резинки, приготовившись, видимо, к серьезному разговору.
— Вы обратили внимание, Дант, на слова «черный свет»? Б них заключен большой смысл. Нечаянное расстройство вашей памяти приблизило нас к великому открытию. Что нам было известно до сих пор о черном свете? Только то, что это отрицательная энергия, или, точнее, энергия, противоположная по своему знаку гравитационной, вещественной, которую принято называть положительной. Без черного света вся вселенная утопала бы в белом, поскольку звезд и галактик в ней бесконечно много. Это было известно ученым еще в середине XX века. Вот смотрите, — Горн подошел к пульту и включил огромный настенный экран (получился экран на экране).
Перед Дантом развернулась поражающая воображение картина мироздания — действующая модель вселенной. Сначала в непроглядной тьме клокотал раскаленный сгусток материи. Грандиозность происходящего усиливала музыка, вызывавшая дрожь неистовством низких регистров. Представление об умонепостижимых размерах клокочущего клубка вещества возникало позже, когда он, взорвавшись, образовал мириады брызг — галактик, которые стали разлетаться во все стороны, все ускоряя свое стремительное движение. Вот они достигают скорости света, взрываются и становятся невидимыми, слившись с окружавшим их абсолютным мраком.
— Галактики преодолели световой барьер и превратились в черное, или нейтринное, излучение, — говорит Горн. — Материя изменила свой знак, гравитационная энергия превратилась в черный свет, который заполняет все межгалактическое и межзвездное пространство вселенной.
Потом на экране стал разворачиваться обратный процесс, процесс интеграции: из «ничего», из черного света возникало гравитационное вещество — межзвездная пыль и газ, которые, уплотняясь, образовывают звезды и целые галактики.
— Так происходит круговорот двух мировых энергий, — заметил Горн.
— Значит, формула черного света мало чем должна отличаться от гравитационной формулы материи, справедливой для всей вселенной? — спросил юноша.
— Математические формулы не дают представления об истинной картине бесконечно больших и бесконечно малых миров. В начале нашей эпохи даже гениальные ученые стремились втиснуть вселенную в прокрустово ложе какой-нибудь формулы. Это делалось для удобства мышления, и сами они прекрасно понимали это. А вот некоторые их ученики склонны были воспринимать подобные условности буквально: считали, например, что материя не может двигаться со сверхсветовой скоростью. По этой причине они долго не могли раскрыть тайны гравитации.
Дант поднялся из кресла и в волнении заходил по залу.
— Я так понял вас, что черный свет, или, по старой терминологии, антивещество, пребывает не где- то в бесконечности, а находится вокруг нас?
— Да, и это столь могущественный и неиссякаемый источник энергии, что по сравнению с ним наша ядерная энергия представляется дорогостоящей забавой. Черный свет — без всяких проводов! — будет питать любой город, где бы он ни находился. С его помощью можно передвигать планеты. Он поможет решить две важнейшие проблемы межзвездных полетов — проблему горючего для кораблей и их защиты от метеоров и космической пыли при субсветовых скоростях. Как же ухватиться за него, каким должен быть приемник этой энергии и как управлять ею?
— Уверены ли вы, что черный свет играет решающую роль в суточных изменениях людей планеты двойной звезды?
— По-моему, главную роль здесь играют характер жесткого излучения фиолетового солнца и состав верхних слоев атмосферы их планеты. С помощью черного света они как-то обезвредили это излучение. Но люди той планеты научились использовать его прежде всего как источник энергии, сумели побороть космический холод на другой стороне планеты и тем самым спасти ее атмосферу. Возможно, что они сами повернули свою планету одним полюсом к солнцу, поскольку вращение черной звезды создает им полную картину чередования дня и ночи, не допуская перегрева одной стороны планеты. — Горн сделал паузу и повторил свой вопрос: — Можете ли вы помочь нам раскрыть эту тайну?
— Снова обрести память Сына звезд? — спросил Дант.
Горн кивнул головой.
Дант подошел к Горну и протянул ему руку.
