– Вызови врача, – собрав все силы, приказал Данила. Сознание его прояснилось, и теперь он знал, что нужно делать. Этот Безымянный был слаб и безволен и остался таким даже после Посвящения. Данила совладал бы с ним, но он напал так внезапно. – Вызови врача, – повторил он, – а сам можешь бежать. Темнота в тебе взяла верх, но я тебя прощаю. И бог простит тебя.
Каждое слово давалось Даниле с трудом, правый бок невыносимо болел, а левый словно онемел. Он покосился вниз. С края куртки стекали на пол капли темной крови, сливаясь в небольшую густую лужицу.
– Побыстрей, и ты еще сможешь заслужить прощение, – произнес Данила почти шепотом. Но он знал, что человек, сидящий перед ним на корточках, его прекрасно слышит.
– Прощение… – протянул тот, внимательно глядя на Учителя. – Нет, Данила, не видать мне прощения. Я тех девочек каждую ночь вижу, все прощение пытаюсь у них вымолить, а они его не дают. Понимаешь? Не хотят меня прощать.
Мужчина опять как бы всхлипнул и поднял руку. В солнечных лучах блеснуло длинное широкое лезвие.
– А ты… ты иди к ним, иди, – неожиданно спокойно проговорил он. – Попроси у них прощения сам. У всех.
Данила попытался заслониться, но не успел. Лезвие вошло в левый бок, и он закричал от страшной боли.
– Смотри-ка… ты все не умираешь… – донесся до него шепот. – Правильно, дьявол – он живучий. Живучий…
Данила почувствовал, как его переворачивают на спину, как горячая рука хватает его за подбородок и тянет зачем-то вверх.
Мужчина перекрестился рукой с ножом, глядя на солнце за окном.
– Господи, прости, – прошептал он. – Не могу больше… Прости.
Потом наклонился и резко провел ножом по горлу Данилы.
Глава 15
– Эдуард, откуда он взялся? Вы его знали? – спросил Макар, глядя на Эдика.
Они сидели после похорон в гостиной. Все зеркала в доме были занавешены, цветы убраны, но здесь, в гостиной, не было ни зеркал, ни пустых ваз, и на секунду можно было представить, что ничего не случилось за последний месяц. Что в массивном кресле сейчас появится Игорь Сергеевич Бобров, а на диван присядет, исключительно прямо держа спину, Евгения Генриховна. Но на диване сидели Наташа с Эдиком, держась за руки, а в креслах расположились Бабкин с Илюшиным. Алла Дмитриевна и ее супруг исчезли куда-то сразу после поминок, Мальчик Жора, как и Ольга Степановна, не появлялись даже на похоронах. Тимошу Наташа с утра отвела в садик, и сейчас во всем особняке были они одни.
– Так вы его знали?
Макар подумал, что Эдуард Гольц держится неплохо после такого удара, как смерть матери. Хотя еще вопрос, что его потрясло больше – то, что она погибла, или то, что похитила его сына. То есть не сына, а племянника. Хотя в тот момент вообще-то сына…
– Знал, – вздохнув, ответил Эдик. – Это очень давняя история. Когда-то у мамы была подруга, Ирина Волейчук, а у той был сын. Борис попал служить в Афганистан и вернулся оттуда… вернулся конченым человеком. Тетя Ира показывала его психиатрам, ему прописывали какие-то лекарства, но ничего не менялось. Она как-то раз говорила, когда была у нас в гостях, что Боря стал пустой внутри. Да, я хорошо запомнил, так и сказала – что он стал пустой внутри. Тетя Ира думала, что хуже уже быть ничего не может, но потом Борис сел на иглу, и у нее в доме начался кромешный ад. Вы представляете себе бывшего афганца, который стал наркоманом?
Макар с Сергеем синхронно кивнули – они представляли.
