должен тебе сказать. Может, нам даже удастся поправить свои дела.
— Месяц назад?
Она быстро соображала. Он не заходил в магазин в это время. Неужели ее безумные предположения не так уж далеки от истины?
— Думаю, это было в среду. — Дядя поднял вверх перо, чернила капнули на стол. — Да, ты, как обычно, ушла в свой книжный клуб. Поэтому вы и разминулись.
Странные мысли кружились в ее голове.
— Виконт поспешно ушел как раз перед тем, как ты вернулась. Видимо, у него были срочные дела.
Значит, он точно знал, когда ее не будет. Но нет, это глупо. Зачем?
Все эти мысли — вздор! Она интересуется только для того, чтобы выбросить подозрения из головы.
— Я собирался представить тебя. — Дядя стряхнул перо, наклонив голову. — Виконт сказал, что хотел бы пригласить лучшего работника, какой у меня есть. Даже не обратил внимания на то, что ты женщина.
— Возможно, ему все равно.
Дядя поднял глаза и постучал пером по губам.
— А какая, собственно, разница? Я думаю, ты вполне подходишь для этой работы. Моя племянница — умная, начитанная девушка. И справится с каталогом лучше любого мужчины.
Вместе с волной смущения теплое чувство признательности дяде нахлынуло на нее.
— Спасибо… Я не часто слышу от тебя подобные слова.
— Кажется, виконт порядочный человек. Любит книги. Щедрый.
— Разумеется. — Она сжала руки. — Он не говорил чего-то особенного?
— Сказал, что хотел бы нанять кого-то, кто знает Шекспира и его сонеты. Ну а кто может знать его лучше, чем ты? Так что мы быстро договорились. Он сразу же согласился.
Мысли бурные, как речной поток, закружились в ее голове.
Извинившись и вернувшись в свою комнату, она поставила ящик с письмами и прочими бумагами на кровать. Рылась в нем, разбрасывая их по всей комнате, пока не нашла подборку статей из «Дейли мейл», которую сохранила. А вот наконец и то, что она искала, — статья, которая заставила ее ответить на публикацию в первый раз.
«Я не могу понять всеобщей истерии по поводу этого вопиющего чтива. Чем могла взбудоражить Лондон эта чушь, преднамеренно направленная на пробуждение низменных инстинктов? Из-за этой книги можно подумать, что у людей нет ничего, кроме сексуального голода. Для чего она предназначена?
Неужели англичане так испорчены, что находят эту книгу более увлекательной, чем сонеты Шекспира».
Почему ей раньше не пришло это в голову? Их первая встреча… Его упоминание о Шекспире… Его разговор об «отвратительной» книге. Все было так, как будто виконт рассчитывал: она знает, кто он.
Она снова порылась в бумагах. Ага, вот это письмо.
«Дорогая мисс Чейз!
Ваши письма как светлый луч рассвета.
Я пребывал в абсолютной прострации в ожидании вашего письма.
Вы действительно так думаете об этой вредной книге? А как вы относитесь к классике?
Я должен признаться: сначала вы были для меня просто развлечением, теперь же кажетесь мне интересным собеседником».
У нее сложилось настолько определенное мнение о мистере Питтсе, что она не могла допустить мысли, будто бы тот способен на подобную мистификацию. Он может войти через дверь инкогнито? И оказаться не кем-нибудь, а виконтом?
Нет! Не может быть! Это слишком фантастично. Она ощутила волнение при этой мысли. Лорд Даунинг и пресловутый мистер Питтс — одно и то же лицо?
Она никогда не могла подумать, что эти два человека могут соединиться в одном, пока эта мысль не пришла ей в голову в гостиной у Ханнингов. И тут же вспомнились все прежние разговоры виконта, таившие какие-то странные намеки.
Нужно ли ей винить себя? Она и подумать не могла, что виконт способен писать язвительные статьи в газетах. А как ловко он завязал переписку с ней. Да ей и в голову не приходило, что такой человек мог быть ее корреспондентом, ухаживать за такой скромной девушкой, как она, и даже завязать романтические отношения.
Ей вдруг стало трудно дышать.
Она не ошибалась, когда сказала Жоржетт, что виконт специально придумал эту работу в своей библиотеке. Но зачем все это?
Человек, отвечающий на ее письма, тот, кому она доверяла тайны девичьей души, с кем была так откровенна…
Какое коварство!
О нет!
Как можно было поставить ее в столь глупое положение?
И в то же время… он был ее доверенным лицом, тайным другом, с которым она делила все свои радости и огорчения, к которому успела привязаться.
Странное ощущение своей силы, власти своей женственности наполнило все ее существо во время этого внезапного открытия.
Виконт приступил к обольщению, прекрасно зная, кто она такая.
Миранда крепко сжала пальцы. Сомнения, которые мучили ее, внезапно рассеялись. Поистине мир полон чудес.
Но зачем ему понадобилось добиваться ее таким странным способом? Что за игру он вел?
К чему все эти шекспировские страсти?
Причина все еще ускользала от нее, но другие вещи открылись во всей своей наготе. Нестыковки в поведении виконта, которые она сразу не могла объяснить. Все, как в калейдоскопе, внезапно сложилось в цельную картину: не было никаких двух мужчин, был один. Но опять-таки она возвращалась к вопросу: почему ему понадобилось добиваться ее таким путем? Зачем такие сложности?
Конечно, оставаясь инкогнито, он мог позволить себе куда больше. И притом без последствий. А она была так откровенна в своих письмах, не боясь изливать незнакомому человеку свою душу.
Дыхание остановилось в груди. Он активно отвечал на ее признания, которые были вполне искренними. В горле пересохло, каждый вздох давался с трудом. Не смеялся ли он над ней?
Какой негодяй!
Какой умница!
Она глубоко вздохнула. Ну хорошо. Допустим, она раскрыла тайну. И что ей теперь с этим делать?
Она снова порылась в бумагах, решив составить хитроумный план, который повяжет его по рукам и ногам.
Миранда достала из коробки письма Элиотериоса. Милые. Полные лирики и романтики.
Она всегда почему-то думала, что мистер Питтс, то есть виконт, лично знаком с ним. Но почему он тогда так ненавидел Элиотериоса? За что?
Она замерла, ее рука застыла в воздухе, держа написанный от руки сонет. Потому что видел в авторе соперника? Завидовал ему? Обрывки подслушанного разговора всплыли в ее голове.
«Почему бы тебе не вернуться к своей корреспонденции и занятиям литературой? Продать свои меланхолические мемуары?»
«…Вряд ли он будет дорожить книгой сонетов, которые не писал сам».
Эти слова не выходили у нее из головы.
У его брата Колина волосы светлее. Каштановые и вьющиеся. Если бы он разгладил их и не напускал на себя такой строгий вид… то вполне мог бы быть тем человеком на балу, выдававшим себя за писателя.
Но флегматичный суховатый Колин придерживался иных правил в жизни. И она не могла поверить,
