какой-то горестно-живой.
И если где-нибудь я лишний,
то этой осени я свой.
Рву паутиновые сети
и слышу выросших птенцов...
И никаких на мне отметин!
И никаких на мне рубцов!
И душу робкий нежит ветер,
и о серьезном думать лень...
Смешна моя в закатном свете
сверхреспектабельная тень.
Минниахмет Гатауллин
Сейчас начнется концерт по телевидению. Зная, что бабушка очень любит смотреть телевизор, позвал ее. Только она уселась, дикторша, приятно улыбаясь, произнесла: «Добрый вечер!»
— Вежливая девушка, первая поздоровалась, — прокомментировала бабуля.
Никогда не поймешь этих пожилых людей, когда они говорят серьезно, когда шутят. Прошлым летом я жил у бабушки. Дядя Саша привез телевизор из районного культмага, первый в деревне. Целый день устанавливали антенну, а вечером тетя Даша пригласила нас на «премьеру».
Как раз в этот день передавали концерт Северного русского хора. Дикторша, как всегда, поздоровалась и объявила программу. Бабуля тоже поздоровалась с ней, но мы подумали, что она шутит. Когда концерт кончился, бабушка, обращаясь ко всем, спросила:
— Их так много, где же они ночевать будут?
Тетя Настя, первая заводила в деревне, подначила:
— У кого дом попросторнее — тем побольше гостей дадут. Я вот пятерых взяла. Если уж всех не разместят, тебе тоже придется кое-кого взять.
— А что, мы с внуком и на печи уместимся. Почитай, весь дом пустует, пожалуйста, с хлебом-солью встретим, — и она торопливо засобиралась домой...
Утром, разбудив меня, пожаловалась:
— Не пришли ведь артисты, в тесноте, чай, несподручно было ночевать.
— Да что ты, бабуля! Это же Москва передает, — сказал я, — с помощью радиоволн.
Я умылся и прошел в горницу. Стол, лавки были завалены пирогами, шаньгами и всякой стряпней — угощением для артистов.
Вечером бабушка сама повела меня к дяде Саше. Как только включили телевизор, вчерашняя дикторша после приветствия сообщила программу, а бабуся поздоровалась с ней и, сияя от счастья, воскликнула: «Надо же, узнала ведь меня!»...
Бабушка с удивлением оглядывала квартиру. Не спеша обошла все комнаты. Каждый предмет немецкого гарнитура ощупала, осмотрела со всех сторон. Ковры и дорожки гладила, отворачивая их, осмотрела обратную сторону. Не оставила без внимания и постели.
...После ужина бабуля засуетилась и, подозвав меня, тихо спросила: «Далеко у вас отхожее место?»
— Что это? — спросил я.
Не совсем вразумительно она начала объяснять, но я понял и, открыв дверь туалета, сказал, что это здесь.
Она внимательно ощупала все приспособления, а затем, серьезно посмотрев на меня, нетерпеливо проговорила:
— Ты не шути, а то ведь я могу и опоздать.
— Да, бабушка, честное пионерское, вот сюда, — показал я на унитаз, — а потом вот так — смывать.
— Ты что, дружок, разве можно такую посудину поганить, чай, разыгрываешь меня?
И только тут я сообразил, что бабушка, возможно, впервые в благоустроенной квартире.
Она еще раз недоверчиво все оглядела, трогая цепочку сливного бачка, и сказала отрешенно:
— Ладно, закрой дверь...
Ванную она тоже долго осматривала. Наконец, глубоко вздохнув, изрекла: «Какая благодать, аллах еще не совсем отвернулся от нас!»
Искусство, культура
Олег Широков
ДЕНЬ С ДОЖДЕМ
Моросил дождь. По крутой деревянной лестнице я поднялся на монастырскую стену с внутренней стороны. Уже не в первый раз смотрю я отсюда на город Далматово, на монастырь — великолепный памятник архитектуры XVIII века, который находится в самом центре и виден из любой точки городка.
Далматово — архитектурный феномен. Он мало изучен и редко кого интересует, поскольку сам памятник находится в запущенном состоянии. Однако нетрудно признать Далматовский Успенский монастырь выдающимся историко-архитектурным явлением на Урале. Для этого нужно всего лишь один раз побывать в старинном городе Далматово, который находится в Курганской области, неподалеку от города Шадринска.
Сейчас старый Далматов монастырь жемчужно-серый. Смоченные дождем древние сторожевые башни и зубчатые монастырские стены, часовня, собор, церковь удивительных пропорций находятся в окружении влажной зелени кленов и берез: свежий аромат весны и мягкий шум дождя — все это будто ведет меня к желанной встрече с чем-то родным, таким далеким и таким близким.
Я, конечно, не боюсь показаться вам смешным и скажу, что монастырь стал для меня уже чем-то живым и одухотворенным. Я приезжаю сюда, как к старому другу, живу и работаю с ним вместе, и прощаюсь, чтобы снова вернуться.
Живу и работаю с ним вместе, — это почти на самом деле так и есть.
На территории монастыря в настоящее время находится машиностроительный завод, организованный летом 1945 года. Стены архитектурного памятника стали естественной промышленной оградой, монастырские кельи — крышей сборочному цеху. Успенский собор с колокольней реконструирован в инструментальный участок, в церкви Всех Скорбящих расположен центральный заводской склад. Доступ туристов на территорию завода запрещен, но с внешней стороны все-таки можно рассмотреть стены монастыря и парк, живописно окружающий крыши собора и церкви. Верхние части собора, колокольни и церкви утрачены. Их разобрали при строительстве завода. Кирпич был «драгоценностью»; полученный таким хитроумным способом, пошел на строительство энергоцеха, котельной, заводской трубы и водонапорной башни. Они «присоединились» к силуэту монастыря. Может быть, это и к лучшему —
