И счет 0:1 действительно долго не продержался. На тридцать первой минуте Вася Трофимов потерял во время атаки мяч, и подхвативший его японец сумел добежать до нашей штрафной, после чего отдал отличный пас одному из своих партнеров, который немедленно нанес очень сильный удар под перекладину. И Митя вновь оказался бессилен — мяч затрепыхался в сетке. 0:2.
Тут уж мы совершенно опустили руки — теперь нам нужно было забивать не раз, и даже не два. Остаток тайма прошел словно во сне — «Гладиаторы» двигались по полю как пришибленные, а японцы никаких активных действий не предпринимали, ибо счет 2:0 их вполне устраивал. Что же касается зрителей на трибунах, то они уныло молчали, а несколько сотен человек просто ушли восвояси. Лишь корейские «протестанты» энергично размахивали своими плакатами.
В конце концов первый тайм закончился, и мы собрались в раздевалке, понуро глядя себе под ноги. Невесел был и тренер.
— Что и говорить, ситуация хреновая, я бы даже сказал,
И я понял, что тренер прав. Нет смысла думать обо всех проблемах сразу. А потому лично мне нужно временно забыть не только о счете 0:2, но и обо всех нефутбольных заботах. В частности, о Кате, невеселые мысли о которой мешали мне сконцентрироваться на игре весь первый тайм.
Таким образом, подойдя перед началом второго тайма к центральному кругу, я думал только об одном. Я видел партнеров и соперников, я видел мяч, я видел ворота, в которые этот мяч должен был попасть. Больше ничего для меня не существовало.
И вот, когда где-то на пятой минуте тайма мяч наконец попал ко мне, я смело ринулся вперед, обводя одного японца за другим. Так я добежал до штрафной площади соперников, обвел еще двух японцев, вышел один на один с вратарем… и вдруг почему-то упал лицом в траву.
Оказалось, что меня толкнул в спину один из японских защитников. К счастью, судья-оманец не сплоховал — сразу же засвистел и указал на 11-метровую отметку.
— Сашка, ты окей? — подбежал ко мне Вася.
— Да вроде как окей, — ответил я, поднимаясь на ноги.
— Тогда давай бей. На тренировках у тебя всегда отлично получается.
Я не возражал. Подойдя к мячу, я как следует прицелился, сделал обманное движение — и послал мяч совсем не в тот угол, в который кинулся вратарь. Мяч влетел в ворота рядом со штангой.
Хотя счет 1:2 был также совершенно неприемлем, зрители наконец-то пробудились от летаргического сна. Некоторые из них даже принялись скандировать:
— Мо-ро-зов! Мо-ро-зов!
Но мне было не купания в лучах славы. Нужно было думать о новом голе.
Мы снова принялись атаковать, причем теперь уже более настойчиво и уверенно. Японцы же не менее уверенно оборонялись, иногда переходя в контратаки. Впрочем, эти контратаки становились все более и более редкими, и в середине тайма мы уже полностью владели инициативой. Мы наносили удар за ударом, били штрафной за штрафным, подавали угловой за угловым — но счет все не менялся и не менялся.
И вот минут за пятнадцать до конца нам предстояло пробить штрафной удар примерно с того же места, с которого я в конце первой игры забил гол. Естественно, штрафной доверили бить именно мне. Однако я прекрасно понимал, что на этот раз японцы отлично знают, чего от меня ожидать. Поэтому я подозвал к себе Васю, шепнул ему несколько слов — и только после этого подошел к мячу.
Раздался свисток судьи, и я нанес удар — так, во всяком случае, показалось японцам. Мяч пролетел над стенкой, после чего полетел куда-то вбок, а совсем не в ворота. Он так бы и вылетел за пределы поля в метрах десяти от штанги… если бы к нему не подскочил не замеченный никем Вася и не перенаправил его прямо в сетку. 2:2!
Этот счет обрадовал зрителей еще больше. Хотя гол забил Вася, но болельщики по-прежнему скандировали именно мою фамилию:
— Мо-ро-зов! Мо-ро-зов!
А некоторые — и мое имя:
— Са-ша! Са-ша!
Теперь общий счет как бы сравнялся, но два гола, забитые японцами во Владивостоке, все же «стоили» больше, нежели наш гол в Сеуле. А посему нам следовало забить еще один раз.
Теперь уж о контратаках сеульцы даже не думали. Мы же бросились в наступление с еще б
Десять минут до конца… пять… три… Теперь уже о том, чтобы покинуть японскую половину поля, мяч даже и не помышлял. На нашей половине поля остался только вратарь Митя Рощин — все остальные «Гладиаторы» принимали участие в атаке.
Разумеется, нас шумно подбадривали зрители. Некоторые из них пытались скандировать название нашей команды, что было сделать не так-то легко, ибо это название состояло из пяти слогов. Поэтому многие болельщики по-прежнему выкрикивали все те же фамилию и имя, что и раньше:
— Мо-ро-зов, Мо-ро-зов! Са-ша, Са-ша!
— Саша!
Нет, это не было моральной поддержкой со стороны неизвестного мне болельщика. Это был до боли знакомый голос.
— Саша!
Я повернул голову направо. На одной из трибун — совсем рядом с корейцами и их плакатами — я увидел Катю.
В первый момент я обрадовался так, как не радовался уже давно.
Но во второй момент я вспомнил слова своей мамы.
«Как только она примет то или иное решение, так непременно тебе о нем сообщит.»
То есть решение Кати могло быть как тем, которого я ждал и жаждал — так и
А еще я вспомнил английское слово «
А что, подумал я, если Катя пришла на стадион лишь для того, чтобы дать мне это ужасное
И моя радость сразу же испарилась.
— Сашка, ты что, заснул? — вернул меня к футбольной реальности крик Гоши Федорчука.
Надо сказать, вернулся к реальности я вовремя, ибо ко мне как раз подкатился мяч. До ворот еще было далековато, и я дал пас Васе. Понадеявшись на силу ног, Вася нанес дальний удар — но вратарь был начеку, и мяч ушел на угловой.
Воспользовавшись этой небольшой паузой, я снова посмотрел на трибуну — и увидел несколько странную сцену: Катя спорила о чем-то с «протестантами», зачем-то пытаясь вырвать у одного из корейцев плакат.
Но тут Петя Миронов подал угловой, и мяч попал к Васе, который отдал его мне. Я подбежал поближе к штрафной и попытался направить мяч в «девятку» — но один из японских защитников вовремя подставил голову. Снова угловой.
И снова я посмотрел на трибуну. Теперь Катя предлагала одному из корейцев деньги, а он махал в ее
