любви и гордости. Он был сирота. Никто не заботился о нем, никому он был не нужен. Так продолжалось до сегодняшнего утра.
«Триш. Триш. Я тебе жизнь отдам».
– Не уходи с открытого места, радость моя, – нежно сказал он. – Я присмотрю за тобой. – И Пистолет отъехал, но продолжал через плечо глядеть в ее сторону.
Триш расчесала Джейн Энн волосы и ждала колокола, созывавшего на завтрак. Для нее всегда было тяжелым испытанием идти по лагерю на виду у мужчин, но сейчас ее сердце трепетало только от мыслей о Симмонсе.
– Привет, мисс. Привет, зайчатки. Хватайте тарелки и берите блины, – радостно приветствовал их Билл.
Над костром была установлена жаровня, и Билл периодически наливал на нее жидкое тесто. На другом костре Колин жарил ломти мяса, переворачивая их длинной вилкой. Эдди половником разливала кофе из большого горшка.
Это было самое любимое время Билла. Он шумел на проходивших мужчин, обзывая их свиньями. Они улыбались, зная, что, если бы не женщины, Билл не стеснялся бы в выражениях.
Каждый мыл свою тарелку, чашку и ложку в большом тазу с теплой мыльной водой, а затем ополаскивал, погружая щипцами в горячую воду. После этого посуда выставлялась на стол, где Эдди вытирала ее насухо и уносила до следующего раза.
Люди привыкли к Эдди и Колину. С мальчиком они вовсю шутили, а к Эдди обращались почтительно. В этот день некоторые перебросились несколькими словами с Триш и поспешно ушли.
– Рад видеть вас в добром здравии, мисс.
– Мы найдем того, кто напал, и ему не поздоровится.
– Сеньорита… нам очень жаль, что так случилось.
– Поймаем собаку и прибьем! – прошептал юный мексиканец.
Триш бормотала слова благодарности каждому и снова утыкалась в свою тарелку.
Эдди сначала волновалась, что Триш убежит при появлении первого же мужчины, но затем облегченно вздохнула. Она была горда Триш. Когда ушел последний человек, их глаза встретились. Эдди улыбалась.
Они обе знали, что Триш выдержала испытание… Она была в порядке.
Наступил полдень. Джон с Дэлом Ролли обходили фургоны, проверяя грузы и колеса, выискивая неисправности.
– Теперь я знаю, почему нанялся Симмонс. Он ударяет за девчонкой. – Ролли отрезал кусок от табачной плитки и сунул за щеку.
– Нужно быть слепым, чтобы не заметить этого. Симмонс – хороший человек. Я рад, что он с нами.
– Клив говорит, что Симмонс чертовски хорошо разбирается в следах. А в этом он кое-что понимает, поскольку сам не лентяй.
– У тебя есть какие-нибудь мысли, как тому негодяю удалось подстеречь в зарослях девчонку и остаться незамеченным?
– Я только знаю, что он не из наших. Должно быть, приехал из города. Я тебе скажу, что парни его вздернут и спустят шкуру, если поймают. – Дэл сплюнул на траву. – То, что случилось, очень разозлило их.
– Клив и Симмонс все кругом обнюхали, но ничего не нашли.
– Дерьмо! Сюда едут судья и тот чертов капитан-янки с негнущейся шеей.
– Будут на что-то жаловаться.
– По-моему, они самые тупые из всех дурней. После отъезда из Ван-Берена не смолили колеса. Когда я им сказал, что песок забивается в ступицы, они глазом не моргнули. Так и остались сидеть на задницах, как будто не поняли, о чем идет речь.
– Надеюсь, через несколько дней мы от них избавимся.
– Молюсь об этом, – пробормотал Ролли и прислонился к ободу колеса.
Всадники приблизились.
– Надо поговорить, мистер Толлмен.
– Спешивайтесь, Ван-Винкль.
Капитан тоже слез с лошади, хотя и без приглашения.
Ван- Винкль снял шляпу и вытер лоб белоснежным платком:
– Жаркий день.
– Будет жарче… и суше.
– Как я понимаю, через несколько дней вы пересечете Арканзас-Ривер и направитесь на запад. Мы с капитаном Форсайтом собираемся завтра двинуться впереди вас и ехать к крепости.
– Завтра? – У Джона поползли вверх брови.
– С самого выезда из города мы не заметили никаких признаков опасности.
– А вы их ожидали?
– Не видели никаких банд дикарей и преступников, о которых вы говорили. Если они тут есть, то они не оставляют следов.
– Оставляют. Вчера мы проехали в миле от только что покинутого лагеря. Не индейского. Индейцы очищают стоянку, прежде чем двигаться дальше.
– Это мог быть армейский лагерь – патруль из Форт- Гибсона.
– Не похоже, – рассмеялся Джон.
– Тогда кто?
– Предатели. Мексиканские преступники. Банда конфедератов, отказывающихся признать, что война закончена.
– Сколько дней пути до крепости от развилки реки?
– Два. Может быть, три. Чем ближе к крепости, тем меньше вам грозит неприятностей.
