исключительно скромный и сдержанный всегда и во всем брат не смог подобрать к нему более подходящего слова.
— Вот, видишь, дыра… от вражеской пули, — говорит Георгий Филиппу, показывая ему пробоину в верхней части старого солдатского котелка. — Железо, как видишь, не выдержало, а мы выстояли… Ну идем, мать небось заждалась. Время ужинать…
Когда Филипп пластом свалился на койку, Георгий с восхищением сказал матери:
— Ну, мать, братика ты вырастила! С характером. От своего не отступит. Жаль, отец не дожил, порадовался бы…
Кому из нас не хотелось поскорей стать взрослым? Помню, торопили время. Куда-то спешили. Не терпелось: «Скорее бы закончить седьмой класс. Скорее бы получить паспорт, взять свидетельство об образовании, и айда…»
Спешил и Филипп Каретин.
Кем быть?… В сущности такого вопроса для него не существовало. С детства любил читать детективные романы, книги о пограничниках, о работе милиции. Собирал все, что было связано с этой профессией. В его коллекции были погоны, пуговицы от кителя и милицейский свисток. Но еще маленьким он решил стать конюхом, чтобы потом попроситься служить в кавалерию. Лошади ему по-прежнему снились по ночам. Все свободное время он проводил на колхозной конюшне.
Трудно было большой семье Каретиных в первые послевоенные годы, и Филипп, окончив начальную школу, стал работать почтальоном, чтобы хоть чем-нибудь помочь семье. Дома все делал по хозяйству, а вечерами садился за стол с младшей сестрой Ниной и помогал ей делать уроки.
Быть военным Филипп не мечтал, но к службе в армии готовился. У него, мальчишки довоенного времени, с войной было связано многое. Он еще хорошо сам помнил войну и ее жестокости.
Подрастал, мужал и набирался сил сын хлебороба. Наконец пришло и его время надеть на свои плечи солдатскую гимнастерку. И снова вспомнились слова отца, когда он говорил:
«Я горд, что был солдатом, что вместе со всеми советскими людьми защищал Родину…
Утром 20 октября 1959 года Каретин приехал в Ржевский горотдел милиции за получением паспорта, но прежде решил зайти в райком комсомола и встать на комсомольский учет. Разговор там с ним был долгим и обстоятельным, а в заключение секретарь сказала:
— Теперь думай, Филипп, ты ведь солдат, а служба в милиции та же передовая, только невидимого фронта. Милиционер — это профессия. Работа, требующая особых, деловых качеств. Так что вам есть над чем подумать.
Это Каретин хорошо понимал. Знал он и то, что случайно подвернувшемуся человеку работу в милиции не предложат.
Филипп отличался от многих своих сверстников особой целеустремленностью, цепкой хваткой. В какую бы он обстановку не попадал, с какими бы людьми не встречался, ко всему подходил со своей, особой, присущей только ему меркой. Он никогда не удовлетворялся беглым знакомством с человеком. Он мог терпеливо выслушать несколько собеседников, чтобы сделать один и правильный вывод. Это у него с армии.
Служба в армии и в милиции — между ними для Каретина — это миг между прошлым и будущим. Это перекресток дорог, на котором он оказался и за которым снова — путь. И все же нелегко было сразу решиться. Требовалось время подумать, посоветоваться с женой и ее родителями, с друзьями.
От жены и ее родителей о разговоре в райкоме комсомола он не скрывал. Все предоставил на их суд и совесть. Он заранее знал: работа в милиции не мед. Умолчал только об одном разговоре со старым работником, знакомым старшиной милиции.
— Приходи, — сказал он, — без работы не будешь, рано на службу уйдешь и поздно прибудешь. Одним словом, работы и заботы прибавится, зарплата — убавится.
Филипп жену заранее предупредил:
— Если решусь, легкой жизни не жди…
А через несколько дней Каретин снова пришел в райком комсомола. В кабинете его встретила все та же молоденькая девушка-секретарь. Теперь, обращаясь уже как к старому знакомому, глядя на его огромный рост, сказала:
— А эта работа вам подойдет. Вы такой сильный!..
— Ну, если так, тогда согласен, — улыбаясь, ответил он.
Тут же Филиппу Каретину была вручена комсомольская путевка на работу в милицию.
Седьмое ноября 1959 года для Каретина было особенно торжественным. В тот день он давал клятву: на верность народу.
Когда назвали его фамилию, разрубая четким шагом воздух, он вышел из строя, из рук начальника отдела майора Зорина принял текст присяги и, повернувшись лицом к строю, стал читать:
«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, поступая на службу в органы внутренних дел, принимаю присягу и торжественно клянусь до конца оставаться преданным своему народу, социалистической Родине, быть честным, мужественным, дисциплинированным, бдительным работником, образцово нести службу, строго соблюдать социалистическую законность, хранить государственную и служебную тайну…»
Сухие, строгие слова. Тем, кому довелось знакомиться с ними, чеканными уставными фразами, хорошо понятно взволнованное чувство приподнятости над чередой серых будней, бесконечных житейских проблем, мелочных неурядиц. Разве не кажется в такие минуты, что ты готов преодолеть непреодолимое? И разве только кажется? Ведь ты поступаешь согласно своим убеждениям, когда произносишь простые, но полные глубокого смысла слова:
«Я клянусь добросовестно выполнять все возложенные на меня обязанности, требования уставов и приказов, не щадить своих сил, а в случае необходимости и самой жизни при охране общественного и государственного строя, социалистической собственности, личности и прав граждан и социалистического правопорядка…»
В тот момент Каретин меньше всего думал о смысле этих слов. Они уже были просто смыслом его жизни.
С гордостью Каретин рассматривал себя в зеркале. На нем была новенькая форма. На плечах малиновые погоны. И вдруг Филипп делает для себя открытие: синяя шинель придает его лицу серьезность. Он стал как будто постарше, посолиднее. Так на улицах Ржева появился новый милиционер. Первое время Каретин частенько «спотыкался». Бывший сотрудник милиции, товарищ Филиппа, Александр Бычков рассказывал:
«Смышленый, энергичный, с отличными рекомендациями, из армии пришел он к нам в милицию. Ну, думаю, этот быстро войдет в строй. Конечно, промахов у него было немало. Это естественно. У меня первое время было еще больше. Его поправляли, учили. Всякий раз он понимал, соглашался. Точно такую же ошибку не повторит».
С завистью смотрел Каретин, как милиционеры — ветераны после развода, получив оружие, уходили в наряд нести патрульную службу по охране общественного порядка на улицах. Ему же, новичку, не прошедшему курсы первоначальной подготовки милиционера, приходилось изучать приказы и наставления. Это было интересно, но ему хотелось настоящего дела. Не терпелось пойти на выполнение очень важной операции, связанной с опасностью и риском. Как-то на разводе начальник уголовного розыска Павлов сказал:
— Сегодня для выполнения особо важного оперативного задания мне нужно два человека.
Когда он говорил, то Филипп даже привстал со стула, боясь остаться незамеченным при его и до того огромном росте. Казалось, что у него остановилось дыхание… Капитан сделал небольшую паузу, его взгляд остановился на широкоплечем милиционере, отделяя каждый слог в отдельности, произнес:
— Сержант милиции Ка-ре-тин!
Через час Каретин и Морозов сидели в засаде. Пост Морозова находился за углом соседнего здания.
