Краем глаза она едва видела его. Отчетливо слышала, как он учащенно дышит — потому ли, что утро вдруг стало таким тихим или потому, что она все еще была настроена на его волну? Десять лет назад между ними возник странный контакт, незримая связь, которая позволяла им чувствовать друг друга и которую никто, даже Грег — благословенно будь его доверчивое сердце! — не заметил. Могло ли это чувство превозмочь все, что случилось — ее брак, смерть Грега, рождение Кэтрин и, наконец, пребывание в одиночестве все эти годы?
С силой сжав в руке свернутую газету, она подумала: может, повернуться и уйти? Всего лишь пара шагов до дома, до безопасности. В конце концов, это же он пропадал неведомо где и с кем.
Но прежде чем она собралась с духом и скрылась, прежде чем успела даже пошевельнуться, он сделал шаг навстречу. Сначала в поле ее зрения появились его кроссовки — кожаные, дорогие, хоть и поношенные. Грег когда-то говорил, что Тед бегает так много, что обувь просто горит на нем. Грег подначивал его, спрашивал, от чего он убегает, не замечая, что друга это отнюдь не забавляло, что он никогда не отвечал на поддразнивание. Может, он и в самом деле пытался скрыться от чего-то или кого- то?
Но Дорис обратила на это внимание. Больше того, даже догадывалась, чего старается избежать Тед. Она сама была частью того, от чего он убегал.
Тяжело дыша от усталости и жары — а, может быть, и от удивления? — он остановился в нескольких шагах от нее.
— Привет, Дорис.
На десять лет стал старше и на сотню смертей — круче, и все же голос не изменился. Да она и слышала его мало, если не считать те немногие часы, что они проводили вместе, но как же он запомнился. И она все еще слышала этот голос в своих снах. Мучаясь от своей вины.
Я не сделаю тебе больно, Дори.
Доверься мне, Дори.
Ты не любишь его, Дори.
— Хэй, Тед, — произнесла она предательски изменившимся голосом.
Прежде чем отвести глаза, она все же украдкой посмотрела на него — на его крепкую челюсть, темные глаза и прямой нос, неулыбчивый рот. Волосы у него каштановые, коротко постриженные — не совсем наголо, как стригутся многие морские пехотинцы, но очень коротко. Давным-давно она часто задавалась вопросом, какие они, отрасти он их до нормальной длины: шелковистые или жесткие? Какое ощущение они вызвали бы у нее, если бы она прикоснулась к ним, если бы они не были такими короткими, как предписано уставом корпуса морских пехотинцев? И стыдилась, думая об этом. Она принадлежала Грегу Тейлору, а невеста Тейлора не должна была задаваться подобными вопросами относительно его друзей.
Но невеста проделывала и гораздо более ужасные вещи с его лучшим другом.
Она ненавидела Теда за это, проклинала себя и даже Грега. Было время, когда она ненавидела всех… кроме Кэтрин. Ее невинной малышки.
— Я и не знал, что ты все еще в Уэст-Пирсе, — тупо проговорил он.
Сжимая газету, она сложила руки на груди.
— Откуда тебе было знать? После того, как ваш батальон отбыл, я ничего не слышала о тебе.
Тед взглянул на нее исподлобья. Она почувствовала его холодный, пронзительный взгляд, хоть и не смотрела на него.
— Когда я должен был напомнить о себе, Дорис? Когда тело Грега положили в гроб? Или когда ты хоронила его?
Если бы десять лет назад он смотрел на нее так, она бросилась бы искать убежище. В те времена она боялась его.
Нет, не совсем так. Он ни за что бы не обидел ее ни словом, ни взглядом. Несмотря на всю свою крутость, несмотря на свой суровый образ жизни, он проявлял в отношении к ней необычайную нежность, которой даже Грег не отличался.
Нет, она боялась не его, а желаний и чувств, которые он вынуждал ее испытывать. Боялась того, к чему все эти чувства могли привести. Но даже сейчас, будучи уже вполне взрослой и зрелой, зная о жизни больше, чем хотела бы, она жаждала убежать от него.
Но не убежала. Не отступила, а лишь негромко произнесла:
— Ты мог бы, по крайней мере, извиниться!
— Извиниться? — повторил он. — За что же ты хочешь моего извинения? За то, что я жив, а Грег мертв? Или…
Он замолчал, нахмурившись. Ему и не нужно было продолжать. Она прекрасно знала, что последовало бы за этим 'или'. Так что это все еще волнует его. Те несколько часов, что они провели вместе, — два или три — все еще давят на его совесть. Два или три часа. Их хватило, чтобы показать, сколь недостойными доверия Тейлора были его лучший друг и подруга.
— Ты мог бы выразить сочувствие по поводу гибели Грега.
— Ты знаешь, как мне было больно.
Осмелившись взглянуть на него, она заметила усталость в его глазах и почувствовала себя мелочной. Конечно, она все знала. Он действительно любил Грега. Они были неразлучны — работали вместе, тренировались вместе. Знали, что в один прекрасный день они могут попасть на войну, воевать бок о бок, даже умереть вместе. Однако Грег погиб без друга. Не один, нет. Вместе с ним погибли девяносто шесть человек, но не Тед. И, видит Бог, она не хочет, чтобы он извинился за то, что выжил, а Тейлор — нет. То, что Теодор Хэмфри жив и невредим, было ее единственным утешением, когда пришло кошмарное известие.
Она сомневалась, что пережила бы и его смерть.
Тяжелый вздох вырвался из ее груди. Почему ты не позвонил мне? — хотелось ей спросить. Что помешало навестить меня? Как же ты, любивший Грега, не зашел к его вдове? Почему ты выбросил меня из своей жизни?
Сжав губы, она судорожно подыскивала, что бы такое безобидное сказать. Это было нелегко. Они с Тедом не снисходили до ничего не значащих разговоров — слишком это пресно и не романтично. Когда же дошло до потворства своим желаниям, они отдались самому естественному из них. И самому греховному.
Слава Богу, Грег так и не узнал об этом.
— Ты живешь здесь? — наконец спросила она. Простой вопрос, не могущий повредить ни одному из них, но ответ на него значил немало. Не должен он жить по соседству. Судьба не может быть такой недоброй после стольких лет, чтобы поселить их рядом. Ему всегда нравились долгие пробежки — пять, шесть, даже восемь миль. Может, он сохранил эту привычку и живет достаточно далеко отсюда?
— У меня квартира чуть дальше по улице.
Судьба бывает просто злой. Она проезжает мимо того многоквартирного дома каждый день — по дороге на работу, в бакалею, в кредитное общество, на заправочную станцию. Куда ни поедет, ей не миновать его дома.
— А ты?.. — она опять заколебалась. Не хотелось задавать этот вопрос, но ей нужно было знать ответ. Ради себя. Ради Кэтрин. — Ты женат?
Тед бросил на нее быстрый жесткий взгляд. Она приняла и его, и отсутствие обручального кольца за отрицательный ответ. И ждала, когда он спросит, вышла ли она вновь замуж или кольцо с бриллиантом на ее пальце — память о Греге. Она носит его уже десять лет. Поначалу было страшно даже снять его — оно осталось единственным связующим звеном с Грегом, но теперь все вошло в привычку. Утром она встает с постели, принимает душ, одевается и надевает часы, серьги и обручальное кольцо. И так каждый день.
Но он не спрашивает. Может, тем самым подчеркивает свое безразличие?
Почему ему не было наплевать до того, как они предали Грега? — с тоской спросила она себя.
Дорис переступила с ноги на ногу. Ее одолевало желание покончить с этим, свиданием, войти в дом и убедить себя, что не следует больше встречаться с ним.
Но и не хотелось отпускать его с такой легкостью.
Из-за Кэтрин.
