в бронежилете родились — ни одна зараза их не берет. А вот Бобу вишь как выпало.
Когда после нескольких заданий моя и без того компактная команда «Эхо» ужалась вдвое, Большой Боб стал у нас первым из вновь прибывших. Парень он оказался общительный, прилежный, и, хотя крутизны в нем имелось не меньше, чем в остальных, у него было доброе сердце. Ого, чего это я причитаю, как о покойнике?
— Ничего, — внезапно севшим голосом выдавил я. — Такой прорвется.
— Обязательно, — сказала Грейс.
В эту минуту к тротуару, мигнув фарами, подрулила машина.
— Оп, — сказал я. — Тачило подрулило. Мне пора.
— И мне, а то я тут целой своре безопасников трусья вокруг шеи обмотала. Надо глянуть, не развязались ли.
— Береги себя, пупсик.
— Майор Пупсик.
— Так точно.
— Джо, береги себя, родимый.
Ответить я не успел: Грейс ушла со связи. То ли ее характерный лондонский акцент, то ли першение шифратора тому виной, но мне вдруг показалось, она сказала что-то вроде: «Береги себя, любимый». Хотя вряд ли: Грейс не снизойдет до подобной эмоциональной слюнявости. Во всяком случае, с коллегой.
Или я все-таки ошибаюсь?
Убрав телефон, я секунду-другую стоял с закрытыми глазами, купаясь в роскоши воспоминания о нашей последней встрече как раз вчера утром, когда Грейс покидала мое ложе. Рослая, загорелая, безупречно сложенная: и ноги, и волнующе лакомые формы, и глаза, под которыми то таешь, то вдруг вспыхиваешь бередящим огнем. Таких, как она, в жизни и не встретишь, а нас вот Всевышний сподобил сойтись. Не было дня, чтобы я блаженно об этом не думал. Жаль лишь, что судьба свела нас как соратников в борьбе с терроризмом; в войне, которой, сколько ни смотри, не видно конца. Война испытывает любовь на прочность, закаляя ее как ничто другое; вот только влюбляться для воюющих — непозволительная роскошь. Риск от этого непомерно возрастает.
Я открыл глаза и, наблюдая, как вдоль поребрика приближается автомобиль, через силу переключился на треволнения сегодняшнего дня.
Глава 20
Майор Грейс Кортленд была стройна, очень хороша собой и разъярена как фурия. Единственно, что мешало ей наброситься на старшего агента ДВБ, это два ряда проволоки под током, а также последние остатки самоконтроля. Старший агент — блондин жокейского типа, за ухом спираль проводка переговорного устройства — неотрывно разглядывал ее из-за зеркальных стекол солнечных очков. За ним тевтонским клином располагались еще пятеро, а ведущую к тактическому центру Отдела военной науки, проще говоря, к Ангару, улицу перегораживали правительственные машины всех моделей и мастей.
С майором Кортленд были лишь два охранника, Макгоран и Тафойя; оба бывшие морпехи, специально отобранные ОВН на службу. В легких рубашках хаки на трех пуговицах, с автоматическими винтовками на груди, они хмуро озирали бригаду непрошеных гостей, стоящих в строгих костюмах под палящим августовским солнцем.
— У меня с собой, — распинался агент, — федеральный ордер на обыск данного помещения и изъятие его содержимого! А также на арест майора Грейс Кортленд, доктора Уильяма Кто, капитана Джозефа Леджера и мистера Черча, имя не указано!
— В жопу его себе засунь! — крикнула в ответ Грейс.
— Эта база — федеральная собственность США, майор! А вот ордер, обязывающий вас к неукоснительному исполнению!
— Исполнительной директивой Г-пятнадцать — семьдесят один ОВН, — невозмутимо отвечала Грейс из-за проволоки, — ваш допуск на данный охраняемый объект отменяется.
Агент, явно теряя терпение, сердито тряхнул бумагой.
— Данный исполнительный ордер отменяет всякую предыдущую директиву и переводит весь объект в ведение Департамента внутренней безопасности! Приказываю немедленно обесточить заграждение, открыть ворота и сдаться моей команде!
Грейс подалась вперед настолько, насколько позволяло низкое гудение десяти тысяч вольт, проносящихся по ажурной проволоке. Она поманила пальцем, и агент, видимо сочтя, что с ним хотят поговорить наедине, тоже осторожно подался вперед.
Майор же лишь указала на документ, которым он прикрывался, словно щитом, и с улыбкой спросила:
— Ничего не замечаете?
Даже с той стороны агент различил на середине листа рдеющую красную точку. Луч лазерного целеуказателя, проникая сквозь бумагу, обозначил алое пятнышко, легонько дрожащее на его сорочке, слева от галстука.
— А теперь гляньте на ваших людей, — произнесла Грейс негромко.
Крайне осторожно агент повернул голову сначала налево, затем направо: с полдесятка красных точек плясало на груди каждого из его подручных.
Он медленно поднял глаза на окна Ангара. Рамы в темных проемах были подняты. Внутри пусто, никаких стволов, но и без того ясно: опасность. Снайперы не высовываются, они хоронятся в тени, безмолвно наводя оттуда убийственно точное оружие. Понятно, что фактически за каждым окном поблескивают красные глазки лазерных прицелов. Лицо блондина под пляжным загаром посерело.
— Вы… с ума сошли, майор?
— Я? — Грейс кивнула. — Да, охренела вконец.
— Любое действие против нас расценивается как государственная измена. У нас есть постановление на…
— Вы вынуждаете нас на встречные действия, — осекла его она, — а о вероятном исходе нам всем придется сожалеть.
На груди у агента появилось еще с пяток подрагивающих красных точек.
— Я… — начал было он, но просто не мог совладать с растерянностью.
— Вот как мы все обставим, — полыхнув изумрудно-зелеными глазами, сказала Грейс. — Вы с вашими вольтронами[8] отказываетесь от мысли штурмовать замок. Возвращайтесь по машинам. Можете звонить куда хотите. Уезжайте или оставайтесь, но не размахивайте больше у меня перед лицом этой вот бумагой и не угрожайте, пока оба наши начальника между собой все не урегулируют. Таким образом, вы не теряете лицо. Но еще раз вслушайтесь, чтобы не сделать роковой ошибки: на территорию вы не проникаете. Думать забудьте. Во всяком случае, в мое дежурство.
— Вы об этом пожалеете, майор.
— Я много о чем сожалею. А теперь будьте добры, уматывайте.
Она отошла от заграждения. Лазерные точки вслед за безопасниками откочевали к машинам и на протяжении следующего часа попеременно ласкали стекла каждого из припаркованных автомобилей. Когда к месту осады подтянулись дополнительные силы, прибавилось и число пляшущих огоньков, напоминая, кто удерживает господствующую высоту. Косматое солнце в небесах неспешно сжигало минуты затянувшегося дня.
