человека на краю и не дать ему свалиться в пучину отчаяния. От одного их прикосновения Нэнси сразу начинала чувствовать себя храбрее. У другой сиделки пальцы были теплые, и мягкие; от этих рук веяло почти домашним уютом и безопасностью. Эта сестра часто трепала Нэнси по плечу, и именно она сделала ей два болеутоляющих укола. Голос у нее был мягкий, негромкий, баюкающий, в то время как первая сестра говорила с легким иностранным акцентом, который делал ее голос холодноватым, строгим. Как бы там ни было, Нэнси успела полюбить обеих и жалела только о том, что не может увидеть их лиц.
— Теперь уже скоро, милая, потерпи еще немножко. В окно уже видно залив. Ты и оглянуться не успеешь, как мы будем на месте… — по очереди приговаривали сиделки.
На самом деле самолет должен был приземлиться через добрых двадцать пять минут, и Питер Грегсон, мчавшийся по шоссе в новеньком черном «Порше», прекрасно знал, что именно столько времени у него есть в запасе. Машина «Скорой помощи» должна была встретить его в аэропорту, с нею же он и рассчитывал вернуться, а что касалось «Порше», то за ним Питер собирался послать одну из своих секретарш.
Новая пациентка весьма занимала его. Должно быть, рассуждал он, эта Нэнси Макаллистер много значит для Марион Хиллард, если она так о ней заботится. Четыреста пятьдесят тысяч долларов, из которых на долю Питера приходилось около трехсот, были для него весьма значительной суммой. Все остальное должно было быть истрачено на то, чтобы, находясь на лечении, девушка ни в чем не нуждалась. Питер обещал это Марион Хиллард.
Впрочем, он все равно проследил бы за тем, чтобы устроить Нэнси с максимальным комфортом, даже если бы ему пришлось потратить на это часть собственных денег. Питер Грегсон как никто другой знал, насколько успех при сложных пластических операциях зависит от душевного спокойствия пациента. Кроме того, он должен будет поближе познакомиться с этой девушкой, заглянуть к ней в самую душу, чтобы она научилась доверять ему. Это было важно, поскольку им предстояло стать не просто друзьями: в ближайший год он будет для Нэнси Макаллистер всем, как, впрочем, и она для него.
А иначе просто не могло быть, потому что к тому моменту, когда Питер завершит работу над ее лицом, Нэнси должна психологически приготовиться к своему второму рождению. И именно Грегсону суждено было стать тем, кто — после долгих восемнадцати месяцев кропотливого труда — даст жизнь новой Нэнси Макаллистер. Разумеется, не все зависело только от него; сама Нэнси должна была собрать все свои силы и мужество, чтобы вынести множество сложных операций, но Питер уже решил, что обязательно проследит за этим. С какими бы трудностями они ни столкнулись, они будут встречать их вместе, помогая друг другу в меру сил и возможностей.
Мысль об этом привела Питера в отличное настроение. Впрочем, он всегда любил свою работу и отдавал ей всю душу. И в какой-то мере Питер уже любил эту незнакомую девушку, которую судьба вручала ему для того, чтобы он исправил ее ошибку. Ему уже нравилось то, что он из нее сделает; нравилось, какой будет Нэнси после того, как он заново вылепит ее из сырой глины, в которую она превратилась после катастрофы.
Подобные тщеславные мысли приходили в голову Питеру нечасто, однако он прекрасно знал себе цену и не был склонен к ложной скромности. Он знал, что сделает все, что от него требуется, даст этой бедной девочке все, что должен дать.
И тогда она сможет начать новую, быть может, более счастливую жизнь.
Бросив взгляд на часы, Питер прибавил газ, и «Порше» стрелой понесся по шоссе. После хирургии вождение автомобиля было его вторым любимым занятием. Кроме различных марок машин, Грегсон сам пилотировал свой личный самолет, а когда у него было свободное время — занимался подводным плаванием с аквалангом или ездил в Европу, чтобы подниматься в горы. По характеру он был человеком, которому нравится покорять самые недоступные вершины, бросать вызов невозможному и побеждать.
Именно за это Питер так любил свою работу. Порой его обвиняли в том, что он изображает из себя господа бога, но дело было не в этом — просто чем меньше были шансы на успех, тем с большей охотой Питер брался за самые сложные операции. Для него это был могучий стимул, и Питер не знал неудач. Ни неприступные горы, ни морские глубины, ни женщины, ни пациенты не смогли нанести ему поражения; в свои сорок семь он все еще оставался победителем и собирался побеждать и побеждать вновь.
