домочадцев. Россия с каждым обновлением элиты приучалась запоминать новые названия их резиденций под Москвой и на юге. Кстати, не стал исключением из этого правила и В. В. Путин.
И так – по всем цепочкам: от генсека (президента) до главы администрации занюханного района, от предсовмина и министров – до директоров заводов и т. д. Разница была (и есть) только в масштабах: элита Центра смотрела на Запад, элита областей – на Москву, а элита районов подражала своим областным руководителям.
Но роскошную жизнь элиты сильно затрудняла государственная идеология, а поскольку идеология относится к самым высоким целям государства, под нее подстраивается все остальное: способ перераспределения собственности (экономика), порядок и нормы ответственности (юстиция), практика правоохранной деятельности. По всем позициям при социалистической идеологии элита получала сплошные рогатки. А ей хотелось, чтобы перераспределение богатств было в ее пользу и без юридической ответственности, и милиция чтобы защищала ее же.
Короче, целью партийной, государственной, хозяйственной и «теневой» элиты при Горбачеве был слом идеологии. А чтобы подорвать существующие государственные ценности, закрепленные в стереотипных представлениях населения, надо было воздействовать на обыденное сознание, на повседневные мысли среднего человека. Самый эффективный способ воздействия – неустанное повторение одних и тех же утверждений, чтобы к ним привыкли и стали принимать не разумом, а на веру. Как известно, человек любит сенсации, но не склонен верить чему-то совершенно небывалому. Но если об этом небывалом со все новыми подробностями ежедневно сообщают десятки газет и пять телеканалов, поневоле поверишь.
Вот ради этого – развала старой идеологии, правящая верхушка и выдвинула лозунг
Сначала взялись за Сталина, чему народ, в общем, не очень удивился: это была уже известная тема. На Сталине тренировали журналистов – они ведь тоже были людьми, с детства впитавшими уважение к социалистическому прошлому. Характерно, что заодно «реабилитировали» Троцкого. Когда взялись за Ленина, был период очень бурного неприятия «черной» информации о сакральном вожде. Но ничего, постепенно привыкли. То, что Маркс, оказывается, был сумасшедшим, чьи толстенные книги и при его-то жизни никто понять не мог, прошло мимо сознания народа – он Маркса никогда не читал.
В целом картина складывалась такая: Ленин – безмозглый сифилитик, Сталин – сатрап и параноик, Берия – половой маньяк и садист, Хрущев – кукурузный волюнтарист, Брежнев – «бровеносец в потемках». Черненко, кажется, даже не вспоминали. Единственным «светлым пятном» остался Андропов, но потом и ему припомнили борьбу за дисциплину. Действительно – при чем тут дисциплина, когда мы боремся за полную свободу?
Но фоне такого прошлого в настоящем нельзя было найти ничего хорошего, кроме Горбачева, ибо ему «альтернативы нет». Вывод: семьдесят лет нашей истории нужно забыть, идеологию выкинуть и начинать сначала. Кстати, по выступлениям сегодняшнего руководства можно судить, насколько капитально промыли людям мозги. Даже В. В. Путин, рожденный все-таки в СССР, путается с возрастом России. Он говорит: «… любое новое молодое государство, а поскольку у нас новая Конституция и совершенно другое устройство, чем было в Советском Союзе, современная Россия является государством новым, несмотря на свою тысячелетнюю историю…»
Всю работу по разрушению массового сознания совершенно добровольно выполнила некоторая часть творческой интеллигенции. На первых порах сенсационность породила ажиотаж у читателей: тиражи газет улетели за небеса, а от тиража зависит размер гонорара. Позже, когда творческая и прочая элита уже втянулась в разоблачительский раж, ей стало некуда отступать. Только при новой, антисоветской власти эти люди приобретали хоть какой-то общественный статус и могли надеяться существенно повысить свое материальное положение, вытеснив «старых», коммунистических газетчиков и писателей и попав в ряды элиты. А уровень жизни, к которому стремились все примазывавшиеся к «прорабам перестройки», – это был уровень обеспеченности западной элиты. Так же вела себя русская элита в дореволюционное время: Запад – вот был их единственный свет в окошке.
