Очередной порыв ветра сорвал с головы Моники платок и растрепал волосы.
— О черт! — невольно вырвалось у нее, хотя она старалась себе такого не позволять при ребенке. Руки у нее были заняты, и она крикнула: — Адам, мой платок! Он сейчас улетит!
Очередной порыв ветра уносил ее платок.
Адам сделал несколько больших шагов и ухватил край платка, который парил над проезжей частью.
Все произошло в долю секунды. Из-за поворота, не сбавляя скорости, вылетел джип. Он стремительно приближался к тому месту, где стоял Адам.
Визг тормозов, и крик Кэтрин раздались одновременно:
— Папа! Папочка!
10
— Она уснула?
— Кажется, да.
Адам устало провел рукой по волосам и опустился в кресло у камина. В бликах огня были отчетливо видны его морщины и глубокая складка на лбу, да кое-где в волосах уже проблескивала седина.
Моника сидела в другом кресле, прижав к груди ноги и закутавшись в теплый плед. Рядом стояла чашка с недопитым кофе. Когда Адам вошел в библиотеку, ей захотелось кинуться к нему и прижаться к любимому телу крепко-крепко, так, чтобы в одночасье ушли все тревоги и волнения этого дня.
Ее до сих пор охватывал ужас, стоило вспомнить о том, что произошло возле кондитерской несколько часов назад.
Лихим водителем джипа оказался семнадцатилетний подросток, только получивший права. Его родители отлучились в гости, и он решил воспользоваться ситуацией и с ветерком прокатиться с подружкой на недавно приобретенном автомобиле. Как он умудрился затормозить и не задеть Адама, остается загадкой. Но Моника запомнила выражение лица Адама, когда он подхватил на руки бьющуюся в истерике Кэтрин. Девочка что-то кричала сквозь слезы, намертво вцепившись в куртку отца. Тот прижимал ее к себе, успокаивал, гладил по волосам, целовал в макушку — шапочка слетела с Кэтрин, когда она бросилась к нему. Но его ледяные глаза неотрывно смотрели на извиняющегося и что-то мямлившего подростка. Монике казалось, что, если бы у него на руках не было Кэтрин, он не сдержался бы и ударил юношу, не приняв в расчет его малолетство.
Полицию вызывать не стали, но родителям подростка о случившемся сообщили. Позвонили и родителям бледной девицы, которая так и не вышла из джипа. Адам собирался встретиться с ними в предстоящий понедельник.
От испуга Моника выронила коробки с десертом, и пирожные расплющились об асфальт. Но они уже мало кого волновали.
Адам, прижимая Кэтрин к груди, спросил у Моники:
— Ты сможешь повести машину?
— Конечно.
— Тогда садись за руль.
Он открыл заднюю дверцу и что-то тихо сказал Кэтрин. Та подняла заплаканное личико и кивнула. Шок, испытанный ею, оказал на девочку сильное психологическое воздействие. Она заговорила. В глубине души Адам этому был безумно рад, хотя и надеялся, что психологический барьер будет преодолен иначе.
На глазах его ребенка едва не разыгралась трагедия, подобная той, которая случилась с Линдой.
Всю дорогу до дома Кэтрин просидела у него на коленях. Правила безопасности требовали, чтобы он пересадил ее в специальное детское кресло, но Адам пренебрег ими. Он прижимал к себе дочь и чувствовал, что может расплакаться.
Начавшийся дождь все усиливался. Моника сбавила скорость. Ее руки подрагивали, и она все силы потратила на то, чтобы сосредоточиться на дороге.
Дома Адам ее спросил:
— Ты сможешь приготовить обед? Я бы не хотел тревожить миссис Смит.
— Естественно, смогу.
— А мы поможем Монике? — тихо, почти робко, точно не доверяя своему голосу, спросила Кэтрин. Оба взрослых замерли.
— Непременно, только сначала переоденемся в сухую одежду, договорились?
Моника была даже рада, что Адам увел девочку наверх, потому что, как только она оказалась одна, напряжение дало о себе знать и она расплакалась.
Ужинали рано. Потом Кэтрин начала зевать, глаза девочки закрывались, и Адам пошел укладывать ее спать.
— Ты меня подождешь? — устало спросил он у Моники.
— В библиотеке.
Он коротко кивнул.
Моника сварила себе крепкий кофе в надежде, что горячий напиток сможет унять ее дрожь. Неужели она снова заболевает? Или это нервное? Девушка не желала разбираться в своих чувствах, не хотела копаться в себе. Она развела огонь в камине, закуталась в плед и стала ждать Адама.
Его не было долго, видимо, он читал Кэтрин книгу.
А когда пришел, то предложил Монике:
— Может, выпьем, по бокалу вина? Мне нужно снять напряжение.
— Я не возражаю, — согласилась она.
Ей нравилось наблюдать за тем, как двигается Адам. Его движения были плавными, но точными. Иногда он ей напоминал дикого зверя, вынужденного жить среди людей. Интересно, а каким он был со своей женой?
Адам откуда-то выудил несколько пледов и кинул их на пол рядом с камином. В его руках оказалась бутылка с белым вином и два фужера.
— Давай сядем на пол, — предложил он, и Моника пожалела, что он отвернулся и она не видела выражения его глаз.
Она молча встала с кресла и опустилась на мягкие пледы. Теперь огонь был совсем близко, и девушка тихо вздохнула. После суетного дня так приятно оказаться в тишине дома. А главное — рядом был любимый мужчина. Она смотрела на его склоненную голову и думала о том, что пусть сегодня будет их последняя ночь, но она сделает все, чтобы потом, холодными зимними вечерами ей было о чем вспомнить.
Внезапно она представила маму. Теперь, когда Моника полюбила человека, с которым ей не суждено быть, она стала лучше понимать Анжелу. Кто знает, какие чувства она испытывала к Николосу Картленду. Может быть, их любовь походила на ураган страстей? Может, она вспыхнула и очень быстро изжила себя? А есть вероятность, что все было по-другому, раз мама решила родить от Николоса ребенка. Кто теперь разберется в перипетиях судьбы? Но Моника знала одно — она никогда не станет осуждать мать за любовь.
Адам открыл бутылку и попросил Монику:
— Помоги мне, подержи фужеры.
Рука девушки дрогнула, когда она взяла их. Как же он красив в бликах огня!
— Ты необычно тиха, — заметил он, наполняя бокалы.
— Знаешь, Адам, говорить совсем не хочется, — призналась она. — В библиотеке так тихо. Горит огонь. На душе становится спокойнее.
— Да, денек выдался еще тот.
— Но я искренне надеюсь, что теперь у Кэтрин больше не будет проблем.
— Я непременно покажу ее специалистам.
— А может, не стоит? Подожди немного. Кто знает, все встанет на свои места и без вмешательства