– Тетя Ира снова пыталась его лечить, и опять без всякого результата. Тогда подключилась мама – нашла хорошую клинику, оплатила лечение, и он вышел оттуда совершенно другим. Правда, тетю Иру предупредили: от всего предыдущего лечения – а Борис много по больницам лежал, и в психиатрической тоже – у него в голове произошли необратимые изменения. Честно говоря, я никаких изменений не заметил, он всегда был молчаливый и какой-то странный. Но он все стал воспринимать на веру. Однажды тетя Ира ему сказала, что он матери моей должен быть по гроб жизни обязан, – так он каждый раз, когда она приезжала, глаз с нее не спускал. Просто сидел молча, ничего не говорил – только смотрел. Но все, что мама просила, делал. Сразу же, как собачка. А через несколько лет тетя Ира заболела и умерла, причем очень быстро. Борис остался один, и тут выяснилось, что он один не может – нужно, чтобы его кто-то направлял. Понимаете? Он даже за квартиру по счетам не мог платить, да и нечем было. Тогда мама ему помогла: отправила в дом деревенский, который еще родителям тети Иры принадлежал, а квартиру его стала сдавать. Вот на те деньги он и жил. Я его не видел много лет и даже не знал, что мама с ним какие-то отношения поддерживает. Думал, он сам постепенно научился жить. Как выяснилось, ошибся. Что с ним будет?
– Не знаю, – пожал печами Макар. – Наверное, ничего хорошего.
– Но как вы поняли, что… – Эдик запнулся, потом справился с собой и продолжил: – Что Тима похитила мама?
Макар с Бабкиным переглянулись.
– Мы до последнего не были уверены, – признался Сергей. – Все стало окончательно понятно, только когда ваша мама бросилась к машине. Но вообще-то мы шли методом исключения. Степан Затрава не подходил – кстати, не он убил Илону, – и в любом случае от него пришли бы какие-то требования. Я подозревал жену вашего дяди…
– Аллу Дмитриевну, – подсказал Эдик.
– Да, ее. Или ее супруга. Но у них совершенно не было мотива, чтобы похищать ребенка.
– А у мамы был.
– Да, – подтвердил Бабкин, – у вашей мамы был. Правда, пока мы догадались, что это может быть мотивом, прошло слишком много времени. Она считала мальчика Знаком. И Знаком плохим.
– А я-то, наивный, думал, что мама даже начинает к Тиму привязываться, – горько усмехнулся Эдик.
– Нет, она не привязывалась, – покачал головой Макар. – Думаю, в последнее время она очень плохо себя чувствовала: сначала возникли проблемы с бизнесом, причем серьезные, потом в доме убили девушку… К тому же у нее перед глазами постоянно был такой серьезный раздражитель. Извините, Наталья Ивановна, что я так говорю о Тимоше, но это правда.
– Я понимаю. И глупо, что мы сами ничего не замечали. – Наташа задумалась ненадолго. – Знаете, как- то раз нас с Тимом испугала машина… Точнее, не нас, а меня. Мы с ним возвращались из садика, и мне показалось, что на нас кто-то смотрит и хочет сделать что-то плохое.
– Ты мне не рассказывала, – насторожился Эдик.
– Да теперь-то уж дело прошлое, – махнула рукой Наташа. – А тогда я бросилась бежать от какой-то машины, потому что подумала, что она нас хочет задавить. Большая такая машина, джип, кажется. Водитель на меня посмотрел как на круглую дуру. Да я и сама так про себя подумала. А сейчас мне кажется, что я тогда была права.
– Только на тебя смотрела из сада мама, да? – поморщился Эдик.
Наташа кивнула, виновато глядя на мужа.
– Или из окна, – вздохнула она. – В общем, если бы я себе самой больше доверяла, то мы с тобой, Эдя, не занимались бы таким самообманом.
– Не думаю, – возразил ей Макар. – В смысле, не думаю, что вы смогли бы понять, чего хотела ваша свекровь. Евгения Генриховна свои чувства тщательно скрывала, но она больше не могла видеть вашего сына. Зла ему не хотела, а просто желала, чтобы его не было. Предложила отправить его к знакомым, но вы, Эдуард, отказались, что стало последней каплей. Ей, видимо, было очень плохо, если она пошла на такой шаг. А главное, совершенно непонятно, что она собиралась делать дальше. Уже одно это доказывает, как плохо ваша мать себя чувствовала, ведь госпожа Гольц, насколько мне известно, всегда просчитывала все на два шага вперед. А здесь ей было неважно, что будет дальше, – важно, чтобы сейчас жизнь хоть на какое-то время вошла в обычную колею. В конце концов, она в любой момент могла попросить Бориса