Разрешили вещание западных радиостанций, все эти годы в рамках холодной войны, ведущейся против нас, не имевших никаких других задач, кроме разрушения Советского государства. Все громче стали звучать голоса диссидентов, профессиональных антисоветчиков. Впрочем, как мы уже говорили, диссиденты были разные. Например, А. Д. Сахаров выдвигал идею: «За Советы без коммунистов».
Как бы то ни было, идеи диссидентов стали востребованными, они были нужны для оправдания планируемых социальных перемен. А разноголосица в их стане была перестройщикам даже полезна, поскольку народ, привыкая, что социализм плох, переставал задумываться: а что же, в таком случае, хорошо?
Гласность – большая программа по разрушению образов, символов и идей, скреплявших советское общество, – была проведена всей силой государственных средств массовой информации с участием авторитетных ученых, поэтов, артистов. Успех ее был обеспечен полной блокадой той части интеллигенции, которая взывала к здравому смыслу, и полным недопущением общественного диалога – «реакционное большинство» высказаться не могло.
Дискредитации подвергалось все – и прошлое, и настоящее. Интенсивно использовались темы катастроф, допущенных при социализме (Чернобыль, гибель теплохода «Адмирал Нахимов»), инциденты (перелет в Москву самолета М. Руста), кровопролития (Новочеркасск, Тбилиси). Большой психологический эффект вызвало широкое обсуждение заражения двадцати детей СПИДом в больнице города Элиста в Калмыкии. Этот случай показателен тем, что в те же дни в Париже Национальная служба переливания крови Франции, скупая по дешевке кровь бездомных и наркоманов, заразила СПИДом четыре тысячи человек, но об этом у нас сообщили вскользь.
Чисто идеологические задачи выполняло так называемое экологическое движение, которое порой доводило читающую публику до психоза рассказами о «советских ужасах» (нитратный скандал, поворот рек, закрытие Игналинской и Армянской АЭС). И сегодня «экологическое движение» очень часто способствует продвижению антигосударственных деяний, заглушая шумом надуманных проблем проблемы реальные.
Особым видом идеологического воздействия стали «опросы общественного мнения». Сама методика подачи материала, когда опросили полторы тысячи человек, а в итоге написали: «судя по опросам, столько-то процентов населения поддерживают то-то…», дезориентирует простого человека.
А самым главным аттракционом перестройки, устоять перед которым не мог никто, стала пропаганда западного образа жизни. Телевизионные картинки, закусочные «Макдональдс», импортные машины самим своим существованием призывали «жить, как там». Никому в голову не приходило, что «жить, как там» можно только там. Никто не задумывался, почему в Нигерии, Португалии, в Аргентине или Бразилии – странах, от социализма весьма далеких, – живут, не как «там»: в Америке, Франции или Германии.
Советскому народу рассказывали о единой мировой цивилизации, имеющей свою «правильную» столбовую дорогу, от которой Россия при социализме (а особенно при Сталине) «отклонилась». Из этого вытекала концепция нашего «возврата в цивилизацию», причем каждый член элиты по-разному понимал «возврат» в эту цивилизацию. Идеалисты-гуманисты, возможно, и впрямь верили, что из России можно сделать Германию или, на худой конец, Португалию. Циники-прагматики полагали полезным запродать эту Россию кому угодно, чтобы она стала пусть периферией, но все же западного мира… А главным препятствием для возврата к цивилизации и тем, и другим виделось Советское государство, и потому совсем не удивительно, что в процессе гласности был очернен образ практически всех его институтов. Именно ВСЕХ. Не только государственной системы хозяйства, органов безопасности и армии, но и Академии наук, и Союза писателей, и даже детских садов и пионерских лагерей.
После создания негативных стереотипов началась реформа органов власти и управления.
Каждый этап реорганизации государственной системы сопровождался разными идеологическими штампами. Они становились все более радикальными и все дальше отходили от принципов советского жизнеустройства. Сначала (до января 1987-го) главенствовал призыв «Больше социализма!», затем оказалось, что нужно «Больше демократии!». В 1987 году, в ходе подготовки к демократии, в состав УВД ввели отряды милиции особого назначения (ОМОН), предназначенные для охраны общественного порядка во время митингов и демонстраций. В 1989 году на вооружение милиции поступила резиновая дубинка (прозванная в народе «демократизатором»), что имело большое символическое значение.
