обрести господство.На ваше полагаюсь благородство.Вот, госпожа, все, что придумать мог.Теперь казните! Я у ваших ног!»И не нашлось ни дамы, ни девицы,Ни опытной в таких делах вдовицы,Которая б решилась отрицать,Что большего не может пожелать.И королевин суд провозгласил,Что рыцарь жизнь еще раз сохранил.Ворча, кряхтя и причитая глухо,Заговорила дряхлая старуха:«Пока еще, о госпожа, я тут,Пускай рассудит нас твой правый суд.Я рыцаря ответу научила,За это – обещанье получила,Что просьбу первую мою тотчасИсполнит он, и, умоляю вас,Пускай он сделает, что обещал:Прошу, чтобы женой меня назвал.А если жизнь его я не спасла,Пускай здесь скажет, в чем я солгала».Ответил рыцарь: «Я поклялся в этом,И в самом деле связан я обетом.Но для чего тебе супруга надо?Иную выбери себе награду».«Ну, нет, – ему ответила старуха,И неприятен голос был для слуха. —Пусть я уродлива, стара, бедна,Но мной награда определена,Я от нее никак не откажусьИ за все золото не соглашусь,Что под землей еще лежит незримо,Не стать женой твоей, твоей любимой».«Любимой! – он вскричал. – Скорей в адуСогласен быть. Во всем моем родуЕще никто так не бывал унижен».Но все напрасно, и, судьбой обижен,Он с нею тотчас же помолвлен былИ как невесте перстень свой вручил.Не думайте, что я жалею слов,Чтоб описать весь шум и блеск пировИ то веселье, что на свадьбе было:Ведь что за пир, коль мужу все постыло?Нет, не было ни празднеств, ни веселья,Когда от алтаря на новосельеУкрадкой молодую он провелИ так был опечален, мрачен, зол,Что целый день, как филин, укрывалсяИ всех вокруг стыдился и чурался.И, удрученный, лег он с ней в постельИ, расшвыряв в сердцах цветы и хмель,Ворочался, от горя ошалелый,И на него с улыбкою гляделаПостылая уродина жена.Так ночь текла в мучениях без сна,И наконец жена ему сказала:«Мой милый муж, того ль я ожидала?Хоть не сказала б я, чтоб ты был груб,Но ты на ласку, друг мой, слишком скуп.Ужель такая у тебя натура?Иль при дворе у короля АртураВас учат так вести себя с женой?Что ты – безумный или же больной?Я жизнь тебе спасла, ты это знаешь,И все ж меня так сильно обижаешь.Скажи, могу ли чем-нибудь помочь,А то уж на исходе наша ночь».«Помочь! Какая мне поможет сила,Помочь мне может разве что могила.Ты так уродлива и так стара.Я рыцарь королевского двора,А ты безродная, так что ж дивиться,Что ночь идет, а ты еще девицаИ что я места не могу найти.Меня лишь смерть одна могла б спасти».«И это все, что так тебя тревожит?»«Свести с ума и половина можетТого, что я сегодня пережил».«Когда б меня как следует любил,Тебе бы я помочь в беде сумелаИ ночи в три исправила б все дело.Но ты твердишь – твои богаты предкиИ ты, мол, родовит. ОбъедкиДогладывая, будет ли кто сыт?Кто славою заемной знаменит?Тот благороден, в ком есть благородство,А родовитость без него – уродство.Спаситель образцом смиренья былИ в этом следовать за ним учил.Ведь предок наш, богатства завещая,Не может передать нам, умирая,Тех подвигов или тех добрых дел,Которыми украситься сумел.Вот Данте, из Флоренции поэт,Мудрей которого на свете нет,Писал о том, что редко от корнейДоходит добрый сок до всех ветвейИ благородство не в самой природе,Оно от Бога на людей нисходит.Наследье предков – преходящий дар.Он портится, как хлеб или товар,Когда коснется гниль его людская.Тебе понятна ль истина такая?Когда бы благородство сохранялосьИз рода в род, оно бы проявлялосьВ поступках добрых, и не мог бы татьСебя потомком лордов называть.Возьми огонь и в горнице без света,Темней которой не было и нетуОтсюда до вершин Кавказских гор,Зажги очаг, и станут до тех порГореть дрова, покуда не погаснут,И пламя будет так же чисто, ясно,Как на свету. Оно всегда все то ж.А знатный род с огнем в одном лишь схож:Он, вспыхнув ярко, тускло догорает.Состав огня ничто не изменяет,А лорда сын, едва он примет власть,Так низко может и бесчестно пасть,Что благородство все свое утратит.