Кочевники без числа. Беглецы и преступники. Жители степей и случайные встречные: безмолвные боринатчи, огромными скачками несущиеся вровень с поездом, даже одинокий гаруда, спустившийся с небес и назначенный командиром над крикливыми вирмами. Железный Совет принимает всех.
Крутые беспределы и храбрецы боринатчи, заключив неправдоподобное перемирие, с угловатой грацией проносятся вдоль поезда, окружают его со всех сторон. «Это наша защита, — думает Иуда. — Они пришли, чтобы пожелать нам удачи. И помочь».
Еще трижды случаются молниеносные кровопролитные нападения охотников за головами. Стрелки скрываются прежде, чем беглецы успевают отомстить.
— Это ничего, — говорит Узман Иуде. — К нам приходит больше народу, чем они убивают.
Ночью, в свете прожекторов, он выступает перед толпой. Ани-Гари поддерживает его, и, хотя кочегары и машинисты жалуются, что запасы угля убывают с каждым днем, хотя рабочие выбиваются из сил, Совет решает ускорить продвижение. Теперь пути кладут ночью и днем. Мужчины и женщины, бесчувственные от усталости, видят сны между двумя взмахами молота.
Железная дорога пожирает милю за милей. В темноте скалы шарахаются от движущихся паровозных огней, точно пытаясь убежать. Насекомые и твари размером с насекомых своими телами выбивают ритм на стеклах фонарей, вспыхивая крохотными факелами, когда попадают внутрь. Цепь тусклых огней — поезд — растянулась на ночной равнине.
Ландшафт вокруг навевает тревогу. Совет в напряжении. Новички становятся козлами отпущения, их обвиняют в шпионаже. Сердитый, обезумевший от страха мужик едва не забивает одного новичка- беспредела насмерть, но Иуда и еще несколько человек вмешиваются и сначала уговорами, а потом кулаками убеждают его отпустить жертву. Однако никому не приходит в голову, что мужик-то, может, прав и среди них есть шпионы.
На краю равнины возникает то, что они ищут. Горы дымного камня. Их неподвижные силуэты сначала видны нечетко, потом яснее. Выслан отряд — проложить тропу сквозь твердый туман.
Вечный поезд превращается в крепость. Его деформированная орудийная башня щеголяет новыми железными заплатами. Никто не ходит без дубинки, многие заостряют их и превращают в копья с каменными наконечниками, приделывая к древку петли. У многих ружья — примитивные и нестандартные. Совет ждет.
Тварь внутри Иуды заворочалась снова, и он знает, что, хотя время еще не пришло, скоро ему предстоит покинуть Совет.
Поезд идет мимо отрогов дымных гор. Пейзаж становится похож на тревожный сон: повсюду твердые, как базальт, клубы застывшего дыма и сгустившихся облаков, по которым шныряют выносливые горные твари. Кое-где стоят каменные плюмажи и фонтаны: это гейзеры, застывшие в момент извержения. Железная дорога проходит мимо них, через сольфатары[8] вырвавшихся наружу газов.
Землекопы Железного Совета взрывами проложили проход. Вот почему изящные силуэты застывшего дыма соседствуют с грубой простотой рваных краев.
Чаще всего попадаются волны камня, но есть и слегка спиралевидные колонны, вершины которых напоминают жгутики: здесь газ вырывался наружу при очень спокойной погоде. Поезд ныряет в арки, образованные порывами ветра, которые приподнимали расплавленный камень над землей.
Дорога ползет вперед, пути кладут и поднимают снова. Прекрасный и неземной пейзаж лишает покоя. В любую минуту под ногами может открыться провал, а вырвавшийся из него туман заполнить легкие — и человек будет умирать в неподвижной агонии. Никто не разводит огонь, не варит еду. Лишь внезапными рывками движется вперед поезд, стараясь побыстрее оставить позади дым из своих труб: он не должен отвлекать. Иуда ждет, готовый выпустить воздушного голема. Любой камень, который пробыл скалой час или тысячу лет, может внезапно снова превратиться в дым.
