бормоча:
– Да вообще-то я…
– Пожалуй, я ненадолго схожу на пляж. – Его красивое смуглое лицо окаменело, затем он угрюмо пробормотал: – Не нужно быть ясновидящим, чтобы предсказать, что моя первая брачная ночь едва ли мне запомнится!
Одри тут же пришло в голову, что, пусть и формально, но это действительно их первая брачная ночь. И вовсе не трудно догадаться, что пока Филипп не нашел в ней для себя ничего примечательного. Меньше чем за час она умудрилась дважды прочитать ему нотацию.
– Извини, что тебе приходится скучать.
– Мне вовсе не скучно.
– Ты голоден? – с надеждой в голосе обратилась к нему терзавшаяся виной Одри, желая таким образом удержать Филиппа рядом собой. – Я могу приготовить что-нибудь.
Филипп, явно изумленный этим предложением, тем не менее надменно покачал головой.
– Я голоден, но не еда мне нужна.
Филипп медленно повернулся к ней. В лучах заходящего солнца он показался Одри поразительно красивым: бронзовый загар, черные волосы, горящий взгляд темных глаз, заискрившихся серебром, когда он гордо вскинул голову. Сердце ее ёкнуло.
– Мой голод особого рода. Его вызываешь ты. Я дико, безумно голоден, – продолжал Филипп, сверля ее глазами.
Одри почувствовала, что у нее подкашиваются ноги.
– Подумать только, что я об этом заговорил! Вот видишь, то, что, по твоему мнению, было ужасной ошибкой, для меня ошибкой не стало, – осторожно произнес Филипп.
Боясь пошевелиться, Одри не сводила с него глаз.
– Ничего подобного я еще ни с кем не испытывал, – хрипло признался Филипп.
Одри вздрогнула, ощутив томление в груди.
– Возможно, это оттого, что ты выпил лишнего…
– Нет, не надо… не умаляй своих заслуг! Мужчина не может имитировать страсть, если женщина ему безразлична.
Возглас удивления сорвался с ее губ, когда Одри почувствовала, как желание горячей волной наполняет ее. Ощущение оказалось столь сильным, что она в смятении попятилась.
– Меня и близко нельзя подпускать к постели, в которой ты окажешься, – беззастенчиво признался Филипп. – Я просто наброшусь на тебя! Поэтому я буду спать внизу.
Когда он повернулся к ней спиной, у Одри вытянулось лицо. Да, он хочет меня… но это опять всего лишь похоть. Или?… Сладостная дрожь пробежала по спине, и она вновь почувствовала, что ноги отказываются ей служить. Филипп уже у двери… почему я не останавливаю его? Секс ради секса – он привык к этому и именно этого требовал от женщин. Но мне этого недостаточно. Мне нужно совсем другое! Я слишком сильно люблю его, и это делает меня уязвимой, не дает смириться с тем, что через пару недель после выздоровления Максимилиана все закончится.
Смятение Одри усилилось, когда Филипп скрылся в сгустившихся сумерках. Она испытывала непреодолимое желание воспользоваться его предложением.
В конце концов, что мне терять? Я безумно хочу его. Плевать мне на гордость, плевать на принципы. И тут в ее памяти всплыла однажды произнесенная Филиппом фраза: «Ты заранее уверена, что потерпишь неудачу, и поэтому даже не предпринимаешь никаких попыток». Он прав, подумала Одри, чувствуя, как все закипает внутри, и я готова принять его вызов. Однажды я должна рискнуть и поступиться принципами.
Она достала из холодильника бутылку шампанского, прихватила бокалы и начала спускаться с холма к пляжу, размышляя, как будет действовать дальше. Филипп боится обязательств, поэтому с самого начала надо дать ему понять, что не рассчитывает на нечто большее, чем короткий роман. Тогда он успокоится…
Филипп стоял на пляже и вглядывался в морскую даль. Скинув туфли, Одри с бешено колотящимся сердцем пошла по песку, ей хотелось, чтобы он услышал ее шаги и обернулся, но шелест волн заглушал все звуки. Она подошла вплотную к Филиппу, вручила ему бутылку шампанского и, не поднимая глаз, сказала:
– Я тоже ничего подобного не испытывала… и не вижу причин, почему тебе нужно спать внизу на дурацкой кушетке…
– А как же Келвин? – прошептал Филипп.
