могу.
— Да как же это все получилось?
— Я и сам не знаю. Вот встретил настоящую любовь, тогда только понял, что те чувства не были любовью…
После встречи и беседы с Меланьей Соаре Даскэлу почувствовал, что Кэрэушу даже в том не виноват, в чем винит себя при своей юношеской честности и чистоте. Он был, как говорят мудрые люди, скорее, жертвой обстоятельств. А за этими обстоятельствами, заботливо, словно паутина, сплетенными, стояла Меланья Соаре.
— Вы ведь имели определенную цель? — прямо спросил ее Даскэлу, когда они начали разговор.
— А что в этом плохого? — удивилась Меланья. — Он мне нравился.
«И она ведь права! — подумал Даскэлу, обескураженный искренностью женщины. — На что только не решится женщина ради любимого!» Но это его романтическое умозаключение оказалось преждевременным. Меланья почувствовала, что сердце его дрогнуло, и перешла в наступление. Она обрушила на Даскэлу поток слов, часто бессвязных, и он был буквально потоплен в этих признаниях. Слушая ее, Даскэлу все более раздражался, чувствуя, что она сознательно старается его разжалобить. Странно, влюбленная и самоотверженная женщина с разрывающейся от горя душой вряд ли выбрала бы роль жертвы, которую Меланья так мастерски играла. Она как будто все время боялась, что капитан не заметит ее любви, ее отчаяния, ее страданий. Даскэлу поймал себя на том, что стал участником не настоящей, а разыгрываемой драмы. Неловкость первых минут прошла, Даскэлу решил отбросить эмоции и беспристрастно во всем разобраться.
Меланья Соаре была примерно его возраста, а значит, на семь-восемь лет старше Кэрэушу. Она, безусловно, знала, чем заморочить голову мальчишке. Даскэлу оценил ее привлекательность: стройные ноги, тонкая талия, чуть полноватая грудь. Лицо девочки-подростка, вздернутый нос, удивленно вскинутые брови. Взгляд временами потухший, усталый, но спадающие на плечи пушистые волосы очень ее молодят.
— Я не знала, что вы придете, — извинилась она, прервав свой рассказ, приглаживая ладонью пышную прическу.
Поднялась, подошла к зеркалу, гибкая, ладная. Завязала волосы на затылке ленточкой. «Бедный Кэрэушу!» — посочувствовал Даскэлу молодому лейтенанту. Обвел взглядом комнату — чистота, порядок, комфорт.
— А где жил лейтенант? — поинтересовался Даскэлу.
— Вот здесь, — прошлась она, словно танцуя, до двери а соседнюю комнату и открыла ее. — Я отвела дочку к маме и приготовила комнату для него. Хотите посмотреть?
— Нет, спасибо.
Он подождал, пока Меланья снова сядет в кресло, пока разгладит не прикрывавшее колени платье, потом спросил, где она работает. Оказалось, уже четыре года, с тех пор как осталась одна с девочкой, она работает бухгалтером в гарнизонной столовой. При разводе суд оставил ребенка матери и обязал отца, инженера одного из крупных предприятий города, выплачивать на дочь алименты.
— Кэрэушу знал о ребенке?
— Теперь знает… А тогда, конечно, нет, ведь девочка была у мамы.
Меланья Соаре, по-прежнему пытаясь разжалобить Даскэлу, начала рассказывать о том, как они познакомились, как Георге Кэрэушу оказался у нее на квартире. Одно время Кэрэушу почти постоянно опаздывал в столовую и часто обедал вместе с персоналом, и с нею, конечно. «Это было, когда Кэрэушу как раз бился над тем, как выправить дела в своем взводе», — отметил про себя Даскэлу. Тогда лейтенант еще не получил квартиру. А искать, где можно снять комнату, ему было некогда. Ночевал он чаще всего у своего приятеля, который оказался более везучим и нашел комнату сразу же по прибытии в гарнизон. Однажды поздней осенью, когда уже начались дожди, Кэрэушу, выйдя из столовой, остановился в нерешительности: куда направиться?