— Как вы могли сомневаться в этом! Даже горжусь, что могу принести пользу науке. Охотно вручаю вам себя. Только позвольте мне сначала увидеть Евиту, я…
— Нельзя, вы рассеете свою память.
Горн выключил экран, включил освещение и внимательно посмотрел на Евиту. Ему показалось, что девушка незаметно вытерла глаза.
— Почему вы не сказали мне об этом раньше?
— Такова была воля вашего друга, — уклончиво ответил ученый. Чувствовалось, что у него были свои особые причины умалчивать о пробуждении Данта. — И потом, откровенно говоря, я не ожидал, что все это займет столько времени.
— Что я должна сделать? — спросила девушка.
Горн оживился и придвинул свое кресло к ней.
— Нам нужно сосредоточить память Данта на встрече с отцом Онико, когда тот увидел тело дочери в ротонде. Возможно, что именно в этот момент между ними происходил разговор об облучении черным светом, а может быть, и само облучение. Сын звезд почему-то упорно избегает этого воспоминания. Может быть, у него есть основание бояться самого упоминания о черном свете, разлучившем его с Онико… Вы мне как-то говорили об одном хорошем вечере, проведенном вместе с Дантом на лесной поляне. Мы сообщим вашим излучателям большую мощность, вы подойдете к Данту и будете настраивать его память этим воспоминанием. — Горн отвел глаза в сторону, заметив смущение Евиты, и поспешил заметить: — Это тоже шаг к Высшей Красоте, Евита.
— Хорошо, — еле слышно сказала девушка, понимая, что ей предстоит демонстрировать свои чувства перед всеми учеными. Потом она вскинула голову, как обычно делала в решительные минуты. — Когда будет сеанс?
— Завтра. За сутки мы сумеем успокоить его нервы. И вам, — ласково добавил Горн, — тоже не мешает отдохнуть. Прогулка на яхте — что может быть лучше! Возьмите мою.
Евита поблагодарила. Лучшим отдыхом она считает прогулку в парке, и, кроме того, ей хотелось побыть одной. Она вышла из здания академии, и снова в лицо ей пахнули теплые запахи смолы. Ее немного раздражала уверенность Горна в том, что вечер на лесной поляне чем-то напоминает встречу в ротонде. Было совсем другое…
На сеанс Евита пришла в легком сером платье, красиво облегавшем ее фигуру, — оно было на ней и в тот памятный вечер, и прическа была та же. Была надета, конечно, и «девичья камея» с цветами тональности ее обладательницы. Этот обычай прошлого сохранился из-за его удобства быстро найти друга с родственной тональностью. Юноши имели на отвороте костюма свой значок. Их носили только до встречи с другом.
Последний раз оглядев себя в зеркале, она надела цереброны и вошла в зал. В полумраке плескались янтарные волны моря. Данта еще не было. Евита подошла к ажурной беседке, расстелила на зеленом песке белый плащ Данта и села на него, — вот так она сидела и тогда, опираясь на отставленную в сторону правую руку. И снова с небывалой яркостью вспомнила она весенний вечер, вспомнила даже запахи лип и перепревших прошлогодних листьев. Они с Дантом шли по аллее парка и говорили обо всем, кроме того, что волновало обоих.
Они были знакомы и раньше, но накануне того вечера она стала совершеннолетней и впервые надела камею. Это было на балу выпускниц женской политехнической школы. Дант учился уже в высшей школе, но на бал пришел и много танцевал. Поздоровавшись с ней, он хотел пройти дальше, но неожиданно остановился, глядя на ее камею. Евите стало почемуто неловко, и она покраснела. Дант шагнул к ней и, улыбнувшись, показал свой значок, отливавший теми же цветами и в том же порядке, как и на камее Евиты. Теперь они оба оглядывались вокруг, как заговорщики, не решаясь встретиться глазами друг с другом. Наконец им стало неуютно на многолюдном и шумном балу, и они покинули его. Они пошли в парк, беспричинно и громко смеялись и не заметили, как углубились в лес. На лужайке, освещенной косыми лучами солнца, они остановились. Дант снял свой белый плащ, расстелил его на траве и прилег. А она