– Он в Токио! – быстро ответила Одри. – Он…
– С глаз долой, из сердца вон, – цинично ввернул Филипп.
– Вовсе нет!
– Бог мой, зачем я спорю? – воскликнул Филипп и, бросив бутылку на песок, в каком-то диком исступлении подхватил Одри на руки.
– Тебя это ни к чему не обязывает, – едва дыша, сказала Одри, обняв Филиппа за шею и прижавшись лицом к его плечу. – Я вовсе не тот человек, которому нужны обязательства, – добавила она, боясь, что первой фразы оказалась недостаточно, чтобы избавить его от сомнений.
Филипп с жадностью припал к ее губам, но постепенно необузданная страсть сменилась нежностью, его губы мягко касались век Одри, влажных щек, затем вновь возвращались к губам.
Когда Филипп поставил ее на ноги, Одри вопросительно посмотрела на него.
– На песке нам будет неудобно, – пробормотал он.
Наверняка ему это хорошо известно: он на девять лет старше и опыта в таких делах ему не занимать. Но Одри вдруг обнаружила, что ей вовсе не хочется думать ни о женщинах, бывших в жизни Филиппа, ни о том, чем она от них отличается. Она вовсе не яркая, не обладает утонченными манерами, она не блондинка. Короче, она вовсе не подходит Филиппу, и это ее огорчало.
Когда они оказались в спальне, Одри не знала, как себя вести. Она не должна думать о том, что делала в прошлый раз, не должна брать инициативу на себя. Но Филипп не позволил сомнениям овладеть ею: он со знанием дела обнял Одри и привлек к себе. Затем легким движением расстегнул молнию на платье, стянул с плеч, и оно упало к ее ногам.
Его горящие глаза восторженно смотрели на ее стройную фигуру в изящном нижнем белье.
– Ты безупречна, моя дорогая, – прошептал он.
– Ты слишком любезен, – смущенно выдавила из себя Одри.
Филипп улыбнулся, глаза его заблестели еще ярче.
– Для меня ты слишком хороша. Что бы я ни делал, на тебя это не производит впечатления!
– О, кое-что производит, – возразила Одри.
Заключив ее в объятия, Филипп уложил Одри на роскошную кровать и начал быстро раздеваться. У наблюдавшей за ним Одри перехватило дыхание, грудь ее начала лихорадочно вздыматься. Сердце бешено колотилось, волна желания вновь наполнила ее.
– Я просто не могу поверить, что это происходит с нами, – прошептала Одри, ибо в ее сознании вдруг возник образ Филиппа, каким он запомнился ей по работе в банке. Безжалостный, холодный, сдержанный, отстраненный. От этого воспоминания ей стало не по себе.
– Придется поверить, – хрипло сказал Филипп, в предвкушении наслаждений не сводя глаз с ее пышных форм.
– Но это вовсе не мы… время, похоже, остановилось…
Погрузив пальцы в ее распущенные волосы, Филипп привлек Одри к себе. Она не сопротивлялась. Словно мотылек рядом с пламенем свечи, мелькнула у нее мысль. Но стоило Филиппу освободить ее томящиеся груди из шелкового плена бюстгальтера и начать ласкать ставшие чувствительными соски, Одри издала стон и остатки связных мыслей покинули ее.
– Как я люблю твое тело, дорогая, – пылко шептал Филипп, водя кончиком языка между ее трепещущими грудями.
– Я не знала, что может быть так хорошо… – задыхаясь, простонала она.
– Максимилиан был прав, не оставляя меня наедине с тобой все эти бесконечные вечера…
Одри целовала его тело, ладонями ласкала гладкую кожу, и с каждой секундой пожар страсти
