Вторжение

вознаграждены: оказывается, дядюшка Роже решил оставить Уайт-Маунтинс из страха перед младшим братом Дени Виктором – самой темной лошадкой семейного клана Ремилардов.

Любопытно!

Финстер немедленно переключился на Виктора и обнаружил, что двадцатилетний верзила неплохой телепат, а в принуждении превосходит не только старшего брата, но и, возможно, самого Кирана О'Коннора. Кроме того, Виктор порядочный прохвост и занимается махинациями, подобными делам босса, разве что не в таком масштабе.

О'Коннор очень заинтересовался.

Финстер получил четкие инструкции всесторонне и с максимальными предосторожностями изучить Виктора и его деятельность. Ему надлежало держаться вне вычисленного ими радиуса принуждения: примерно двести ярдов плюс-минус, то есть вдвое больше дистанции психического воздействия самого Кирана. Прослушивание решено было вести как телепатически, так и с помощью электронной аппаратуры, уделяя особое внимание полезной «грязи». Каждую ночь Финстер посылал пленку ежедневных записей в Чикаго срочной наземной связью, а утром получал комментарии и свежие инструкции от босса.

Три недели Финстер пас молодого заготовителя древесины на подступах к Берлину (Нью-Гемпшир). Вскоре выяснилось, что теневые стороны деятельности Виктора тщательно замаскированы и не представляют никакой возможности для прямого шантажа. Жены, подружки, дружка или какого-либо другого объекта запугивания также не имелось. (На пару с Дени Виктор помогал овдовевшей матери с выводком младших братьев и сестер, но, по всей видимости, не питал к ним чересчур нежных чувств.) Свои капиталы он держал в двух местных банках и в одном манчестерском, древесину поставлял по контрактам в Нью-Гемпшир и Мэн, собираясь прибрать к рукам также Вермонт – едва отыщутся подходящие для принуждения клиенты. Учитывая очевидную неуязвимость Виктора, Киран О'Коннор пока не пришел к чему- то определенному: то ли до лучших времен оставить его в покое, как Дени, то ли уже сейчас вовлечь в свой преступный синдикат.

Вторая перспектива казалась Финстеру все более туманной. По его оценкам, Виктор порядочный забияка и крепкий орешек. Его франко-английские мысли порой так сумбурны, что не поддаются расшифровке, на его счету по меньшей мере три убийства и бесчисленное множество психических и/или физических покушений (причем все шито-крыто). Он очень тщеславен, и лишь подсознательный страх удерживает его от применения насилия к старшему брату, которому он дико завидует.

Фабиан Финстер, трепетавший перед хозяином, неожиданно для себя осознал, что Виктор Ремилард внушает ему еще больший страх, и твердо решил высказать боссу свое отрицательное мнение по поводу сотрудничества с этим чудовищем. Пожалуй, даже стоит подумать, как обезопасить себя от его далеко идущих планов.

Пока же, вспотевший, искусанный комарами и обуреваемый дурными предчувствиями, он стойко нес ночной дозор, то и дело шепча синхронный перевод и комментарий по ходу дела в облепленный насекомыми диктофон «Тошиба», что висел у него на шее. Тем временем на застекленной террасе летнего коттеджа появился Виктор Ремилард, хлебнул холодного пива и продолжил работу по набору новых сил в свое расширяющееся метапсихическое гнездо. Беседа с канадским телепатом средних лет и сомнительных моральных принципов, прикатившим из Монреаля на шикарной «альфе», подходила к концу.

