Само рождение младенца, его зачатие и развитие в утробе матери воспринимается иудаизмом как постоянно повторяющееся чудо. Сей акт, сей процесс напоминает человеку о его Богоподобности: подобно тому, как Бог сотворил человека, принципиально отличающегося по своей природе от остального живого мира, так и два любящих существа, потомки Адама и Евы, оказываются способными сотворить разумную личность. При этом иудаизм подчеркивает, что в создании новой человеческой жизни участвуют не двое, а трое: отец, мать и сам Творец мира.
С этой точки зрения становится понятным отношение иудаизма к абортам, остававшееся неизменным с глубокой древности: насильственное прерывание беременности не позволительно, ибо посягает на творение, в котором Бог участвует наравне с людьми, и представляет собой попытку вмешаться в Его планы — если женщина забеременела, значит, на то была Его прямая воля, значит, этому ребенку отведено некое место в мироздании и ни у кого нет права лишать его жизни.
Об отношении евреев к противозачаточным средствам, абортам и вообще любым способам ограничения рождаемости красноречиво свидетельствует знаменитый случай с первым чемпионом мира по шахматам Эммануилом Ласкером. Во время одного из интервью журналист спросил у великого шахматиста, как он относится к теории Мальтуса и его утверждению о необходимости ограничить рождаемость людей. «У моих родителей, — ответил на это Ласкер, — было шестнадцать детей. Так вот, я — шестнадцатый».
Беременность женщины, независимо от того, сколько у нее уже есть детей, всегда воспринималась в еврейском мире как знак благословения Творца, как радостное событие (если, конечно, речь не шла о рождении потенциального мамзера или о беременности изнасилованной девушки). И, напротив, бесплодие или выкидыш воспринимались как трагедия, как наказание Свыше. Неслучайно одной из главных наград, которые обещает Бог в Торе еврейскому народу за исполнение его заповедей, значится отсутствие выкидышей у еврейских женщин. А в качестве одного из трех чудес, которые постоянно происходили в Иерусалимском Храме, называется то, что за всю его историю на его территории ни у одной женщины не случилось выкидыша или преждевременных родов.
Категорический запрет на произведение абортов основывался и на мнении, что зародыш в теле матери является живым существом такого же порядка, как и обычный человек или даже высшего. Впрочем, стоит заметить, что единого мнения по этому поводу ни у великих еврейских мудрецов — составителей Талмуда, ни у живших позднее раввинов никогда не было. Талмуд, в частности, приводит запись беседы рабби Иегуды ха-Наси* с римским императором Антонием, бывшим одним из самых крупных интеллектуалов своего времени:
Антоний спросил Рабби: «С какого времени появляются в человеке „йецер ха-ра“ (дурные наклонности)?» Рабби ответил: «С того часа, как он создается». Сказал Антоний: «Если это так, он прорвал бы утробу матери и вышел наружу. Нет, это происходит, когда он появляется на свет!». И признался перед ним Рабби, что это соответствует словам Писания, как сказано: «Ибо помысел сердца человека зол от юности его». И еще спросил его Антоний: «С какого времени душа вселяется в человека?». Ответил Рабби: «Когда он выходит из чрева матери». Сказал ему Антоний: «…Нет, это происходит, когда велено состояться зачатию». И признал Рабби, что есть стих, подтверждающий это….
Данный отрывок из Талмуда уникален прежде всего тем, что в нем в ходе диспута еврейский мудрец признает правоту нееврея. Но одновременно из него видно, что такой величайший знаток Торы, каким был Иегуда ха-Наси, затруднялся дать однозначные ответы на поставленные римлянином вопросы.
Действительно, согласно Агаде, этой самой романтической части Устной Торы, уже в тот момент, когда мужчина и женщина сливаются в объятиях, и он изливается в ее чрево, с неба спускается душа. Она сама выбрала этих двоих в качестве своих родителей и ей предназначено жить в этом теле. На протяжении всех девяти месяцев беременности зародыша навещает ангел, который обучает его всей Торе. Но в тот момент, когда младенец появляется на свет и делает первый самостоятельный вдох, этот же ангел шлепает его по губам. И тогда новорожденный мгновенно забывает «ангельские уроки» — теперь в материальном мире ему предстоит учиться всему заново.
