все ТЫ. Твое самолюбие, твой эгоизм. Подумай о ней. Ей двадцать три года, она хорошенькая, умненькая девочка, она еще найдет свое счастье, а что ты ей можешь предложить?
— Я люблю ее.
— О да. Вдовец с тремя детьми, без гроша за душой. Вдовец, у которого то и дело случаются припадки. Вдовец с двумя престарелыми слугами, которые сами уже требуют ухода. Вдовец, которому в лучшем случае светит съемный домишко в деревне! Это ты предложишь ей в качестве свадебного подарка?
— Лорна, пожалуйста…
— Нет, выслушай. Ты знаешь, я отдам за тебя жизнь. И за твоих детей тоже. У меня нет другой семьи, нет другого дома, нет другой жизни. Я была любовницей твоего деда, я знаю, как это горько. Ты можешь жениться на Франческе — и обречь ее на нищету и тяжелейшую жизнь, а можешь оставить ее своей любовницей, и тогда она тебя возненавидит.
— Лори, прошу тебя!
— Это я тебя прошу, Алан, мальчик! Сделай то, что должен сделать мужчина. Оторви ее от своего сердца, помоги ей уйти. Мы вытянем, выдержим, я знаю, я ведь родилась в здешних местах, да и ты местный. Мак наймется конюхом, проживем. Только будь сильным. Не губи девочку.
Лорна повернулась и вышла из библиотеки. Алан закрыл лицо руками и некоторое время сидел молча. Когда он наконец встал, его трудно было узнать. Он словно постарел на десять лет.
По темному коридору он прошел к комнате Франчески Мэллори и взялся за ручку двери.
Франческа услышала, как поворачивается ручка, и поспешно зажмурилась. Она уже все прорепетировала, но ужасно боялась рассмеяться и испортить дело. Только бы это не дети…
Она осторожно приоткрыла один глаз — и тут же зажмурилась. Это был Алан, все в порядке. Она соблазнительно выгнулась на простынях, помахала ногой в воздухе и заявила томным, грудным голосом:
— Мистер Пейн, я прошу вашей руки. Это официальное предложение, и вы не вправе отказать мне, как честный человек. Вы согласны?
— Нет.
Она сразу узнала этот голос. Так падают камни в горах.
— Что? Алан, я не…
— Я прошу тебя одеться. Сейчас придут дети.
— Я… конечно… но что случи…
— Вот что, Франческа…
Он сел на стул, отвернувшись от нее и изо всех сил стараясь не смотреть в зеркало. Франческа, красная от смущения, ошеломленная и напуганная, торопливо одевалась, путаясь в трусах. Отчего-то это казалось самым унизительным. Алан глухо и мерно говорил, а она цепенела от его слов.
— Вскрылись кое-какие обстоятельства. Одним словом, мне больше не понадобятся твои услуги.
У нее загорелись щеки. Как от пощечин. Сдавленным от ярости голосом Франческа произнесла сквозь зубы:
— Какие услуги ты имеешь в виду, Алан Пейн?
— Любые. Я заплачу тебе за два месяца, а завтра тебя отвезут в Думбартон.
Она подошла к нему, остановилась прямо напротив и сказала с тихим отчаянием и презрением в голосе:
— Будь ты проклят, несчастный неврастеник! Я была права, во всем права. Ты просто бесхарактерный слюнтяй. И ты не заслуживаешь своих детей. Они прекрасные, добрые, умные, бесконечно любящие и терпеливые. Они должны быть счастливы — а ты… Ты… Дурак!!!
Маленькая, но крепкая ладошка с размаху припечатала бледную щеку Алана Пейна. Он криво усмехнулся, встал и вышел, не произнеся ни единого слова.
Франческа прорыдала всю ночь, а ранним утром спустилась в кухню к Лорне, бледная, но спокойная. Лорна упорно избегала ее взгляда, сновала по кухне и явно нервничала. Франческа усмехнулась.
— Вы оказались правы, мисс Уоллес. Не волнуйтесь, я уезжаю. Честно говоря, не знаю, как вы объясните это детям, но это уже не мое дело. Я оставила им записку, можете прочитать, там ничего личного. Большой привет мистеру Мак-Брайду.
— Я передам.
— И вот еще что. Вы так носились со своим баронетом, что он перестал различать цвета. Черное, белое, цветное… Для него все серого цвета. Это и ваша вина. Прощайте, Лорна. Ему я уже все сказала, а вам… Своего ребенка я выращу и воспитаю совсем по-другому, будьте уверены!
Она повернулась и быстро вышла из замка. Уолтер Рейли торопливо распахнул перед ней дверцу шикарного авто, и Франческа Мэллори покинула Кинлох-Раннох.
Лорна Уоллес осталась сидеть посреди кухни. На лице ее было написано такое отчаяние, что заспанная Мэри, вышедшая попить, мигом пришла в себя.
— Что с тобой, Лори? И что это за машина отъехала?
— Ох, Мэри… Глупая я ведьма! Старая дура из деревни. Ну, да что говорить. Теперь уж назад не сыграть. Храни ее Господь. Это няня ваша уехала, Мэри. Мисс Мэллори.
Девочка выбежала на крыльцо и некоторое время провожала удаляющуюся машину взглядом. Потом приняла какое-то решение и скрылась в доме.
Франческа кусала губы, чтобы не разреветься, наигранно зевала и смотрела в окно. Уолтер Рейли был на удивление молчалив сегодня, только заметил, что гувернантки в Кинлох-Раннохе не приживаются. Минут сорок спустя он посмотрел в зеркало и удивленно присвистнул.
— Ого! Вот это галоп! Хорошо их выучил старый Мак, даже и не пойму, кто в седле, парень или девка.
Франческа взвыла, сама не своя от волнения:
— Остановите машину! Скорее!
Маленький всадник стоял в стременах, словно заправский жокей. Вороной конь стелился над пожелтевшей степью черной молнией. Возле машины конь остановился как вкопанный, вскинулся на дыбы и встал окончательно, раздувая ноздри и нервно прядая ушами. Маленький всадник соскользнул вниз и оказался Мэри Пейн.
Девочка с размаху бросилась на шею Франческе, и та с силой прижала ее к себе.
— Мисс Мэллори… Франческа… Я боялась не успеть!
— Мэри, милая, что произошло?
— Ничего. Ничего страшного. Я хотела попрощаться. Понимаете? Один раз я не успела попрощаться, и мама умерла. Теперь надо было успеть. Вот что. Я не знаю, что у вас произошло и почему плачет Лори, но я знаю только одно — вы вернули нам папу. Вы его вылечили. Вы — а вовсе не доктора и лекарства. Теперь я не боюсь его потерять, он нас любит. Он нас вспомнил, и все благодаря вам.
— Мэри, милая моя девочка…
— Подождите. Мне трудно все успеть, а надо. Вот. Я не прошу вас остаться, вы сами знаете, что делаете. Я прошу о другом. Не забывайте нас. Пожалуйста. Напишите мне, ладно? И дайте свой адрес, чтобы я могла писать вам. Клянусь, я никому его не дам. А папа…
— Не надо, Мэри. Не плачь. Вот, держи. По этому адресу можешь посылать письма, мне перешлют. Поцелуй малышей. И не грусти. Все будет хорошо. Верь мне.
Они уже тронулись и отъехали довольно далеко, когда с холма долетел звонкий и отчаянный голос:
— Папа вас очень любит!
Письма и телеграммы, полученные разными людьми в разных уголках Европы с сентября по ноябрь этого года.
Дублин — Жьен.
Дорогая мадам Трюдо!
