человека по имени Ясуаки Арима! – безмолвно кричала я. – Это все из-за него. Из-за него!» Киётака рос, и отклонения становились все заметнее и заметнее. А вместе с этим моя ненависть к Вам становилась все яростней и ожесточенней.
Я что-то слишком перевозбудилась. У меня дрожат руки. Пальцы не держат перо. Потрясение, что я испытала при чтении Вашего письма, наложилось на ненависть к Вам, что я питала когда-то. Такую страшную ненависть, что мне самой становилось жутко. Эти чувства настолько переплелись, что я уже сама не могу в себе разобраться. Прошу Вас, простите меня. В самом деле, сегодня лучше не продолжать. Но я все равно напишу еще, даже если Вы не ответите мне. Ну вот, у меня опять потекли слезы… Почему я сегодня все плачу и плачу?… Да что же со мной такое?!.
3 августа
На сей раз Ваш обычно прекрасный почерк подвел Вас. Знаки получились странно неровными, будто рука, выводившая их, мелко дрожала. Это так подействовало на меня, что я просидел в дешевой пивнушке на задворках станции до самого закрытия. Вообще-то я давненько сюда не заглядывал, но на сей раз пил в одиночку, сидя за стойкой бара. Так я уже давненько не напивался. Накачивая себя спиртным, я размышлял о ваших словах. И в самом деле, по логике вещей это я виноват в том, что у Вас родился ребенок с врожденным дефектом. Да, Вы правы. Я презирал самого себя, я насмехался над собой.
На душе было невыносимо скверно. Я размышлял о том, что мой случайный визит в отдел постельных принадлежностей на шестом этаже универмага в Киото, а точнее, еще мой приезд в Майдзуру, когда я, потеряв родителей, попал в семью супругов Огата, связал воедино судьбы слишком многих людей. Это ввергло меня в черную меланхолию. Да, все именно так, как Вы пишете. Как ни крути, а всему причина я. И вот уже десять лет, как я расплачиваюсь за свой грех. Предаваясь этим мрачным мыслям, я не заметил, как перебрал виски. Хозяин пивнушки, парень примерно моих лет, все приставал ко мне с разговорами, но я не отвечал ему. Я смотрел в свой стакан. В этой пивнушке обычно собирается разный сброд: обслуга ближайшего зала игральных автоматов – парни из бывших бандитов, угрюмые рабочие с местного заводика, и прочая шпана – пацаны без определенных занятий, которые срывают случайные деньги, играя на велогонках и лодочных гонках. Но пивнушка, в общем-то, как пивнушка, так что сюда могли бы заходить и люди поприличнее, пропустить стаканчик. Однако таких здесь никогда не бывает, что просто приводит меня в восхищение. Все дымят без передышки, так что хоть топор вешай, парни пристают к молодой жене хозяина (хозяева скрывают свои отношения от посетителей, но я-то сразу догадался, что они супруги), обмениваются похабными шуточками и громко ржут над своими непристойностями. Как правило, все сидят здесь до закрытия заведения.
В своих предыдущих посланиях я уже писал о некоторых женских чертах Юкако Сэо. Помните? Когда однажды в холодный ноябрьский день тот парень швырнул меня в море, следом за мной в воду бросилась Юкако. Потом мы, мокрые, как мыши, отправились к ней домой. Переодевшись в сухое, мы сидели в ее комнатке на втором этаже, греясь у электрической плитки. Тогда она с необычным для четырнадцатилетней девчонки кокетством прижалась ко мне щекой, а потом поцеловала в губы. После описания этой сцены я приписал: «такая прямолинейная смелость с мужчинами была кармической сущностью женщины по имени Юкако Сэо». Теперь в моем затуманенном алкоголем мозгу отчетливо всплыла та самая фраза. Да, написать-то я её написал, но что же все-таки я имел в виду, назвав это «кармической сущностью»? Я долго раздумывал над этой фразой. Я всем своим существом ощущал прикосновение тела Юкако. В какой-то момент мне показалось, что я начал смутно понимать сущность того ореола, ауры, что накрепко прилепилась к моему «двойнику», к моему второму «я», наблюдавшему за моим умирающим телом. Не только все совершенные мной поступки, но даже не воплотившиеся в реальные действия ненависть, гнев, любовь и жалость, глупость и прочие чувства и ощущения материализовались и, переплетясь, впечатались в мою Жизнь, превратившись в некое несмываемое клеймо, что прилипло ко мне, перешедшему в мир Смерти. Я подумал, что эта мысль имеет явную связь со словом «карма», мелькнувшим в моем мозгу, когда я вспомнил о Юкако. Не знаю, откуда взялась эта уверенность, но мне действительно показалось, что тут определенно есть нечто общее, какая-то точка