дочь уговорила взять их с собой. Без детей он повесился бы. Лори безропотно отпустила их, что было на нее совершенно не похоже. Бог с ней. Она стала совсем чудная после отъезда… Нет, не надо вспоминать. Потом как-нибудь.
Но как же не вспоминать, если каждый миг ему чудится в изгибах ветвей кудрявый и лукавый ангел? Если в ушах звучит ее смех? И золотые отблески редкого солнышка напоминают о ее удивительных глазах?
Он почти смирился с утратой Франчески. В основном потому, что очень быстро понял, что Лори права. Прочитал документы, уверился в том, что скоро они окажутся бездомными. Ему было до слез жаль библиотеку, это в первое время. Потом стало жалко весь замок. Алан часами бродил по коридорам, вспоминал свое детство, юность, маленькую Дженну, Дженну-невесту. Эти воспоминания больше не ранили и не пугали, только согревали душу. Ранило другое. Глаза Франчески, когда она говорила ему те слова, горькие, злые — и совершенно справедливые.
Они с детьми стали неразлучны. Кэрри, прорыдав после отъезда Франчески целый день, больше не отпускала папочку ни на шаг, Билли тенью следовал за ними. А Мэри странно и трогательно заботилась обо всех троих, так, словно была самой старшей из них.
Алан страшно тосковал по Франческе. И совсем не мог смотреть на Лори. Все понимал умом, но простить не мог. Она это чувствовала и страдала, подтверждая тем самым свою же правоту: он эгоист и заставляет страдать тех, кто рядом с ним.
Самые ценные книги удалось спрятать у родственников Лори в деревне, но основной библиотечный фонд достанется новому владельцу. Детские вещи уже упакованы, его немудреный гардероб тоже собран. Мак целыми днями пропадает в деревне, утепляя старый ничейный флигель, в который им предстоит переехать. До четырнадцатилетия Мэри еще долго, но Лори предложила разом обрубить все концы и перебраться на новое место, как только оно будет готово. Не так больно, сказала Лори. Хуже — отдать ключи новому хозяину и уйти навсегда. А так — хоть навещать будем первое время.
За скотину опасаться было нечего. Лорна выправила бумагу о том, что все животные принадлежат ей и являются ее собственностью. Инструменты Мак умыкнул еще летом, оставив самый хлам. О конях старались не думать. Это было самое страшное.
Словом, осень выдалась печальная, и поэтому Алан почти не сопротивлялся уговорам Мэри. В Лондон — так в Лондон. Сейчас дети остались под надзором миссис Джонс, а он отправился на тайную прогулку. В Кенсингтонский парк.
Это странное и прекрасное место он любил с юности. Здесь наверняка водятся феи. Иначе и быть не может. И Питер Пэн, летящий сквозь тонкие ветви нарисованных на дождливом небе деревьев, наверняка оживает в такие дни, когда совсем нет гуляющих, и дети не катят свои велосипеды по раскисшим дорожкам.
Алан дошел почти до самой скульптуры вечного мальчика, когда заметил одинокую фигуру женщины, сидящей на скамейке неподалеку. Бесформенный оранжевый дождевик с капюшоном надежно скрывал незнакомку, но сердце у Алана почему-то глухо бухнуло где-то в горле, а потом забилось вдвое быстрее.
Он машинально и нервно поднес запястье к глазам. Без двух минут шесть.
Ускорил шаги, ругая себя за эту глупость.
Женщина подняла голову и откинула капюшон. Капли дождя немедленно засверкали на тугих кольцах волос. Золотистые глаза спокойно и насмешливо глядели на Алана Пейна.
Он почти упал на скамейку рядом с ней и придушенно прохрипел самую идиотскую фразу, какую только смог родить его измученный мозг.
— Что… ты здесь делаешь… мисс Мэллори!
Она хмыкнула и ехидно ответила:
— Как что? Жду тебя, разумеется. Ты ведь именно здесь назначил место встречи, не так ли? В шесть часов у Питера Пэна в Кенсингтонском саду.
— Но ведь…
— Что, разве что-то изменилось? Или ты опять передумал? Как тогда, в замке?
— Франческа, я…
Она вдруг подалась вперед, положила ему ладонь на губы и горячо прошептала:
— Замолчи, идиот несчастный! Или опять наговоришь ерунды и все испортишь. Я все знаю.
— Но мы…
— И это знаю. И что ты совершенно нищ, знаю.
— Замок…
— Продан за долги. Знаю. Слушай, а почему ты не мог мне этого сказать сразу? Зачем понадобился этот цирк с многомесячными мучениями? Я же уехала в полной уверенности, что молодой богач-аристократ опомнился и не хочет связываться с бедной сироткой из Дублина.
— Сама идиотка! Я чуть не умер, когда ты уехала.
— Однако же за мной не погнался.
— Лори…
— Не смей сваливать на старушку! Она судила со своей колокольни. Но ведь спала со мной не Лори! И влюбилась я не в Лори. И имела право я знать правду, а не то, что тебе внушила Лори.
— Франческа, я слабохарактерный дурак.
— Точно.
— Я эгоист и нытик.
— Верно.
— Я нищий и бестолковый профессор.
— С мировым именем. Подтверждаю.
— Я люблю тебя, Франческа.
— Разделяю это чувство.
— Ты выйдешь за меня? За нищего и слабохарактерного нытика?
— Выйду. Тем более что я теперь богатая невеста.
Алан нахмурился и непонимающе взглянул на нее.
— О чем ты?
— Я ведь собиралась открыть тебе в тот день страшную тайну. Я получила наследство от мадемуазель Галабрю.
Алан с облегчением рассмеялся.
— Она не забыла тебя в своем завещании? Отлично. И что же ты получила? Старинный заварочный чайник?
— Нет, к сожалению. Только немного денег. Полмиллиона.
— Хорошо… СКОЛЬКО?!
— Полмиллиона фунтов стерлингов и дом в Жьене. Все это я готова поменять на одного Генри Стерлинга и троих его детей.
Алан отвернулся и глухо промолвил:
— Вот теперь я точно не смогу на тебе жениться.
Франческа легко рассмеялась.
— В этом мы не сомневались. А как насчет спонсорской помощи? Я могла бы выкупить замок у банка.
— Спасибо, но нет. К тому же замок уже выкуплен. Его купил какой-то человек! Мы собираем вещи.
— Жаль, жаль. Так что же, мне надо раздать все деньги бедным, и тогда ты согласишься меня принять?
Алан через силу улыбнулся.
— Почти так все и есть. Потратишь полмиллиона — приходи. Я буду ждать. Очень.
Франческа кивнула и отвернулась. Потом сказала негромко и спокойно:
— Ну а дать имя собственному ребенку ты хотя бы согласишься?
Он смотрел на нее, не понимая смысла сказанного. Ветви деревьев колыхались, роняя холодные капли
