Он был нежен с нею в постели, хотя Крессида угадывала, что он сдерживает себя, твердо решив обращаться с ней бережно. Опять, как и в ту первую их ночь, он потихоньку разжигал ее тело, осыпая нежными дразнящими поцелуями, пока не почувствовал, что она отвечает ему. И Крессида действительно ему отвечала с такою же жадностью, наслаждаясь полнотой ощущений, а потом лежала с ним рядом, усталая и удовлетворенная.
Среди ночи она внезапно проснулась и увидела, что он сидит на постели и смотрит на нее; должно быть, подумалось ей, ее пробудила сила его желания. Она засмеялась легким вибрирующим смехом, потянулась к нему и обвила руками его шею, наслаждаясь близостью его сильного, мускулистого тела.
Он взял ее на этот раз быстро и жадно, удовлетворяя собственную страсть, и она подумала, что, пожалуй, он не искал утех у других женщин в эти долгие месяцы, как ей иной раз казалось. Конечно, она никогда его не спросит об этом. Она была вполне довольна, что сейчас он хотел ее, и испытывала лишь одно желание — сделать его счастливым.
В последующие недели Крессида познала ночи страстной любви, омраченные лишь сознанием того, что в любой миг им может настать конец. Днем Мартина зачастую не было с нею рядом, его обязанности в королевском военном Совете полностью занимали его время в Бествуде, где оставался король, по-прежнему делавший вид для своих подданных, что увлечен охотой.
В начале августа королевский двор вернулся в Ноттингемский замок, и Крессида радовалась, что Мартину теперь не нужно покидать ее по утрам так рано.
В эти жаркие ночи, когда пьянящие ароматы лаванды и розы вливались в их спальню через открытое окно — ибо Мартин в отличие от ее родителей любил прохладный воздух и отказывался верить, что он приносит заразу, — Крессида лежала в его объятиях, переполненная любовью и почти не смея заснуть, пока он в безопасности, пока она может обнимать его.
Она часто просыпалась и, приподнявшись, смотрела на него, спящего, наслаждалась зрелищем этого так хорошо уже знакомого ей тела, его мягкими темными волосами и светло-золотистым пушком на груди, его тонкой талией и сильными мускулистыми бедрами, так туго сжимавшими ее, когда они предавались любви, даже одним-двумя белевшими шрамами, памятью о битвах, в которых он бывал ранен.
Однажды вечером она осторожно пробежала пальцами по глубокой ложбинке, протянувшейся от его шеи до плеча. Здесь кожа была все еще стянута узелком, а самый шрам оставался красноватым.
— Где это случилось?
Он взял ее легкие, как перышко, пальцы и перевел их вниз, к талии.
— На границе. Мы столкнулись там с разбойничьей бандой, они набросились на нас из засады. Боюсь, я в тот день был не на высоте. Один поганец угодил мечом в щель между латным воротником и нагрудным панцирем, так что нашему хирургу пришлось прижечь рану.
Ее внутреннему взору представилась ужасная картина — Мартин распростерт на земле, а из щели в латах торчит острый меч…
— Вы убили того человека? Он усмехнулся мрачно.
— Нет. Благодарение Пресвятой Деве, милорд Ричард все видел и затоптал конем разбойника, сокрушив его боевым топориком.
Она сжала губы. Любовь Мартина к своему сюзерену безмерна и способна подвигнуть его на самые рискованные поступки во имя дела, которому он служил столь преданно. Крессида вздрогнула от страха, но тут же подавила дрожь и, наклонившись, прижала губы к свежему еще шраму.
Она неустанно молилась о том, чтобы ей дано было счастье зачать дитя от Мартина. Раз-другой она ловила на себе его испытующий взгляд, он словно боялся, что это произойдет, и вспоминала его слова о том, что он хотел бы, чтобы ее семья по-прежнему считала их брак не вполне свершившимся.
Было ли это предчувствием неудачного исхода кампании и он хотел, если случится худшее, оставить ее совершенно свободной? Казалось бы, страх должен был пронизывать ее до мозга костей, но Крессиду успокаивало уверенное выражение лица короля, а многочисленность окружавших его офицеров высшего ранга наполняла ее радостью. Если король не сомневается в успехе, чего ей бояться?