– Переливают из пустого в порожнее… Вик достает из холодильника запотевшую бутылку «Гиберниа Дункель Вайце» (Господи Боже!) и угощает гостя… Говорит вслух по-жабьи: «Согласен, Медведь, слияние наших предприятий сулит большую выгоду, но учти: у руля буду я». Фортье отвечает: «Конечно, Вик, никаких проблем. Я же вижу, с кем имею дело… «И хлебает пиво, набираясь храбрости. Вик улыбается и переходит на умственную речь: А ты уверен, что четверо твоих компаньонов с тобой согласятся? Как тебе известно, я в игрушки не играю. Я намерен потрясти галерею… он имеет в виду «преуспеть»… моими умственными приемчиками. «Древесина Ремко» – это так… начало. Скоро я стану крупным овощем… черт!.. очевидно, «большой шишкой» и буду ворочать миллионами… нет, миллиардами… Как и те, кто будут со мной работать. Но только все должно быть по-моему, понял, Медведь? Меня еще никому не удавалось обвести вокруг пальца. А канадец ему в ответ: «На здоровье, Виктор! Я ж говорю, как ты скажешь, так и будет!» Но голова у него, как дуршлаг, мысли так и сочатся: Знаешь, почему мы хотим примкнуть к тебе? Потому что никто так не знает музыку… он хочет сказать «острые углы»… бизнеса, как ты, там, в Квебеке, мы… я, Арман, Доньель и остальные… уф!.. по-мелкому работаем, а чтоб делать настоящие следы… мм… дела, надо пробираться на юг, к тебе, значит. Почему, думаешь, я приехал к тебе с таким регулярным… он подразумевает «открытым, прямым»… предложением?.. Можешь мою башку прочесать… и ребят моих по винтикам разбери – увидишь, мы… уф… не мухлюем. Вик – само обаяние. Говорит по-жабьи что-то вроде «о'кей» и хлопает канадца по плечу. Оба смеются. Мысли бесформенно-дружелюбные, но Медведь все еще боится портки обмочить, а у Вика экран сверкает, ну прямо как ваш, босс…

Финстер нажал на «паузу» и поменял положение. По воде от джонки пошла чернильная зыбь. Комары как будто угомонились, а сытые окуньки ушли спать на глубину. Финстер в душе молился, чтобы Виктор последовал их примеру.

Он надиктовал еще несколько фраз, пока молодой хозяин провожал своего гостя до «альфа-ромео». Условились о встрече с другими канадскими мошенниками. Затем фары «альфы» прочертили на воде две световые дорожки, обрывающиеся неподалеку от джонки Финстера. Машина отъехала назад, развернулась и покатила вдоль берега.

Виктор потянулся, зевнул и пошел по тропке к небольшой пристани перед коттеджем, где остановился, скрестив руки на груди и глядя на озеро. Ум его как-то странно посверкивал.

Лодка Финстера медленно двинулась по направлению к нему, волоча за собой якорь.

– Ох! – пробормотал телепат. – Что за чертовщина!

Он дотянулся до подвесного мотора в три лошадиные силы, дернул за шнур – мотор только жалобно всхлипнул. Дернул еще раз – какое-то виноватое пыхтенье. Проклиная все на свете, Фабиан быстро вставил весла в уключины и принялся отчаянно грести от берега.

– Отпусти, черт тебя…

В нескольких коттеджах на берегу светились окна.

– Помогите! Помогите! – завопил Финстер, но голос затерялся слабым хрипом в летнем хоре лягушек и кузнечиков.

Бесполезно! Темный силуэт на пристани уже в десяти ярдах. Финстер рванул «молнию» на пропотевшей ветровке, чтобы вытащить из кобуры под мышкой кольт «магнум» калибра 37, 5 миллиметра. Взял его обеими руками, хотел было прицелиться, но кольт не слушался, выскальзывал из пальцев, а когда Фабиан вцепился в него крепче, отяжелел, как свинцовый якорь лодки, и едва не вывихнул ему кисть. Потом он заметил, что ствол направлен прямо в коленную чашечку, а палец все сильнее давит на курок. Взвизгнув, он выбросил пистолет за борт. Вик засмеялся.

Прыгай! – взревел внутренний голос. Ты не умеешь плавать, но уж лучше, чем захлебнуться.

И Фабиан стал захлебываться рвущейся из горла блевотиной. Тело обмякло, он ударился головой о низкий алюминиевый планшир, верхняя часть туловища перевесилась через борт; глаза были широко открыты под мертвенно-черной водой. И вдруг в мозгу прозвенело:

Не будь дураком, хватит уж… Давай сперва поговорим.

Поговорим?..

Он снова сидел прямо, совершенно сухой, если не считать пота, а лодка плавно скользила к пристани. Протянутая рука вытащила его на берег.

Финстер взглянул вверх. Мириады звезд на летнем небе освещали высокого красивого парня. Темные курчавые волосы падали на лоб. Ум, подобно звездам, сиял ярко и расплывчато.

– Поговорим? – повторил Финстер вслух, и на губах его задрожала испуганная усмешка.

– Пошли в дом, – коротко бросил Виктор и, повернувшись спиной, зашагал прочь.

Бывший прорицатель заколебался, но что-то вдруг сдавило сердце раскаленными клещами, и колени подогнулись. Через секунду боль прошла, он выпрямился, и над ухом пророкотало жабье:

– Grouille-toi, merdaillon! note 52

Можно обойтись без перевода. В целом Финстер был согласен с грубой оценкой, данной ему Виктором.