В этом ракурсе зародыш представляется как бы самостоятельным организмом, ведущим свою автономную жизнь и вместе с тем чутко впитывающим в себя все, что происходит с его матерью и вокруг него. Если это так, то аборт соотносится с убийством, уничтожением уже существующего человеческого «Я».
Любопытно, что чем дальше, тем больше медицинские исследования подтверждают эту точку зрения еврейских мудрецов.
В знаменитом документальном фильме о поведении зародыша накануне и во время аборта видно, как эмбрион уже в тот момент, когда гинеколог берет свои инструменты, как бы предчувствует грозящую ему смертельную опасность. Он словно «понимает» то, что с ним хотят сделать, и начинает метаться и сжиматься в теле матери, пытаясь избежать смерти.
Но вместе с тем немало еврейских мудрецов придерживалось и иных взглядов на природу человеческого зародыша. Речь шла о том, что вплоть до момента рождения эмбрион — не более чем часть организма матери. Именно из этого исходит Мишна, предписывая следующие действия акушеркам:
Если женщина не может разродиться, рассекают плод ее в чреве и выводят его по частям, ибо ее жизнь важнее его жизни. Если же большая часть его уже вышла при родах, то не причиняют ему вреда, ибо не губят душу ради другой души.
Есть и компромиссная позиция, согласно которой на разных стадиях развития к эмбриону следует относиться по-разному. Так, великий еврейский философ и комментатор Торы Филон Александрийский* именно под этим углом зрения рассматривал неприятную ситуацию, когда мужчина ударил беременную женщину. Как утверждал философ, в случае если у пострадавшей от удара случился выкидыш, но эмбрион до сей поры еще не приобрел окончательную форму, то виновный должен просто уплатить штраф. Если же эмбрион к моменту случившегося уже стал похож на человеческое существо, то мужчину, ударившего женщину, следует судить как убийцу.
Все эти, казалось бы, совершенно теоретические рассуждения еврейских мудрецов и сформировали окончательное отношение еврейской традиции к абортам: да, они считаются недопустимыми, если беременность и роды не угрожают здоровью и жизни матери. И недопустимыми даже в том случае, если тем или иным образом стало известно, что будущая мать носит ребенка, который будет страдать физическим уродством или умственной неполноценностью.
Но если врачи считают, а раввины в данном случае полагаются на их мнение, что беременность или роды могут привести к смерти матери, то аборт становится не только желательным, но и обязательным.
Этот подход в современном Израиле получил законодательную основу: для того чтобы сделать легальный аборт, женщина должна направиться в специальную комиссию, в которую входят опытные врачи, психологи и социальные работники. Они внимательно выслушивают рассказ женщины о причинах, которые побудили ее пойти на этот шаг. И только в том случае, если причины признаны достаточно уважительными (а таковыми считается наличие в семье множества детей на фоне бедственного материального положения; беременность в результате супружеской измены; однозначные данные медицинских исследований, свидетельствующие, что плод несет в себе то или иное генетическое заболевание), то женщине выдают официальное разрешение на проведение аборта. Однако нередки случаи, когда комиссия отказывает беременной в ее просьбе.
Религиозные же еврейки вообще обращаются с просьбой о разрешении на аборт только в самых экстремальных ситуациях.
Тем не менее, в современном Израиле делается в год около 24 000 легальных абортов и, согласно предположениям, около 50 000 нелегальных или полулегальных — в частных клиниках, где эта операция стоит немалые деньги. Большинство из тех, кто получает право на легальный аборт, составляют юные военнослужащие израильской армии. Вместе с тем в Израиле действует несколько организаций (как светских, так и религиозных), которые ведут активную пропаганду против абортов всеми возможными