— Я знаю, где сдается комната… — подошла к нему Меланья. — Может, посмотрите?
— О, я был бы вам очень признателен! — пробормотал Кэрэушу, смущенный и довольный.
Только после того как Кэрэушу устроился у нее, Меланья сказала ему, что эта комната — ее.
— Почему же не сказали сразу? — удивился Даскэлу.
— Хотела сделать ему сюрприз, — призналась Меланья. — И поверьте, ему это было приятно.
«Можно поверить!» — подумал Даскэлу. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы выслушать ее с прежним вниманием. Меланья перешла к таким подробностям, о которых женщина, дорожащая своим чувством, — а она старалась убедить Даскэлу, что ее связывает с Кэрэушу лишь чувство бескорыстной любви, — никому не поведает. Любовь знает скрытые глубины. К тому же любовь Меланьи, как это понял в конце концов Даскэлу, оказалась неразделенной.
Какой паутиной оплела она молодого лейтенанта, почти мальчика, не имеющего еще жизненного опыта, только что окончившего училище, которое он покидал только по воскресеньям, если давали увольнительную! «Это не значит, конечно, что он не виноват, — упрекнул самого себя Даскэлу. — Но и судить его строго нельзя. Все же есть диалектика чувств…»
— Когда Кэрэушу ушел от вас? После того как получил квартиру?
— Нет, раньше… — призналась Меланья. — У него появилась другая женщина. — Она долго молча смотрела в окно.
— Вы ее знаете?
— Она студентка… Совсем молоденькая, но дерзкая. Рассмеялась мне прямо в лицо, когда я попыталась с ней поговорить.
— Может, они любят друг друга? — осторожно сказал Даскэлу.
— Посмотрим, надолго ли? — с вызовом бросила Меланья. — Я ей обо всем написала.
Даскэлу стало не по себе. Агрессивность женщины была ему неприятна. Он с огорчением подумал, что Меланья, не выбирая средств, чтобы вернуть Кэрэушу, не защитила свою любовь — она ее унизила, осквернила. А теперешняя любовь Кэрэушу? Если она настоящая, ничто ей не повредит, даже сомнения и испытания только проверят их сердца, помогут лучше узнать друг друга.
— Ведь я же столько для него сделала! — отбросила вдруг всякую игру Меланья.
— Любовь и благодарность — это не одно и то же…
— Но я любила его, любила!
— Конечно, конечно… — пробормотал Даскэлу, хотя в душе не верил: так ли уж сильно любила она Кэрэушу. — Но он ведь уже все решил. Что же мы должны с ним делать? Вы как думаете?
— Я?
— Вы же написали нам, поэтому…
— Нет! — взорвалась Меланья. — Тогда я была в отчаянии, обозлена. Сама не знала, что делала…
И вдруг все подмостки, на которые взгромоздилась Меланья, рухнули. Невообразимая мешанина из гордости и бравады, кокетства и зла, любви и отчаяния захлестнула ее сердце, и Меланья расплакалась. По-своему она, конечно, любила Кэрэушу. И вот теперь, когда она, может быть, впервые в жизни узнала настоящую любовь, поняла ее, поняла истинную ценность жизни, все оказалось для нее слишком поздно и непоправимо.
— Вы… вы даже представить себе не можете, какой он человек!.. — сквозь слезы едва выговаривала Меланья.
«Все в жизни можно понять, — думал Даскэлу, — но как трудно бывает помочь человеку! Как помочь Меланье Соаре? Обязать Кэрэушу вернуться к ней? Невозможно! Каждый следует своей судьбе, и никто не может решать за него главного. Жизнь бывает несправедливой, жестокой… но навсегда истинна!»
— Так что же нам с ним делать? — растерянно повторил Даскэлу.
— А ничего! — встрепенулась Меланья. Она успокоилась, потом спросила: — Письмо у вас?
Даскэлу, сбитый с толку, положил конверт на стол. Меланья взяла письмо, задумчиво посмотрела и разорвала, не вынимая листка из конверта. Потом отошла к окну и дрогнувшим голосом проговорила:
— Простите меня… — На глазах у нее снова выступили слезы.