Одиннадцатого августа ранним утром Крессиду испугал решительный стук в двери их спальни. С трудом, пробудившись от глубокого сна, Мартин приподнялся в постели, опершись на локоть, и осовело моргая.
— Что там еще, черт побери? — рявкнул он.
— Это Питер Фэйрли, милорд. Срочные известия с запада. Агенты прискакали ночью и…
— Ясно. — Мартин сразу проснулся. — Через десять минут я буду внизу в зале. Зайди в мою комнату и помоги одеться.
Он наклонился и поцеловал спутанные волосы жены.
— Не знаю, смогу ли я позавтракать сегодня с тобою, любовь моя.
— Но вы сообщите мне?
— Да, как только уверюсь в том, что королю обо всем доложили, и все необходимое сделано.
Крессида смотрела, как он, туго стянув пояс ночного халата, направился в смежную комнату, где обычно одевался. Ей было слышно, как он говорил с Питером, но слов разобрать не удалось. Вздохнув, она позвонила в маленький серебряный колокольчик, призывая Алису; было очевидно, что заснуть уже не удастся.
— Ну, что? — спросил Питера граф, уже надев узкие штаны и сорочку.
Питер нагнулся, чтобы помочь хозяину завязать шнурки.
— Это случилось, милорд. Тюдор высадился в Милфорд-Хейвене. Королю уже доложили, и он призывает вас на Совет.
— Ладно, — буркнул лорд Мартин. — Кто там сейчас с ним, Питер?
— Сэр Ричард Рэтклифф, милорд. Лорд Ловелл все еще на юге. Несколько рыцарей с севера — сэр Доминик Оллард, сэр Ги Джарвис…
— Джарвис? Значит, он все-таки прискакал на юг, вон что! — Голос Мартина прозвучал резко. — Слушай, Питер, срочно пошли курьера мастеру Стэндишу. Скажи, что я прошу его допросить сэра Стрэйнджа. И пусть не колеблется: я передаю ему поручение короля. Скажи также, чтобы он заручился поддержкой сэра Джеймса Тирелла и действовал с ним заодно.
— Слушаюсь, милорд.
Одевание было закончено, и Питер вышел, повинуясь нетерпеливому жесту графа. Мартин окунул лицо в чашу с холодной водой, которую налил туда из глиняного кувшина его оруженосец, и досуха вытерся полотенцем. Затем, уже окончательно проснувшись, поспешил вниз, в большой зал.
Король весело его приветствовал.
— Вижу, тебе уже сообщили, Мартин. Значит, Уэльс, а? Я-то думал, они высадятся на юге. Твоя жена, кажется, говорила о возможной высадке в Уэльсе?
— Потому лишь, что в Греттон зачастили разные посланцы и соседи. Она заверила меня, что ее отец совершенно лоялен, ваше величество.
— Сэр Дэниел курьером известил меня о том, что намерен присоединиться ко мне с войском в полтораста человек.
— Дай-то Бог, чтобы ему не помешало продвижение Генриха, — пробормотал Мартин.
— Я вызову на Совет Норфолка вместе с Шарри и Брекенбери. Уже посланы войска в Нортумберленд. Сэр Томас Бушиер и сэр Уолтер Хангерфорд заверили меня, что также готовы скакать на север.
Сэр Ричард Рэтклифф поднял глаза от тонкой пергаментной карты, которую изучали собравшиеся в зале соратники короля, и посмотрел на Мартина.
— Его величество считает, что самое лучшее — собрать войска у Уотлинг-стрит. Генрих Тюдор, без сомнения, попытается прорваться в Лондон и пойдет, скорее всего, по этой дороге… там и надо поставить ему заслон.
Мартин согласно кивнул. Король, отдав распоряжения своему оруженосцу, вернулся к ним.
— Не могу сказать, чтобы эти вести меня встревожили, Мартин. Я давно уже рвусь в бой. Теперь мы в руках Господа, друг мой.
— Да, милорд.
— Но ты, кажется, озабочен. Однако все предосторожности приняты…
