— Справлюсь, — ответил Саня, улыбнувшись. Эта улыбка, вроде бы и искренняя, все же выглядело жутковато на его осунувшемся лице. — Слушай, там… не надо туда. Там все мрут, — добавил друг, когда я уже отвернулся, чтобы уйти.
Вместо ответа я кивнул.
У лазарета меня встретил один из корабельных медиков. «Доброволец? — спросил он, тут же схватил меня за руку и буквально впихнул в помещение. — Тебе туда!» Мне ничего не оставалось делать, кроме как последовать его указанию.
…Тот день в лазарете напомнил мне, насколько это серьезно — радиация.
Я работал часов двенадцать, пока не свалился с ног, — забыв и об обеде, и об ужине. Глядя на язвы, подставляя ведра под кровавую рвоту, гнал из головы мелкую, предательскую мысль: «Я! Я! Я это сделал, люди! Я — и моя мертвецкая удача!»
Там же, в лазарете, все-таки нашел и «мою» американку. Она была еще жива — хватала меня за руки, шептала что-то на своем… и глядела, глядела стекленеющим взглядом…
Это было похоже на смерть. Вечером в каюту вошел не я, но моя тень. На автомате разделся…
Сначала просто снял робу. Потом — нижнее белье и носки. Остался совершенно голым, только на руке что-то болталось. Часы, которые снимал очень редко…
Браслет расстегнулся тяжело, словно со скрипом. Я ошеломленно смотрел на некогда такой блестящий и привлекательный корпус — теперь он был покрыт пятнами ржавчины. Эмаль на циферблате потрескалась, стекло поцарапалось… и все же механизм работал. Пока работал.
Несколько минут я глядел на подарок. В глазах стояли слезы, и покалеченные часы расплывались. А потом пришло знание. Не догадки, не подозрения — именно знание. Знание о том, как и зачем я умру.
Не сейчас, нет — чуть позже, когда опять понадобится толика моей удачи, чтобы исполнить долг… в такой же — или другой — металлической коробке. Когда механизм наконец замрет.
Тогда, и только тогда — своей смертью оплатив право на победу — я подарю новенькие часы другому зеленому лейтенанту. Для меня эта ноша станет слишком тяжелой.
Тогда, и только тогда я, возможно, найду ту девушку — там, где мы будем свободны от долга. И мы не будем больше врагами, хоть она и подарит свои часы другому, американскому лейтенанту. Или что у них там принято дарить?
Но пока я жив. А значит, моя жизнь принадлежит не мне, но всем людям, говорящим со мной на одном языке, думающим, как я. Пускай это я плачу за то, чтобы у них были семьи и дети. Это правильно. Потому, что я русский морской офицер.
Дмитрий Дзыговбродский
БОЙ НАД ПРОХОРОВКОЙ
Небо клубилось низкими тучами.
Придавливало к земле?
Защищало?
Где-то там, намного выше облаков, орбитальные платформы вели отчаянный бой с боевыми спутниками Соединенных Стран.
Кто ж этого ожидал? Все шло тихо-мирно, легко-безмятежно. Разве что экономические квоты последние два года очень напоминали партизанскую войну. Вы нам ограничения на трубы большого диаметра, мы вам — на спутниковую аппаратуру. Вы нам — на мясо и сахар, а мы вам — на лес и редкоземельные металлы. Вы нам на транспортные средства, а мы оптической электроникой вас приложим. Да еще пропали все фильмы и программы Соединенных Стран в эфире, но это мелочи. Кто с такого войну начнет?
— Си вис пасем, — буркнул капитан Могильников себе под нос. Взгляд бродил по неровной карте бетонной плиты под ногами — вот речка, вот впадинка, вот холмик странный, не то капонир, не то замаскированная шахта. Прям как взгляд с орбиты. На небо Могильникову смотреть совсем не хотелось. Все там будем, причем скоро…
Но Аксенов, как ни странно, его услышал:
— Пара беллум, командир.
— Вот уж не ожидал, что латынь знаешь… — удивился Артем Могильников. Провел рукой по щеке — щетина уколола ладонь. Не успел привести себя в божий вид — сорвали прямо из постели. Хорошо хоть в последние дни, после событий в Москве, они ожидали чего-то подобного и не покидали базу.
— Тебе в училище не достался Юлий Гай — он нас так вымуштровал по древней истории, что я во сне могу все триумвираты перечислить поименно, податно и покончинно.
— Полковник Юлиан Гайчевский?
— Он, — ухмыльнулся Аксенов. — Он нам сразу заявил… Мол, не будете знать латынь, не поймете римлян. Не поймете римлян — не выучите, как надо, историю. Не выучите историю — экзамен мне не сдадите и отправитесь в пехоту нужники чистить, пока ваши товарищи будут орбиты наматывать вокруг Земли-матушки.
— Веский довод, — хмыкнул Могильников.
— Юлий такой. Говорят, во время Панамского противостояния это он сразу предложил жахнуть чем- нибудь мегатонным по побережью, мол, все равно америкосы ничего понимать не хотят, а кроме силы для них аргумента нет — так у них цивилизация построена. Ковбои, м-мать…
— Так это он сказал? — поднял взгляд Могильников.
— Он, он, — подтвердил Боря Аксенов. — Мы тоже не знали, да на выпускной пьянке Юлий лично поведал. И еще кой-чего сказал — как только мы откажемся от их культуры, запретим «эсэсовские» фильмы, книги, телевидение, тогда они начнут настоящую войну. Мол, это основное их оружие — формировать мышление новых поколений, создавая из них будущих «эсэсовских» космополитов без родины и веры. Абсурдно — так нам тогда подумалось. А ведь прав оказался…
Борис мрачно посмотрел вверх.
— Он что, еще и дату предсказал?
— Нет. — Аксенов выбил сигарету из пачки, зажал в зубах и невнятно продолжил: — Дату не сказал. Сказал только, что этим вот, — указал взглядом вверх, — всё и закончится. Нет альтернативы — ни у нас, ни у них. Особенно у них.
— Бросал бы ты… — глянул на сигарету Могильников.
— Зачем? — выпустил струю дыма Аксенов. — Здоровее буду? Нам бы эту ночь пережить, товарищ капитан…
— Отставить пессимизм, товарищ старший лейтенант, — шутя прикрикнул Артем, взлохматив рукой рыжую шевелюру Аксенова.
— Есть отставить, — отдал честь Борис, сплюнул на опору истребителя и махнул рукой чуть в сторону. — Глянь, командир, не наш ли это кадет идет?
— А кто ж его знает, — лениво ответил Могильников. — Я видел только его фото в деле, а там такие обычно рожи получаются — тянут сразу по сто двадцатой и в пространство без скафандра.
— Жаль, что Сашка…
— Жаль, — глухо ответил Артем. — Кто ж знал, что эти гады попробуют очередную демократическую революцию устроить… еще и прямо в столице…
Кадет, неуверенно озираясь, все же подошел к «Су-55-КА» Могильникова. Неловко отдал честь:
— Кадет Алексей Ерофеев для выполнения боевого задания прибыл.
— Приветствую. — Могильников протянул руку. — Капитан Артем Могильников, старший лейтенант
