обсуждения — и при этом не вызвать подозрений у графа.
— А у вас, ваша светлость, есть опыт в этом деле? — спросил я, не в состоянии сдержать слабую дрожь в голосе. Я заметил, как доктор Фрейд взглянул на меня, потом на Малковича.
— Нет, никакого, — ответил граф Вильгельм. — Боюсь, что меня этот вопрос никогда не интересовал. Видите ли, это все для Адельмы.
— Для Адельмы?
— Точно! Существует одна вещь, которую она все эти годы хотела узнать, но не имела возможности…
Я с некоторым облегчением понял, что, скорее всего, речь идет не о сексе.
— …и это большой стыд, джентльмены, я открыто признаю. Адельма всегда была беспокойной девочкой, вечно тосковала и жаждала чего-то, чего сама не могла описать — все время напряженная, ищущая, высматривающая, никогда не удовлетворенная. Думаю, именно поэтому она столь неразборчива. Быть может, это психическое заболевание, доктор Фрейд?
Теперь пришла очередь доктора Фрейда чувствовать себя неуютно. Похожий на медленную, коварную рептилию, он слегка поерзал в своем огромном барочном кресле, поморгал слезящимися глазами за сверкающей оправой пенсне. Потом открыл рот, чтобы заговорить, но тут, к нашему общему удивлению, задремавший, как я думал, Малкович, нарушил молчание.
— Я бы не назвал это болезнью, граф, — произнес он. — Скорее даром, если мне позволят высказать мое мнение.
— Продолжайте же, мой дорогой друг! — восхищенно воскликнул граф Вильгельм. — И как же, по вашему мнению, Адельмин беспокойный поиск Бог знает чего может вдруг обернуться Даром?
Малкович прочистил горло.
— Значит, так, — начал он. — Если вы удовлетворены тем, что имеете…
— Да?
— …значит, вам незачем желать чего-то, чего у вас нет, правильно?
— И?
— И если вы не желаете того, чего у вас нет, значит, у вас с тем же успехом может ничего и не быть, верно?
Доктор Фрейд закашлялся. Или задохнулся, я точно не уверен.
— Кто не хочет ничего? — продолжал Малкович, победоносно размахивая рукой, ни дать ни взять — крайне талантливый логик, только что выведший запутанный, лишь посвященным понятный силлогизм[21]. — Никто! Никто не хочет ничего, потому что все хотят чего-то. Это дар маленькой Адельмы, понимаете ли: она знает, что хочет чего-то… просто не знает, чего именно.
Граф Вильгельм замер с отвисшей челюстью, тонкая ниточка слюны поблескивала на первом из его многочисленных подбородков. Затем он хлопнул упитанной рукой по ещё более упитанному бедру.
— Господи, Малкович, похоже, вы попали прямо в точку! — воскликнул он.
К моему великому, если не сказать больше, изумлению, граф принял доморощенную болтовню Малковича за глубокое откровение.
— Да, действительно, вы с предельной точностью описали проблему! Скажите, вы философ?
Малкович покраснел и скромно пожал плечами.
— Ну, в своё время меня так называли, — пробормотал он. — Конечно же, я нигде специально не учился.
— Старина, вам необходимо встретиться с нашим профессором Бэнгсом! За время пребывания у нас вы почти наверняка встретитесь с ним!
— Малкович, — вмешался доктор Фрейд, — получил особые полномочия от Министерства внутренней безопасности!
— О, — выдохнул граф Вильгельм. — Это, возможно, все объясняет. Вот почему завтрашний вечер так важен для Адельмы, — повернувшись ко мне, продолжил он. — В, бесспорно, неуклюжей, но страстной отеческой попытке облегчить ее беспокойное существование я предположил, что, быть может, именно эту вещь она и ищет, прекрасный ответ на ее бесконечные поиски. Только опытный в этом человек, объяснил я, принесет ей полное и окончательное удовлетворение.
— В чем именно? — спросил Малкович, доставив мне ни с чем не сравнимое облегчение.
— Как! — слегка ошалело ответил граф. — В пении йодлем[22], конечно же!
— Пении йодлем?
— Когда-то, до йодля, были гобелены, потом «кузнечик»[23]. Должен сказать, у нее неплохо получалось, пока она случайно не наскочила на Сюзетт и не проткнула бедняжке желудок…
— Сюзетт?
— Ее котенок. И да, конечно же, пару месяцев для нее в целом мире не существовало ничего, кроме каллиграфии. А я, услышав, что вы приезжаете, предложил йодль, это ведь очевидно. Надеюсь, вы не возражаете? И не сочтете, что я обманом организовал ваше выступление?
— Отнюдь нет, однако, на самом деле у меня не…
— Как только она услышит вас завтра, она моментально начет заниматься, я знаю, Хендрик. Вы ведь окажете ей эту услугу? — и, хитро подмигнув, граф добавил: — В том, что касается йодля, конечно!
— Ну…
— Я понимаю, что вы — один из ведущих мировых специалистов по йодлю и что ваше время дорого, но вас ждет щедрое вознаграждение, поверьте мне!
В этот момент Малкович, явно расстроенный недолговечностью своей блистательной славы, воинственно произнес:
— Сомневаюсь, чтобы он был одним из ведущих мировых специалистов по йодлю!
Тут поспешно вмешался доктор Фрейд:
— Даже те, кто получил особые полномочия от Министерства внутренней безопасности, не могут знать всего, Малкович. Кроме того, Хендрик — крайне скромный молодой человек. Он никогда не говорил о своей репутации ведущего мирового специалиста по йодлю.
— Надеюсь, вы продемонстрируете нам свое искусство на деле? — добавил граф.
Мой желудок сделал несколько отчаянных кульбитов и, слабо возроптав, провалился в слизистые глубины бурлящего кишечника.
— Джентльмены, позвольте мне принести свои извинения! — граф Вильгельм, сопя и пыхтя, тяжело поднялся на ноги. — Я почти уверен, что вы, должно быть, голодны! Ну что ж, вам как раз хватит времени привести себя в порядок перед обедом, который подадут ровно в восемь. Димкинс проводит вас в ваши комнаты.
Тут он проворно потер руки и воскликнул:
— О, Адельма будет так счастлива! Хотя бы на некоторое время.
С этими словами граф торопливо покинул кабинет.
Наверху, в промозглом, выложенном каменными плитами коридоре, на стенах которого висели вездесущие коровьи головы, я излил на доктора Фрейда все, что думал о его ужасающей лжи.
— Как вы посмели сказать ему такое? — шипел я, сдерживая голос, чтобы не услышали слуги. — Вы прекрасно знаете, что я не один из ведущих мировых специалистов по йодлю! Сама эта идея просто гротескна!
— А откуда же мне знать? Даже вы сами не знаете. Вы же не помните, кто вы такой. Быть может, это правда.
— Что я — специалист по йодлю? Не валяйте дурака!
— Что еще я мог сказать ему? Если бы я отрицал это, нас, несомненно, выставили бы за дверь, в ледяную ночь.
— А предварительно еще и избили бы до полусмерти! — добавил Малкович.
— Вы этого хотите? Чтобы нас побили и швырнули в снег?
— Ну, с такой стороны…
— Думаю, вы эгоист! — заявил Малкович.
