— Подъем. Как ни больно тебе это сообщать, но мы опять летим на самолете.
— Нет!
— Да. Зато до Багам прямым ходом. Отдадим оставшиеся деньги — согласится.
— Кто согласится?
— Тот, кто об этом еще не знает. Летчик. Поехали.
Самолет оказался уже привычной «сессной», а летчик — молодым пареньком со светлыми волосами и удивленными серыми глазами. При виде Джессики парень немедленно онемел и стал автоматически кивать на все слова Джонни, так что договоренность была достигнута быстро. Парень с оригинальным и редким именем Антонио брался за пятьсот долларов довезти Джессику до острова Эльютера, одного из самых крупных в Багамском архипелаге, где можно сесть на что угодно и добраться до Майами, Форт-Лодердейла или Уэст-Палм-Бич… дальше сами разберутся.
Джессика увидела, что конверт с деньгами опустел, и нахмурилась.
— Джонни, а как же ты?
— Что — я?
— Как ты без денег?
— Пойду прямо сейчас да наймусь на работу, эка невидаль.
— Какая работа! А я?
— А ты летишь на Багамы.
— И все?
— Джесс. Мы уже говорили об этом. Мне туда нельзя, пойми.
— Мне тоже нельзя. Что ты наделал, почему ты так боишься?
— Я не боюсь. Просто… это глупо.
— Просто ты хочешь от меня избавиться! Я тебе надоела, да?!
Джонни смотрел на раскрасневшуюся и злую, как оса, Джессику и молчал. Он очень хотел сказать ей, что не представляет своей жизни без нее, что боится только одного — проснуться завтра утром в одиночестве, что больше всего на свете он хотел бы увезти ее с собой в Африку… но ничего этого говорить было нельзя. Она должна вернуться домой, в свою жизнь, и в этой жизни нет места для Джонни Огилви.
Джонни вздохнул и притянул к себе Джессику.
— Я полечу с тобой, солнышко, и посмотрю, как ты пойдешь по песочку пляжа на Эльютере. Помашу тебе рукой. И вернусь вместе с Антонио в Карупано. А потом, когда ты уладишь все свои дела, а я свои, мы с тобой обязательно встретимся и решим, как нам жить дальше. Лады?
— Нет! Потому что все так говорят — а потом никто не возвращается. Если мы расстанемся, то навсегда, понимаешь ты это?!
Джонни нахмурился, сердито поднялся с колен и повелительно указал на самолет.
— Марш на место. И не смей говорить слово «навсегда»! Я сказал — увидимся, значит, увидимся.
Сумерки плыли над океаном, когда «сессна» наконец взлетела. Джессика нахохлилась возле иллюминатора, Джонни попытался ее обнять, но она яростно вырвалась и отвернулась. Джонни вздохнул и стал от нечего делать смотреть на приборы.
Примерно через двадцать минут полета рация ожила и заголосила на все лады. Джонни увидел, как побледнело лицо Антонио, как на лбу выступили капли пота — и негромко спросил:
— Что случилось, амиго? Плохие новости?
— Грозовой фронт. Что-то вроде шквала. В прогнозе его не было.
— Это хреново. Надо разворачиваться.
— Не успеем. Он очень быстро заходит вокруг нас. Если не прорвемся прямо, то попадем в самый центр воронки…
Джонни покосился на надутую Джессику — и решительно сел в соседнее с Антонио кресло. Парнишка быстро взглянул на него.
— Вы умеете управлять самолетом?
— Я, парень, чем угодно управлять умею, только вот маршрута не знаю. Рассказывай, по ходу подстроюсь.
Джессика осторожно покосилась на Джонни — и увидела, что он пересел в кресло второго пилота. Ни о чем плохом она не подумала, а вот то, что ее любимый умеет буквально все на свете, наполнило ее сердце гордостью. Продолжая гордиться, Джессика осторожно переползла вперед и стала смотреть через плечо Джонни на все эти рычажки и лампочки, в которых в жизни не разобраться, а вот Джонни разбирается!
Увлеченная миганием лампочек, она не замечала, как стремительно густеет вокруг самолетика тьма, как становится все труднее дышать и как изменился звук работающего двигателя. «Сессна» изо всех сил рвалась вперед, сквозь грозу, и Джонни Огилви с ужасом понимал — мотор не выдержит, сдохнет…
Полыхнуло бело-голубым и нестерпимым пламенем прямо перед глазами, загорелись оба винта, пронзительно закричала Джессика, а вслед за ней — Антонио, и тогда Джонни, отчаянно ругаясь страшными армейскими словами, вцепился в рычаг и потащил его на себя, пытаясь хоть немного выровнять самолет…
Острова ровные, билась назойливой мухой в мозгу последняя надежда. Острова ровные, море неглубокое. Можно сесть на воду, у «сессны» есть лыжи…
Потом полыхнуло еще раз и еще раз, в ушах что-то щелкнуло, и стало совсем тихо, а еще через мгновение стало еще и темно…
Он открыл один глаз и увидел голубое небо. Чуть правее — нестерпимое золото, прямо в глаз. Солнце. Часов десять утра…
Под ним было мокро и прохладно. На зубах песок скрипит. Интересно, куда подевалась ночь?
Была гроза, это он помнил. Молния ударила прямо в фюзеляж самолета. А где самолет? Джессика!!!
Джонни Огилви неимоверным усилием заставил себя перекатиться на живот, потом встал на четвереньки, немного постоял так, пытаясь унять головокружение, выяснил, что стоит на отмели и вокруг плещутся ленивые маленькие волны, потом поднялся на ноги и побрел по бесконечному белому пляжу, направляясь к симпатичной пальме, растущей футах в тридцати от него.
В голове стреляло и взрывалось, в глазах то и дело вспыхивали фейерверки, но в целом тело слушалось довольно прилично. Во всяком случае, ни руки, ни ноги не сломаны, а это главное. Теперь надо найти Джессику.
Она нашлась под той самой пальмой. Сидела на песочке и плакала, бедный его ангел, потому что рядом с ней лежал Антонио, и Джонни сразу понял, что он мертв.
Джессика подняла зареванное и распухшее лицо, длинно всхлипнула и кинулась к Джонни на шею.
— Ты… жив…
— А что мне сделается. Джесс, ты не реви, пожалуйста. Ты скажи мне, у тебя все цело?
— Да… а он…
— А ему не повезло. Все. Точка. Надо думать о живых. Ты огляделась по сторонам?
— Нет… Я очнулась вон там, на песке. Мы в море упали, да?
— Ну мы-то с тобой точно в море, а вот парнишка, судя по всему, стукнулся уже об землю.
— Джонни, его надо как-то…
— Я потом его похороню. Пойдем-ка на берег. Надо обсохнуть, оглядеться и найти воду.
— А вдруг мы ее не найдем?
— Ну как это… Пальма же есть? И вон зелени сколько. Найдем. А еды я тебе наловлю в океане сколько хочешь.
— Джонни…
— Что, малыш?
