да никуда я не смотрю! Играй, играй, мой хороший.
Мальчик опять залез под стол и засопел оттуда. Некоторое время в комнате были слышны только постукивания железной колотушки, которой Ольга Степановна отбивала мясо. Наконец из-под стола опять послышался тонкий голосок малыша:
– А знаешь что? Папа с нами не полетит.
– Почему не полетит? – удивилась Ольга Степановна, отложила колотушку и присела на корточки.
Прямо на нее глянули два больших голубых глаза, и она в который раз подумала, что мальчонка на мать ну совсем не похож.
– Потому что папа говорил, что я ему не нужен. И я его с собой не возьму!
– Как не нужен? – ахнула Ольга Степановна. – Ты что такое говоришь? Не мог тебе папа такое сказать! Ты посмотри на себя… – Она схватила мальчика под мышки и подтянула к себе. – Посмотри: вот ручки беленькие. Беленькие?
Тимоша кивнул.
– Вот щечки розовые. Розовые? Вот глазки синие-синие. Вот волосики вьющиеся. Как же такой мальчик может быть не нужен? Да он всем нужен!
Он чмокнула ребенка в макушку, нежно пахнущую ромашковым шампунем, и покачала головой. Ай да Эдик! Надо ж было додуматься – при детке сказать такую плохую вещь.
– А хочешь, а тебе один секретик скажу? – прошептал Тимоша ей на ухо.
– Хочу, – тоже шепотом ответила она.
– Только ты никому не говори, а то это секрет! А если скажешь, я с тобой больше играть не буду.
– Хорошо, никому не скажу, – пообещала Ольга Степановна, наклоняясь к мальчику.
Он помолчал, потом прижал губы к ее уху так близко, что у нее мурашки побежали по коже от щекотки, и прошептал:
– А папа мне на самом деле не родной. Меня другой папа родил с моей мамой.
Ольга Степановна отодвинулась и, открыв рот, посмотрела на Тимофея.
– Господи, а ты откуда это знаешь? – выдавила она.
– Папа на маму кричал, а я слышал. А потом мы с мамой уехали. Вот. Только ты никому не говори – ты обещала. Я бабушке с дедушкой один раз сказал, а они ругаться начали. Ты не будешь ругаться?
– Боженька святый, да за что ж на тебя ругаться, ягодка ты моя! – крепко обняв Тимошу, Ольга Степановна прижала его к себе и начала торопливо гладить по головке. – Мальчик мой чудесный, лапушка моя, крохотка моя ненаглядная, как же на тебя можно ругаться!
Она еще бормотала что-то ласковое, пока Тимоша, доверчиво прижавшись, сидел у нее на коленях, но в голове у нее крутилось другое. «Так, значит, он про отца своего говорил, а вовсе не про Эдика нашего!