Во время этого разговора капитан молчал, как будто тема его не интересовала. Следующее замечание Джон адресовал ему:
– Вы бы уговорили судью остаться с нами до развилки, а там уж отправляйтесь к чертовой матери в крепость. Его отряд – как ломоть хлеба, выставленный перед голодающими. Нужно ждать неприятностей. Новости даже здесь распространяются быстро.
– Мы не боимся своры неудачников. Джон пожал плечами.
Дэл Ролли сплюнул желтый табачный сок и, неодобрительно качая головой, ушел.
Джон надеялся, что судья и капитан уедут и тогда он немного времени проведет с семьей. Как раз в этот момент Эдди с детьми возвращалась с кухни.
Диллон вырвался от матери и подбежал к нему. Джон схватил его и взял на руки.
– Папа! Мистер Пистолет говорит, что ты меня высечешь. – Внезапно поняв, что рядом незнакомые люди, мальчик застыдился и уткнул личико в плечо Джона.
У Эдди погасла улыбка на лице, когда, обогнув фургон, увидела непрошеных гостей. Она почувствовала, что задыхается, ее взгляд устремился на капитана. Эдди ясно представила его без усов и бороды. Это был Керби. Родинка на подбородке скрыта бородой. Боже! Это он. Мужчина посмотрел на нее, отвернулся и принялся играть поводьями.
Джон увидел, как она глотает ртом воздух. Он сразу понял, что она знала Форсайта в прошлом. Лицо капитана тем не менее было непроницаемо.
– Капитан Форсайт, вы знакомы с моей женой и сыном? – Не спуская с руки Диллона, Джон притянул к себе Эдди. – И с моей дочерью, Джейн Энн? – добавил он, когда девочка прислонилась к его коленям.
– Да, я встретил миссис Толлмен и мальчика в первый день пути. Рад видеть вас снова, мадам. – Кайл Форсайт говорил спокойно и вежливо, глядя Эдди в лицо. Но она знала, что это голос Керби, хотя северный акцент усилился.
Не произнося в ответ ни слова, Эдди взяла Диллона у мужа и поставила на ноги. Взяв детей за руки, она обошла повозку и поспешила к своему фургону, где ее ждали Колин с Триш.
– Я уверен, что солдаты капитана, прикрываемые моими людьми, отобьют любое нападение, – сказал Ван-Винкль, продолжая разговор, как будто он не прерывался.
– Ближе к делу, судья. Это все, что вы хотели сообщить мне? – в нетерпении спросил Джон. Его мысль была занята тем выражением лица жены, когда она увидела капитана.
– Мы едем с вами до развилки, затем уходим к крепости.
– Ради Бога.
– Но…
– Да? – Джон снова повернулся к судье.
– Я настаиваю, чтобы наши фургоны обогнали вас. Мы задохнулись от вашей пыли.
– Вы настаиваете? – Джон выпрямился во весь рост и сложил руки на груди. – Вы не имеете права настаивать.
– У вас впереди все время одни и те же два фургона.
– Я не обязан этого говорить, но скажу. – Джон сдерживался, не давая прорваться нарастающему гневу. – Первый фургон прокладывает дорогу. – Он говорил резко и отрывисто. – Им управляет человек, который проделал этот путь шесть раз. Во втором фургоне едет моя семья. Я напоминаю еще раз, что вы вольны отвалить в любое удобное для вас время.
– Это нечестно. Моя племянница очень расстроена…
– Чего, черт побери, вы хотите от меня?
– Я хочу, чтобы наши фургоны ехали впереди. Мы тащились сзади почти неделю. А теперь должны быть впереди.
– Нет! Ради вас я не буду перестраивать караван. Лицо судьи сильно покраснело, а челюсти задергались.
– Не говори со мной так… ты, уб…
– Следите за собой, судья. Только попробуйте обозвать меня, и я размажу вас в лепешку, не посмотрю, что вы пожилой человек.
– Я высшее должностное лицо здесь и требую уважения.
– «Требую»? Черт! – Голос Джона вдруг стал ласковым. – Да мне все равно, будь вы сам Христос во Славе своей. – Джон использовал любимое изречение Пистолета. – Человек не требует уважения. Он его заслуживает.
– Ты так себя ведешь, потому что тебя прикрывают твои люди. Другого и нельзя ожидать от людей подобного сорта.
– Думайте как хотите. Пыль – всегдашняя проблема караванов. Если вы этого не знали, выезжая, то знаете теперь. Вы можете съехать на обочину, обогнать нас или отстать – мне нет дела. Но только ваши фургоны не должны смешаться с моими. Вот все, что я могу сказать по этому поводу. Судья, как лягушка, раздулся от ярости:
– Ты пожалеешь, что оскорбил меня.
– Это не оскорбление, это здравый смысл. Ваши выдохшиеся животные идут медленнее, чем мои быки.
Судья повернулся к своей лошади:
– Это не последнее слово. У меня есть влияние, и я его использую, когда доберусь до Санта-Фе.
– Сомневаюсь, что вы вообще туда доберетесь, – сухо заметил Джон.
В этот миг Эдди вышла из-за фургона и столкнулась лицом к лицу с капитаном. Она была настроена решительно. Все это время Эдди выжидала момента, чтобы позвать его.
– Керби! Керби Гайд!
Капитан вставил ногу в стремя и сел на лошадь.
– Я
