Утра хмарь или вечер —
не помнили точно.
Кто-то выдохнул вдруг:
отдохнуть бы пора...
Только знали мы:
надо.
Немедленно.
Срочно!
...Был сегодня обед,
а быть может,
вчера?
Только скрежет и хруст.
Ни дымка самокрутки
да натужные вздохи,
да ветер шуршит.
Ломит ноги усталость
и голод — желудки,
и ничто этой силы
не заглушит.
Только видится мне:
он
под ветром буранным.
Деревенский,
сутулый,
похож на отца,
из бригады в бригаду
идет неустанно,
по цехам,
и забота не сходит с лица.
И тревожная,
горькая зоркость во взгляде,
и тяжелая воля в словах,
как судьба:
— Вся надежда на вас.
Хлеба нет в Ленинграде.
Время тратим.
За Волгой горят города.
А на сборке — костры,
высоки и лучисты.
Пламя сварки —
вновь сутки ребята без сна...
Танки прямо из рук
принимают танкисты —
цель одна
и тревога одна.
Ой вы, мысли о хлебе,
теперь не мешайте:
голосами родными,
дыханьем одним
фронт кричит нам:
— Давайте!
— Давайте!
— Давайте
танки, пушки, снаряды —
и мы победим!
Снова —
шаг одного
подгоняет другого,
и безмолвная,
звонкая искра души
зажигает нас
яростной силою снова:
Поскорей!
Приналяг,
поднажми,
поспеши!
А НАЧИНАЛОСЬ ОНО В ЛИХОЛЕТЬЕ
Последний эшелон ушел из Новочеркасска под покровом темноты 7-го ноября, а через несколько часов в город вступили немецкие танки.
Алексей Сорокин с группой рабочих следовал с этим, последним эшелоном, груженным станками и оборудованием. Путь его оказался необычным: через Минводы — Грозный — Баку, затем морем до Красноводска, оттуда вновь погрузили оборудование вручную на платформы и по Турксибу — на Урал. Из Челябинска новочеркассцев направили в Усть-Катав.
Стояла очень суровая уральская зима, когда сюда прибыл последний эшелон и рабочие приступили к выгрузке станков и оборудования. В маленьком городе для такой массы людей жилья не хватало. Семьи размещались в вагонах, поставленных в тупики на станциях Катав-Ивановск, Запрудовка, Юрюзань... Езда до Усть-Катава занимала ежедневно 5—6 часов в один конец: магистраль Южно-Уральской работала с большими перегрузками, «зеленую улицу» давали литерным фронтовым поездам.
Подъемных средств не хватало, работа велась вручную, такелажным способом. Помещения не отапливались, люди то и дело подбегали к кострам, — они были разложены прямо в цехах, — чтобы хоть с минуту погреться. Как только заканчивался монтаж оборудования, станки сразу же пускались в работу, и тут же начинали поступать детали... Для обогрева в здании установили паровоз, но холод был страшенный, не помогали и поставленные у станков железные печки. И ни слова жалобы, упрека!
А люди были в буквальном смысле раздеты и разуты, особенно приезжие. Когда из Ставропольщины приехали на работу около шестисот рабочих, главным образом женщин, администрация завода обратилась в областные торгующие организации с просьбой продать им без талонов ватных чулок (чунь) — 500 пар, теплых хлопчатобумажных костюмов — 400 штук, мануфактуры для белья и одежды — 1000 метров, несколько десятков головных платков и немного валеной обуви. Заявка на обувь не была удовлетворена:
