— Что-то мне не нравится, как он ведет себя с Кэт. Слишком уж он расположен к ней, если принять во внимание, что вы знакомы совсем недавно.
— Я знаю его уже десять лет — треть всей жизни!
— И мне не нравится, как он поглядывает на тебя.
Ах, мама, если бы ты знала, как он умеет поглядывать!
Дорис вспомнила тот момент, когда несвоевременное появление Кэт прервало разговор с Тедом на веранде ее дома. Он не отрывал от нее глаз. Ах, этот взгляд, от которого ей хотелось прильнуть к нему. А тут дочь — не могла подождать еще несколько минут…
— Дорис! — отвлек ее голос матери.
— Что, мам?
— Возьми, пожалуйста, стаканы. Я приготовлю поднос и салфет… — Женщина внезапно замерла, с изумлением уставившись на протянутую руку дочери. Нервно облизнув губы, Дорис взяла кувшин и начала разливать чай.
— Ты заложила кольцо?
— Нет, мама.
— Сдала в чистку или ремонт?
— Нет. Оно в моей шкатулке для драгоценностей, там и останется. Рука не самое подходящее место.
— Понятно. Итак, этот джентльмен вернулся домой после десяти лет отсутствия, и ты уже готова забыть о Греге.
На языке Дорис так и вертелось, что они с Тедом забыли о Греге за несколько месяцев до его гибели, и что это счастье для всех, ибо иначе не было бы Кэт. Но она сдержала себя и холодно проговорила:
— У этого джентльмена, мама, есть имя — Теодор. Если ты не можешь заставить себя называть его так, обращайся к нему 'мистер Хэмфри' или 'сержант артиллерии Хэмфри', а лучше вообще никак не называй. А теперь… Нам чаю не надо. Мы с Тедом возвращаемся домой.
Она успела дойти до двери, когда мать остановила ее, ошеломив вопросом:
— Дорис, ты спишь с ним?
Вытаращившись на родительницу, Дорис стояла как вкопанная. Поборов желание отделаться грубостью и, хлопнув дверью, уйти, она с достоинством ответила:
— Я достаточно взрослая, чтобы мне задавали подобные вопросы.
— Он живет в твоем доме? Остается у тебя на ночь? И все это на глазах у моей внучки?
Дорис нервно сплела пальцы, до хруста сжав их.
— Когда погиб Грег… — а Тед не вернулся ко мне, добавила она про себя… — я нашла поддержку у тебя с папой, у мистера и миссис Тейлор. Я очень нуждалась в вашей помощи. К несчастью, я забыла о том, что я взрослый человек, и вы не задумались об этом. Я позволила всем вам обращаться с собой, как с беспомощным ребенком, что вы и продолжаете делать. Вы все еще считаете, что имеете право принимать решения за меня и указывать, как мне жить.
— Тебе было девятнадцать, когда погиб Грег. Вряд ли этот возраст можно назвать зрелым.
— Я была замужем! Была женой и готовилась стать матерью! — Дорис отошла от двери и остановилась напротив родительницы. — Ты спрашиваешь у Кэрол о ее сексуальной жизни?
Женщина отмахнулась от нее:
— Кэрол совсем другая. Она более…
— Что более? Взрослая? Ответственная? Я овдовела в девятнадцать. Я одна вырастила свою дочь. Я содержала ее и себя без чьей-либо помощи. Только не говори мне, что моя двадцатичетырехлетняя сестра, все еще живущая дома, самостоятельнее меня.
— Опытней, — твердо парировала мать. — Кэрол опытней в отношениях с мужчинами.
Дорис зашлась в смехе.
— Это уж точно. У нее было за два последних года больше любовных связей, чем у меня за всю мою жизнь.
— В том-то все и дело, дорогая. Ты жила слишком беззаботной жизнью. У тебя не было друзей среди мужчин, кроме Грега. Ты не гуляла ни с кем, не принимала ухаживаний. Верно, к двадцати ты уже побывала замужем, овдовела и родила, но была так невинна. И продолжаешь оставаться такой.
Дорис вздохнула, так и не умерив в недолгом молчании свое раздражение и даже гнев, перерастающий в открытый бунт против родителей.
— Я не собираюсь оставаться на всю жизнь живым памятником Грегу Тейлору только потому, что всех это устраивает. Я не знаю, к чему приведут наши отношения с Тедом. Это касается его и меня и совершенно не касается вас. Если, как ты говоришь, ты озабочена Кэт, не волнуйся. У меня здоровая, жизнерадостная, ухоженная и любимая мною дочь. Я не сделала еще ничего, что причинило бы ей вред, и никогда не сделаю.
Она снова подошла к двери и обернулась.
— Если ты привезешь Кэт, когда я буду еще на работе, оставь ее в доме Кларков. И не забудь напомнить ей, чтобы она почистила на ночь зубы.
Приветливо кивнув, Дорис вышла.
Семья собралась на тенистой веранде в северном крыле. Входя на нее, Дорис состроила ослепительную улыбку.
— Кэтти, иди поцелуй меня.
— Уже уезжаешь? — спросил отец.
Дорис присела на подлокотник его кресла, и Кэт прильнула к ней.
— Мне пора домой, папа. Вы уже давно не приглашали к себе эту маленькую обезьянку. Я собираюсь насладиться свободой от нее.
Кэт бросила на мать обиженный взгляд.
— Ты будешь скучать по мне каждую минуту.
— Не так уж много у меня будет этих минут, моя сладкая. В этом доме не поймут, что такое тишина, пока не поживут с тобой и не отошлют обратно. И все-таки ты мое золото. — Она прижала дочь к себе. — Слушайся всех.
— Даже тетю Софи? Она сама еще совсем ребенок, — запротестовала Кэт с преувеличенным возмущением, и двадцатилетняя сестра Дорис швырнула в племянницу подушку через всю веранду.
— Даже тетю Софи. До свидания, моя любимая. — Она поцеловала Кэт в лоб, потом расцеловалась с отцом и сестрами.
Несмотря на возражения родных, она подтолкнула Теда к дверям и потащила к машине, не пожелав попрощаться с матерью. Дорис испытывала облегчение и мысленно похваливала себя за то, что не допустила никаких грубостей, избежала неприятностей. Но ведь все еще впереди…
— Должно быть, тебе здорово досталось, — прервал ее размышления Тед.
— О чем ты?
— У тебя, кажется, был 'приятный' разговор с матерью. Ну и чем беседа закончилась?
Он подал машину задом к подъездной дорожке и подрулил к шоссе, которое должно было привести их в Уэст-Пирс.
Дорис устроилась поудобней, готовясь к продолжению диалога на заданную матерью тему.
— Она желает мне добра, и я это понимаю, но иногда ее любопытство и заботливость доводят до бешенства. Ох, эта родительская опека.
— Матерям и положено квохтать над своими птенцами. — Он пожал плечами. — Элиза же тебя любит. А чего ты от нее ожидала?
— Она любит ту маленькую девочку, которой я когда-то была, а не женщину, которой я стала. Моя мать ничего не смыслит в отношениях с детьми. Она даже не представляет себе, что родителям полагается смириться с самостоятельностью старшего ребенка, быстро взрослеющего, быть построже со средним и холить и лелеять младшего. Она же позволяет Кэрол делать что угодно, забывает о Софи и пытается жить моей жизнью вместо меня.
— Обстоятельства вынуждают ее, как я понимаю, пристально следить за тобой. Еще совсем юной тебе пришлось многое пережить.
