– Спокойной ночи, – сдавленным голосом пробормотала Полина.
Она собиралась уйти. Как вдруг крепкие пальцы бережно обняли ее руку чуть повыше локтя.
– Простите, – мягко сказал Василий, не отпуская ее. – Я не хотел вас пугать. Думал, это один из них.
Полина изумленно взглянула на него. От неожиданности даже слезы высохли.
– Не сердитесь на меня, – добавил Василий. – Пожалуйста.
Она кивнула и вытерла глаза.
– Я сама виновата. Выскочила на вас…
Василий отпустил ее. Кожа сохранила ощущение тепла его пальцев.
А потом до Полины дошел смысл всей фразы.
– «Один из них»? Вы про гостей?
– Про кого же еще?
Он оглянулся на лестницу и завел Полину в столовую. Усадил на стул и сел рядом. Зеленые глаза заблестели в темноте.
– Теперь объясните мне, зачем вы тут прятались?
– Я не пряталась, – обиделась Полина. – Я выслеживала! Мне показалось, что кто-то ходит по дому.
– Значит, мы выслеживали друг друга. Поздравляю. В библиотеке – это вы были?
– Я.
– Понятно… – Василий потер подбородок. – И в столовой тоже вы, как мы выяснили.
– И в столовой, – со вздохом подтвердила Полина.
– И в галерее.
– В галерее?
Водитель пристально посмотрел на нее.
– В галерее, – раздельно повторил он. – Вы были там минут десять назад?
– Не была, – открестилась Полина. – Вы что! Там картины. Я их боюсь.
– Ночью шарахаться по дому не боитесь, а картин боитесь, – рассеянно произнес Василий, думая о чем-то другом.
– А что мне здесь ночью может грозить? – удивилась Полина и не удержалась от шпильки: – Кроме вас, конечно.
И по выражению его лица поняла, что только что сморозила ужасную глупость.
– Насчет вас я пошутила, – торопливо сказал она. – Пожалуйста, не обижайтесь!
Василий покачал головой, и Полина окончательно почувствовала себя непроходимой тупицей.
– Я вас провожу до комнаты.
– Да я, в общем-то, и сама могу дойти, – пробормотала девушка. – Что тут со мной может случиться…
Василий остановился и взглянул на нее.
– У меня фонарик, – добавила Полина. И для убедительности помахала перед его лицом фонариком.
– Это прекрасно, – согласился Василий, уворачиваясь от удара фонарем. – Но мы все-таки пойдем вместе.
Полина отчего-то так обрадовалась, словно ей пообещали не прогулку по дому в компании водителя, а увлекательную поездку на море.
На лестнице она споткнулась. И тут же ее подхватила сильная рука.
– Осторожно, – только и сказал Василий.
Но до конца лестницы уже не отпускал ее. Полина испытала разочарование, когда ступеньки закончились и водитель отстранился.
Возле комнаты Ирмы из-под двери пробивалась слабая полоска света.
– Художница не спит, – шепотом сказала Полина.
– И не только она. Не выходите сегодня ночью больше из комнаты.
– Вам бы писать диалоги к фильмам о вампирах!
– А вам бы играть жертву, которую съедают в первые десять минут.
И, не дав Полине возразить, сдержанно добавил:
– К Анжею приезжают разные люди. Будьте осмотрительнее.
На следующее утро оказалось, что ветер не прошел бесследно. Сломалась толстая ветка одной из лип. Она свалилась на клумбу и раздавила половину тюльпанов Армена. А в оранжерее треснуло стекло, и пришлось срочно заказывать новое.
Поэтому Василий и Полина выехали на рынок с получасовым опозданием. Девушка на ходу дописывала пункты в список покупок. Номером первым в нем стояли артишоки. Она представляла, как обрадуется Ирма, и улыбалась.
Они ехали к большому овощному рынку. Василий не отрывал взгляда от дороги. Время от времени он посматривал в заднее зеркало, но никто не следовал за ними.
Сегодня водитель был на редкость неприветлив и хмур. Полина попробовала узнать, в чем причина. Но получила в ответ резкое:
– Простите, я не разговариваю за рулем.
Девушка почувствовала себя так, словно ей дали пощечину.
Значит, утро все расставило по своим местам. Василий точно так же не желает общаться с ней, как и в первый день ее работы.
Это было тем более обидно, что Полина знала: с Ковальским они прекрасно болтают в машине. «Не разговариваю за рулем» относилось только к ней. Оно означало: «Я не разговариваю именно с вами».
Хорошее настроение исчезло, как будто ее окатили грязной водой.
Десять минут прошло в гнетущем молчании. В Полине поднималась горькая обида, как вода во время прилива. И наконец затопила ее целиком.
– Что бы я ни делала, это бесполезно, – ровным голосом сказала она, глядя перед собой. – Вы по- прежнему терпеть меня не можете. И не даете себе труда это скрывать.
Водитель не шелохнулся.
– Знаете, – продолжала Полина, – когда-то мне казалось, что любовь можно заслужить. Пусть не любовь, хотя бы симпатию. Если быть хорошей и вести себя хорошо, то к тебе и будут хорошо относиться. Но все это чушь, Вася. Не будут. Вы подтверждаете это правило.
Водитель не ответил. Каменное изваяние индейца «Молчаливый Лосось» – и то могло бы проявить больше отзывчивости.
Полина и не ждала ответа. Ее душила горечь. Она сама не понимала, почему именно в этот раз ее так жестоко задел его тон.
Может быть, потому, что она решила, будто что-то сдвинулось с мертвой точки. Ночью, когда Василий проводил ее до комнаты, ей даже показалось, что он беспокоится за нее. И душу переполнило ликование.
Честно говоря, Полина страшно боялась, что в конце концов антипатия Василия пересилит хорошее отношение Анжея, и ее уволят. Она вернется обратно, в комнатку размером с гроб. Все начнется сначала: трубы, закопченные стекла и окошко в английский сад на экране монитора – напоминание о том, что она потеряла во второй раз.
Засыпая, она впервые подумала, что, может быть, ей пора перестать бояться. Может быть, ее приняли? Признали?
И тем сильнее был полученный удар.
– Я могу быть отличной экономкой! Но это ничего не изменит. Вы настолько не желаете пускать меня в ваш прекрасный дом, что я чувствую себя нищенкой, просящей подаяние.
Она замолчала.
Дорога привела их к полноводной реке, над которой протянулся длинный мост на сваях. Это место Полина недолюбливала: ограждение моста казалось ей слишком хлипким. И сам мост был каким-то запущенным, разбитым, словно его не ремонтировали с войны. Но отсюда хорошо было любоваться
