которую ставят на телевидении, через несколько дней выйдет на экран.
— Правда? — удивилась девушка и откинула челку со лба. — Я не знала. Вы думаете, Джеймс захочет присутствовать на премьере? — Домине не задумываясь произнесла его имя. Она сказала «Джеймс», а не «мистер Мэннеринг» или «опекун» и даже не заметила этого.
— Ну конечно. Это важное событие, и драматург не может оставаться в тени.
Сердце Домине затрепетало.
— Понимаю. Мне будет жаль уезжать, — сказала она и поняла, что кривит душой: Йоркшир привлекал ее прежде всего потому, что здесь она обрела кров, но без Джеймса Мэннеринга дом станет другим. Пусть он редко показывается из кабинета и вечно недоволен своей подопечной — он рядом, и это самое главное.
Внезапно они услышали стук копыт, почти одновременно обернулись, и Домине приложила ладонь козырьком ко лбу, стараясь рассмотреть против солнца, кто к ним приближается. Когда она узнала своего опекуна, сердце в ее груди заколотилось сильнее.
Мэннеринг осадил вороного гунтера в нескольких шагах от них и мрачно махнул рукой в знак приветствия.
— Так вот куда ты забралась, — произнес он сухо, обращаясь к Домине. — Мелани сказала мне, что ты уехала одна.
— Я… это правда, — поспешно сказала Домине. — С мистером Морли мы столкнулись всего пару минут назад.
— Да ну? — Джеймс сурово посмотрел на Винсента. — Не знал, что ты любишь утренние прогулки верхом в этих краях.
— Я бываю здесь довольно редко, — спокойно ответил Винсент, — и встретил мисс Грейнджер совершенно случайно.
Джеймс сдержанно кивнул и повернулся к девушке;
— Ты готова ехать назад, Домине?
Девушка раздавила каблуком окурок и взяла кобылу под уздцы.
— Да, готова, — согласилась она, запрыгивая в седло.
— Тогда я не говорю «прощайте», мисс Грейнджер, — улыбнулся Винсент, слегка поклонившись. — Быть может, однажды утром мы снова увидимся.
Домине ответила ему улыбкой, и управляющий, пришпорив коня, ускакал прочь. Когда стук копыт затих вдали, Джеймс наклонился в седле и схватил поводья Роузи.
— Я хочу поговорить с тобой, Домине, — сурово сказал он, — и сейчас для этого вполне подходящее время.
Девушка поежилась.
— Мне холодно, — произнесла она, нервно сглотнув. — Не лучше ли поговорить в доме?
— Нет. Моя мать старательно следит за тем, чтобы мы с тобой не оставались наедине.
— Не могу представить почему, — еле слышно сказала Домине, чувствуя, как к щекам предательски приливает кровь.
— Не можешь? — Его смех звучал неприятно. — Тогда, очевидно, ты в последнее время не смотрела на себя в зеркало. Хорошее питание, свежий воздух и конный спорт пошли тебе на пользу. Ты становишься очень привлекательной девушкой.
— Благодарю вас, — пробормотала она, тщетно пытаясь сохранить небрежный тон.
Джеймс несколько секунд наслаждался произведенным эффектом, затем огляделся и произнес:
— Следуй за мной.
Он пустил лошадь легким галопом, и Домине покорно поскакала за ним, глядя по сторонам и стараясь запомнить какие-нибудь ориентиры, поскольку этот участок пустоши был ей малознаком. Вскоре она увидела, куда направлялся Джеймс. За ближайшей возвышенностью скрывался пастуший домик, на скорую руку сколоченный из необструганных досок и предназначенный, вероятно, для того, чтобы в непогоду давать приют фермерам, ищущим заблудившихся овец.
Остановившись возле домика, Джеймс спешился и привязал гунтера у коновязи, затем протянул руку подъехавшей Домине, но та легко спрыгнула на землю, отказавшись от его помощи, и вошла в домик. Это было скромное, выстуженное ветрами жилище, в самом центре стояли грубо сколоченные лавка и стол, в углу пылилась спиртовая плитка. Но, по крайней мере, здесь было теплее, чем на морозном утреннем воздухе, а в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь грязное оконце, уютно кружились пылинки:
— Что вы хотели мне сказать? Что мы уезжаем в Лондон через пару дней? — спросила Домине, присев на краешек лавки, подальше от опекуна.
Джеймс насупился.
— Откуда тебе это известно?
— От мистера Морли. Он сказал, что вашу пьесу скоро будут показывать по телевизору.
— Верно, — буркнул Джеймс, пиная сапогом ни в чем не повинную ножку стола. — Моя матушка, наверное, уже пожаловалась тебе, что я несколько дней подряд висел на телефоне. Теперь понадобилось мое непосредственное присутствие, к тому же для меня премьера этой пьесы очень важна.
— Конечно, — кивнула Домине.
— Дело в том, что я не хочу брать тебя с собой, — быстро продолжил он.
Девушка подняла голову.
— Что?
Мэннеринг вздохнул:
— Ты слышала, что я сказал, Домине. Я хочу, чтобы ты осталась в «Грей-Уитчиз».
— Но почему?! — с обидой выпалила она. — Вы настояли на том, чтобы я жила здесь, с вами, несмотря на то что дедушка Генри даже не упомянул мое имя в завещании. А теперь вы говорите, что возвращаетесь в Лондон и не берете меня с собой! Вы с самого начала собирались так со мной поступить — привезти сюда и бросить?
Джеймс закусил губу.
— Я не бросаю тебя, Домине! — нетерпеливо воскликнул он. — Разве ты не понимаешь, что нам нельзя жить в одной квартире в городе?!
— Почему нельзя? — угрюмо спросила она.
— Только не прикидывайся бестолковой! Неужели я должен объяснять тебе такие вещи? Боже, да люди сразу начнут болтать, что я с тобой сплю!
Домине вздрогнула и залилась краской.
— Не бойтесь, никто вас не заподозрит, ведь вы считаете меня ребенком! — с болезненным усилием выдохнула она.
— Проклятие! Всего лишь несколько минут назад я признал, что ты привлекательная девушка…
— Как мило! — Глаза Домине блестели от подступавших слез. — Вы настоящий джентльмен!
— А как еще мне тебя называть? — Джеймс не на шутку разозлился. — Клевая чувиха? Извини, но я не привык к современному молодежному жаргону!
— И я тоже! — свирепо выкрикнула она. — Если вы не забыли, единственному человеку, с которым я общалась за стенами монастыря, было за семьдесят. — Она сжала кулаки. — И в отличие от вас он держался со мной на равных!
— Еще бы! — ехидно заметил Джеймс. — В таком возрасте все старики впадают в детство, и Генри — не исключение!
Домине скривилась от боли, которую он так безжалостно причинил.
— Да вы просто завидуете ему! — выкрикнула она. — Потому, что он был достаточно порядочным, чтобы взять на себя заботу о сироте!
Джеймс сокрушенно покачал головой.
— Это не так, Домине, — устало проговорил он. — Почему ты не хочешь меня понять? Послушай, мне жаль, но я действительно не могу взять тебя с собой в Лондон. Ничего не поделаешь.
— Совсем ничего? — тихо и обреченно спросила она, забыв о своем гневе.
Джеймс обошел стол, сел рядом с девушкой и, положив руки ей на плечи, заглянул в глаза:
— Послушай, Домине, я не хочу причинять тебе боль. Проклятие, я знаю, каково это — чувствовать