И он ни секунды не сомневался, что в случае с Нэнси его тоже ждет успех.
Слегка улыбаясь своим мыслям, Питер поудобнее откинулся на спинку водительского сиденья. Врывавшийся в приоткрытое окошко тугой ветер трепал его тронутые сединой волосы, но голубые глаза поблескивали и искрились жизнью, а губы были упрямо сжаты. Неделю назад Питер вернулся в Сан- Франциско после отдыха на Таити, и ровный загар, покрывавший его по-молодому упругую, гладкую кожу, еще не успел сойти. Знаменитый хирург знал толк в одежде. — мягкие серые брюки и голубой кашемировый джемпер, прекрасно сочетавшийся с цветом глаз, довершали его образ.
Впрочем, Питер всегда одевался со вкусом и был исключительно привлекательным мужчиной, однако не это было главным в нем. Главным была жизненная сила, кипучая, бьющая через край энергия и внутренний магнетизм, которые привлекали к нему гораздо больше внимания, чем внешность.
Питер затормозил у здания аэропорта в ту самую минуту, когда самолет Нэнси коснулся бетона посадочной полосы. Выйдя из машины, он протянул дежурному полисмену специальный пропуск, и коп, кивнув, пообещал присмотреть за «Порше». И в этом не было ничего удивительного: Питер был из тех людей, к которым просто нельзя относиться равнодушно. Разговаривая с ним, даже полисмены начинали улыбаться — такими действенными были его обаяние и внутренняя энергия, которые сквозили в каждом слове, в каждом жесте, и, чувствуя их, даже посторонние люди начинали тянуться к Питеру.
Войдя в главный зал терминала, Питер быстро разыскал дежурного по аэропорту и объяснил ситуацию. Дежурный переговорил с кем-то по радиотелефону, и через минуту Питера уже провели через служебный вход на летное поле и, усадив в электрокар, доставили к самолету, возле которого стояла машина «Скорой помощи».
Поблагодарив водителя, Питер поспешил к «Скорой», в которой сидели два санитара и служащий аэропорта, ожидавшие, пока откроется дверь и пациента можно будет выгрузить из самолета.
Первым делом Питер заглянул внутрь санитарной машины, чтобы убедиться, что все его указания выполнены в точности. Все было в порядке. В машине было все необходимое и даже чуть больше, поскольку никто не знал, как Нэнси перенесет полет. В том, чтобы транспортировать ее сразу после аварии, была известная доля риска, но Питер хотел, чтобы пациентку доставили к нему в Сан-Франциско как можно скорее. Работы предстояло много, и он собирался начать уже через несколько дней. В данном случае время работало против них.
Выход остальных пассажиров был задержан на несколько минут, пока санитары спускали по трапу носилки, на которых лежала Нэнси. Стюардессы с жалостью косились на ее бинты и на прикрепленные к носилкам капельницы и гибкие шланги, некоторые даже отворачивались. Питер отметил, что сиделки умело обращаются со своей пациенткой. Сиделки ему сразу понравились — они были достаточно молоды, однако в их уверенных движениях чувствовался большой опыт и хорошая подготовка. Кроме того, они, похоже, умели работать вдвоем, а именно этого он хотел больше всего. На ближайшие восемь-десять месяцев им всем предстояло стать членами одной команды, и характер взаимоотношений внутри этого маленького коллектива мог иметь решающее значение. Для успешного лечения не было врага хуже, чем некомпетентность, небрежность, психологическая несовместимость. Здесь каждый должен был стараться изо всех сил — каждый, и в особенности сама Нэнси, но Питер знал, что сумеет этого добиться. Именно ей предстояло стать главной звездой его шоу.
Дождавшись, пока носилки снесут вниз и поставят в салоне «Скорой помощи», Питер улыбнулся сиделкам, но ничего не сказал. Сделав им знак подождать, он забрался в машину и сел на сиденье рядом с Нэнси. Взяв ее руку в свою, Питер заговорил:
— Здравствуй, Нэнси, меня зовут Питер. Как долетела? — Он разговаривал с ней спокойно и уверенно, как будто она все еще была нормальным человеком, а не безликим, замотанным бинтами манекеном, и это подействовало. Питер буквально физически почувствовал, как при звуке его голоса по телу Нэнси прокатилась волна облегчения и радости.
— Прекрасно… А вы доктор Грегсон? — Голос ее был усталым, но в нем сквозили любопытство и интерес.
— Да, я доктор Грегсон, но ты лучше называй меня по имени. Во-первых, я не такой уж старый, а во-