Кичиться предками совсем некстати,Что добродетелей они полны,Когда вы сами предкам не равны.И если герцог, лорд или баронПоступит низко, то подобен онПрезреннейшему из презренной черни,Хотя б исправно и ходил к вечерне.А благородство, взятое взаймыУ знатных предков, презираем мы,Когда напялено оно на плечиТому, кому и похвалиться нечем.Знай, благородство – это Божий дар.Его как милость может млад и старСнискать за добрые дела в награду.Не каждому оно дается кряду,А завещать его нельзя никак,И это сделать может лишь дурак.Смотри, как благороден стал Гостилий,А бедные родители растилиЕго, как то Валерий описал.Прочти, что Сенека о том сказалИли Боэций: тот лишь благороден,Кто за дела таким прослыл в народе.И видишь ли, мой милый, вот в чем дело —Хотя я знатных предков не имела,Но если бы меня сподобил Бог,Который милостив, хотя и строг,Прожить безгрешно, – стану благородна,Коль это будет Господу угодно.Вот в бедности меня ты обвинил,Но сам Христос когда-то беден был,А он не вел бы жизни недостойной.Ведь было б, кажется, ему спокойнейВ обличье царском грешных нас учить.А благодушно в бедности прожитьДостойно всякого, кто благороден.Тот в бедности богат и тот свободен,Кто не смущен и нищетой своей.Скупой завистник нищего бедней:Его алчбы ничто не утоляет.А тот бедняк, что денег не желает,Богаче тех, кто на мешках сидитИ за сокровища свои дрожит.Кто нищ, тот по природе щедр и весел,И Ювенал, – свое он слово взвесил,Сказав: «С ворами хоть бедняк идет — Он беззаботно пляшет и поет».Ах, людям бедность горько хороша,Скольких забот лишится с ней душа.И для того, кому богатств не жалко, —В ее горниле лучшая закалка;Пусть с нищего лоскут последний снимут,При нем добро, что воры не отнимут.Кто нищету с покорностью несет,Себя и Господа тот познает.Ведь нищета – очки: чрез них вернейРаспознаешь отзывчивых друзей.И потому, супруг мой, так и знай,За нищету меня не упрекай.Меня еще за старость ты корил,Но кто тебе злокозненно внушил,Что старость грех? Ведь все вы, джентльмены,Толкуете, что старики почтенны,И старика зовете вы «отец».Еще упрек ты сделал под конец.Да, безобразна я, но в том залог:Тебя минует еще горший рок —Стать рогоносцем, ибо седина,Уродство и горбатая спина —Вот верности испытанные стражи.Но, верная, тебе еще я гаже.И чтоб меня ты не затеял клясть,Ну что ж, давай твою насыщу страсть.Сам выбирай, хотя не угадаешь,Где невзначай найдешь, где потеряешь:Стара, уродлива, но и скромна.И до могилы преданна, вернаМогу я быть, могу и красотоюИ юностью блистать перед тобою,Поклонников толпу в твой дом привлечьИ на тебя позор иль смерть навлечь.Вот выбирай. И толком рассуди».У рыцаря заныло тут в груди.Вздохнул он тяжко и жене ответил:«Миледи и любовь моя, уж светелСтал небосвод, мне, видно, не решить,Что дальше делать и как дальше жить.Решай сама, как мудрая жена,Какая нам с тобою сужденаСудьба и жизнь; тебе я доверяю.Что хочешь ты, того и я желаю».«Так, значит, над тобой взяла я верх.К моим ногам гордыню ты поверг?»«Ты верх взяла, тебе и выбирать».«Приди же, друг, меня поцеловать,Ты это заслужил своим ответом,Получишь верность и красу при этом.Пусть поразит безумие меня,Коль изменю, а ты при свете дняУвидишь, что прекрасней королевыИ обольстительней всех внучек ЕвыТебе явлюсь. Ко мне скорей приди,Откинь тот занавес и погляди.И если не зажгу в тебе я страсти,То смерть моя в твоей, супруг мой, власти».Когда увидел рыцарь, что женаПриветлива, красива и юна,Тут, вне себя от этой благодати,Он заключил ее в свои объятья.Ему и сотни поцелуев мало,Она ж ему покорно уступалаВо всем, лишь бы порадовать его.Не стану я рассказывать того,Как, сохранив любовь свою до гроба,Они в довольстве, в счастье жили оба.Пошли, Господь, и нам таких мужей,А то еще покорней и свежейИ яростней в супружеской постели.Еще, Господь, того бы мы хотели,Чтоб
