Вернувшись домой на Стрэнд, Крессида почувствовала, что, хотя на сердце все еще тяжело, груз вины не так давит на нее благодаря пониманию, проявленному королем. Она была ему признательна за то, что он сохранил в тайне от Мартина ее желание объясниться с леди Элизабет, так как и теперь еще боялась его гнева, если бы он узнал об этом.
В ту ночь он не пришел в ее спальню. Она говорила себе, что он просто занят королевскими поручениями и работает допоздна, но до конца убедить себя в этом не могла. Она так долго ждала, когда же, наконец, станет его настоящей женой, что теперь одна мысль о том, что он вовсе не так, как она, жаждет уединиться с нею под занавесями балдахина над ее кроватью, наносила жестокий удар по ее гордости.
Она вспомнила, с каким торжествующим видом оглянулась на нее Алиса, торопливо собирая утром запачканные кровью простыни, и лицо ее жарко вспыхнуло. И вот — она опять лежит в своей постели одна, моля о том, чтобы Мартин пришел… как угодно поздно… Но он не пришел.
Однако завтракал он с нею вместе, и, когда паж, прислуживавший им, вышел, она рискнула спросить:
— Вы работали ночью допоздна, милорд? Он кивнул с рассеянным видом, намазывая мед на ломоть белого хлеба.
— Нужно еще очень многое подготовить перед тем, как король появится на Клеркенуэлле. Лорд- управитель двора возложил на меня ответственность за личную безопасность короля.
У нее слегка задрожали губы. Как ни милостив был к ней король, она понимала, что люди, посвященные в дело, все же будут хотя бы отчасти винить ее и эта вина, так или иначе, скажется на репутации Мартина.
— Его будут хорошо охранять?
— Я позабочусь об этом. Можешь не сомневаться.
Дрожащей рукой она нервно подвинула свою кружку с элем.
— Я боялась, что вы все еще сердитесь на меня… ведь вы так и не пришли ко мне ночью.
Слегка нахмурившись и не глядя на нее, он сказал:
— Я, в самом деле, окончил работу очень поздно. День для тебя выдался тяжелый. Я не хотел помешать тебе выспаться.
Она не ответила; тогда он посмотрел ей прямо в лицо — его темные глаза на этот раз совсем не казались сонными. Немного поколебавшись, он потянулся через стол и обеими ладонями взял ее руку.
— Крессида, нас ждут тяжелые времена. Я не хочу, чтобы ты понесла…
Теперь и ее синие глаза распахнулись.
— Вы хотите сказать, у меня может быть ребенок? Но я всей душой желаю дать вам наследника, Мартин! Это мой долг.
Он вздохнул.
— Потом, Крессида. Когда жизнь станет спокойнее. — Он опять отвел глаза в сторону. — Думаю, лучше бы тебе с полгода пожить как можно дальше от столицы.
Она едва удержалась от протестующего возгласа. Этого она и боялась — жить вдали от Мартина теперь, когда они только-только начали лучше понимать друг друга… любить друг друга… И вот, из-за того, что она так глупо и наивно себя повела, ее удаляют от двора, от мужа. Это было жестокое наказание.
— Я мешаю вам… — Она с трудом подавила слезы. — Я понимаю.
— Нет, ты не понимаешь. — От волнения его голос звучал сдавленно. — Если бы дело было только в этом, мы могли бы оставаться здесь… вместе… Но впереди тяжелые дни, опасные дни, и я хочу, чтобы ты была как можно дальше отсюда.
Теперь она испугалась.
— Ваша жизнь в опасности? Но если так, я должна быть с вами рядом.
— Крессида, возможно, жизнь всех нас в опасности. Шпионы Тюдора рыщут повсюду. Доброе имя короля порочат. Народ одурманивают лживыми сплетнями, рассказывают всякие небылицы о смерти королевы. Самое подходящее время для Тюдора, чтобы выступить. И он его не упустит. Он не захочет ждать еще год.
— Вы полагаете, он вторгнется в Англию? — спросила Крессида с сомнением.