На горизонте появляется армия на переделанных лошадях, верблюдах, паровых драндулетах, скрипящих множеством колес. Не нарушая строя, войско вступает на территорию дымных гор. Вирмы Железного Совета выслеживают их, летая выше, чем может доплюнуть самый опасный гейзер.
Землекопы борются с причудливыми неровностями. Непривычные к капризам ландшафта, они тревожно осматриваются: не задето ли устье какого-нибудь дымного колодца??
Другие бригады кладут в ямы огромные заряды и присыпают их фунтом, а руководит ими ползающая геоэмпатка. В примитивном экстатическом трансе она лижет языком землю, чавкая, как зверь. Ее дар не так уж велик или ярко выражен, и проникновение в тайны земных глубин обессиливает ее, низводя до животного состояния.
В ложбинах между грядами каменного дыма, затвердевшего по направлению ветра, Совет возводит баррикады. В миле от них дымят паровозы вечного поезда, рабочие снимают и кладут рельсы. Анн-Гари и Узман остались там, а Иуда, Толстоног и сотни других устраивают засаду.
Им уже хорошо видно приближающееся войско. Иуда опустошен своими приготовлениями. Он так устал, что сны в его сознании мешаются с явью. Он должен как можно скорее вернуться к Совету, защитить товарищей. Он устроил ловушку на предохранительной решетке и объяснил, как привести ее в действие при появлении песчаного тумана, но без его руководства воздушный голем скоро распадется.
— Наверняка будут и другие нападения, — повторяет он вслед за остальными. — Нью-Кробюзон явно не будет сражаться лишь на одном фронте. Но сейчас думать об этом некогда: нападающие уже совсем близко; и, не дожидаясь, пока первый залп их пушек сметет укрепления, Железный Совет бросается в атаку.
Вирмы, молотя по воздуху толстыми кожистыми крыльями, уворачиваются от выстрелов и сбрасывают глиняные гранаты. Пули находят их в полете.
Взрываются бомбочки, начиненные всем, что только нашлось у Совета: порохом, обломками инструментов вместо шрапнели, бутылками с самодельной кислотой, вонючими магическими веществами, маслом. Нефть и едкие щелочи Растекаются вокруг, горячий дым застилает поле боя, милиционеры ломают строй и тут же перестраиваются, их шеренга снова подается под вторым натиском вирмов. Яркое солнце внезапно кажется Иуде очень холодным.
— Уже скоро, — бормочет он, слыша свой голос. — Не так много времени нужно.
Приставив к глазам бинокль, он подается вперед. Вирмы, отбомбившись, гадят на врагов, выражая тем самым свое презрение к ним. И вот один прошит пулями: это Авватри, свирепый самец, с которым Иуда знаком лишь шапочно, получает полный заряд свинца и долетает до земли больше похожим на тряпку, чем на крылатое существо.
Повстанцы стреляют из арбалетов, сделанных в мастерских Совета. Они взрывают приготовленные заранее заряды и обрушивают на головы атакующих камнепады. Иуда знает, что исход этого боя зависит от него. Он встает и выпрямляется во весь рост на краю укрепления. Провода тянутся от него в две стороны, к батарее и к трансформатору. От собственной храбрости его бросает в дрожь.
Мужчины и женщины в укрытии за его спиной — все, у кого есть хоть малейшие способности к колдовству, — делают надрезы на руках и туго перематывают их проводом Механизм, который соединяет их, груб, собран из подручных материалов и потому требует не условного, а весьма обильного кровопускания.
— Давай! — кричит Иуда.
Шон заталкивает разъемы в гнезда, мотор воет, и все помощники Иуды начинают шататься — силы выкачиваются из них и направляются к зажимам на Иудиной груди.
Звук, который издает Иуда, невозможно описать. Кожа на его теле натягивается и вибрирует, словно кто-то тычет в него пальцами. Из праха поднимаются люди. Они преграждают дорогу армии. С Иуды льется пот. Его рвет. Он двигает руками. Люди — големы — с тяжким топотом шагают вперед.
Их десятка два, а может, больше. Они крупнее настоящих людей. Сделанные заранее, они ждали в засаде. Они идут к нью-кробюзонским милиционерам. Иуду трясет. Самые слабые из его помощников уже отключились. На его теле выступает кровавый пот.