соприкосновения. Но я все больше хмелел, фиолетовый свет дешевой лампы слился с бутылками виски, стоявшими рядами на полке, и все завертелось у меня перед глазами. Мне стало трудно дышать. Не знаю, сколько потом прошло времени. Я очнулся оттого, что кто-то сзади тряс меня за плечо. Я с трудом повернул неподъемную голову. Передо мной стояла женщина. Это была Рэйко – женщина, с которой я сейчас живу. Обеспокоенная моим долгим отсутствием, она решила зайти за мной. Рэйко, кажется, расплачивалась с хозяином пивнушки, а я, пошатываясь, добрел до двери, распахнул ее, вышел на улицу и поплелся вперед. У обочины дороги стояла собака. У меня промелькнула мысль, что я хуже этой собаки. Меня все обгоняли и обгоняли группки людей, высыпавшихся из последней электрички. Потом все куда-то разбрелись, толпа рассеялась. Любой человек, когда ни возьми, лучше меня, размышлял я. Мне вспомнилось, как я наблюдал за Вами и Вашим сыном со второго этажа гостиницы в Дзао. А я – я словно старый рваный башмак, который выбросили в сточную канаву… Рэйко молча шла следом, на некотором расстоянии. Я был так пьян, что едва ворочал языком, однако что-то еще соображал. Но потом мне стало совсем плохо. И я согнулся пополам, едва не уткнувшись лицом в грязь. Меня вывернуло прямо на дорогу. Рэйко погладила меня по спине и сказала, что дома протрет меня холодным мокрым полотенцем. Я ответил, что ненавижу ее, и, стряхнув с себя ее руку, со злобой высказал Рэйко все, что я думал. «Да тебе просто доставляет мазохистское удовольствие тратить себя на такого подонка, как я! – орал я. – Тоже, нашлась доброхотка, притащилась за мной в пивнушку, изображает, будто волнуется. Хозяину заплатила, а я тебя не просил! Плетешься на расстоянии, изображаешь, будто я сам по себе, а ты – сама по себе, да? Только я не пойму, что ты тут корчишь, ради чего этот спектакль? Все это липа, для себя же стараешься! И сблевал-то я как по заказу, специально на радость тебе, чтобы доставить тебе удовольствие! Так что можешь гладить теперь меня по спине и плести, что протрешь меня полотенцем, когда мы вернемся домой. Хочешь показать, какая ты добренькая? Но только знай – я все равно тебя терпеть не могу! Ну ни капельки не люблю! Можешь прямо сейчас отвалить – мне от этого не холодно и не жарко!»
Рэйко только растерянно смотрела на меня. Выражение у нее при этом было простодушное и в то же время какое-то жалкое и растерянное, как у ребенка, которого незаслуженно распекает учитель, хотя он не сделал ничего дурного. А потом сказала таким безучастным тоном, что меня всего передернуло: «А я и не думала, что ты на мне женишься…» Я даже несколько растерялся, однако закончил: «Вот и прекрасно. Завтра же от тебя съеду!»
Рэйко двадцать восемь, мы познакомились год назад. Я был у нее первым мужчиной. До двадцати семи Рэйко оставалась девственницей: после окончания школы высшей ступени она поступила на работу в большой супермаркет и так и трудится там до сих пор – каждый день, кроме выходных, стоит за кассой и пробивает чеки на товары, которые приобрели покупатели. И так уже почти десять лет. Сейчас ее единственная радость и развлечение – вытащить меня в свой выходной, в четверг, куда-нибудь на «пикник» со скромным завтраком, который она заранее укладывает в коробочку. Она не увлекается кулинарией и не готовит изысканных блюд, не мечтает, накопив денег, съездить на Гавайи или Гуам, не тратится на тряпки. Она такая маленькая, беленькая, как ребенок, глаза круглые, и все еще какие-то чистые, как у девочек- подростков. Рэйко немногословна, болтать не любит настолько, что порой ее молчание даже выводит меня из себя. В общем, это, пожалуй, ее единственное достоинство, а больше и добавить нечего. У них в семье шестеро детей, Рэйко – вторая. Старшая сестра обзавелась семьей, но муж получает скромную зарплату, так что она ведет скромный образ жизни. Два младших брата после окончания средней школы не пожелали учиться дальше, работать тоже не пошли. Болтаются где-то по нескольку месяцев, потом заявляются домой, крадут у родителей деньги – и снова исчезают. В общем, надежды на них никакой. Две младших сестренки все еще учатся в школе старшей ступени, но на занятия почти не ходят: намалюются, как куклы, – и давай болтаться по всяким увеселительным заведениям. Отец был когда-то плотником, но повредил себе спину и стал практически нетрудоспособным. Это произошло лет тринадцать назад, так что с тех пор семья