— Думаю, это произойдет… уже летом. Король тоже знает это… но сейчас, отдавшись своему горю, боюсь, не так встревожен, как бы следовало. Тебе нужно быть подальше от Лондона. И твоему отцу тоже.
Последние слова прозвучали как констатация факта, и Крессида опять задохнулась.
Сэр Дэниел — уэльский барон, а многие уэльские лорды подозреваются в симпатиях к Тюдорам…
У нее сжалось сердце от страха; она молча кивнула головой… И все-таки она постарается повременить с отъездом! Да, ее родители должны уехать, но она всеми способами попробует убедить Мартина, чтобы он разрешил ей остаться с ним. Сейчас для такого разговора не время, но она дождется удобного случая…
Чуть позже она стояла у окна, смотрела, как муж уезжает, и знала, что совсем скоро ему придется стоять рядом со своим сюзереном на том унизительном действе в рыцарском зале Сент-Джона… Она с трудом проглотила горький ком в горле, понимая, что и сама отчасти повинна в том, что это стало необходимо.
Последующие дни тянулись долго и нудно, двор пребывал в трауре, и для нее там не находилось места, и не видно было конца этим долгим часам, которые предстояло ей провести в одиночестве. Она решила лучше ознакомиться с домом и с тем, как ведется хозяйство; однажды утром в сопровождении мастера Ролингса она отправилась в инспекционный обход. Встреча с Джеком Уэйнрайтом на кухне прошла без особого замешательства с той и с другой стороны — к тому же быстрый взгляд, брошенный ею в сторону вертела, обнаружил, что Уот Форрестер вернулся к своим обязанностям.
В это трудное время, когда Мартин подолгу отсутствовал, Крессида была особенно благодарна Алисе за ее дружбу, а юному Филиппу Кентону, которого Мартин определил прислуживать ей, — за его усердие и внимательность.
Однажды, дня через три после похорон королевы, мастер Ролингс доложил своей хозяйке, что к ней прибыл с визитом ее отец. Крессида встала и, когда дворецкий ввел сэра Дэниела в зимнюю гостиную, радостно протянула руки ему навстречу.
— Отец, как я счастлива видеть вас! Ведь вы собираетесь вот-вот отправиться в Греттон, и я боялась, что буду в Вестминстере, когда вы заглянете попрощаться со мной.
Сэр Дэниел горячо обнял дочь, и она подвела его поближе к камину.
— Пока еще холодновато, даже для марта, но весна уже чувствуется. На лужайке на набережной пробиваются первые ростки. Если так пойдет дальше, вам в дороге будет сопутствовать хорошая погода… — Обрадованная его визитом, она болтала без умолку и сперва не замечала, как напряжен отец.
Тот бросил выразительный взгляд на юного Филиппа Кентона, который отошел к стене, чтобы повесить на гвоздь лютню, на которой бренчал потихоньку, когда Крессида занималась вышиванием.
— Может, твой паж раздобудет мне эля на кухне, а, дочка?
Чуть-чуть смущенная своей оплошностью, Крессида уже открыла рот, чтобы предложить ему мальвазии из кувшина, стоявшего на столе, и повернулась, было, как и он, к Филиппу, но тут сообразила, что отец желает говорить с нею наедине, без свидетелей.
— Ну, конечно, отец. Ведь так рано утром вино не слишком полезно… куда лучше кружка теплого эля с пряностями. Ступай поскорее, Филипп, и подожди там, пригляди, чтобы эль выбрали самый лучший, подогрели как должно и сдобрили пряностями.
Филипп, всегда готовый услужить, тотчас умчался. Как только дверь за ним закрылась, Крессида стремительно повернулась к отцу.
— Ах, отец, с мамой ведь ничего не случилось?
— Нет, нет, дитя мое. Через пару деньков, как сама ты говоришь, мы должны отправиться в путь. Твоей матери я сказал, что еду к тебе предупредить об этом. В то дело, из-за которого я приехал, мне посвящать ее не хотелось.
Крессида почувствовала тревогу. Это было на отца не похоже — скрывать что-либо от ее матери;
