ничего съестного. Тогда я вышел в коридор и направился в продовольственный отсек.
В коридоре было пусто. Тускло горел свет и гулко раздавались шаги. Меня покачивало от слабости, и приходилось держаться за стенку. Мимо проплывали двери кабин, которые еще недавно занимали мои товарищи. Повинуясь какому-то безотчетному чувству, я открыл одну из них и застыл от неожиданности. В кабине сидел Мэрс. Он повернулся на шум и, увидев меня, порывисто вскочил с места:
— Антор! Зачем вы встали?!
Я все еще не мог прийти в себя:
— Вы… здесь? Вы же на «Эльприсе».
— Ну да, был на «Эльприсе», а теперь здесь, что в этом странного? Ложитесь немедленно.
— Я хочу есть.
— Хорошо, сейчас.
Мэрс подхватил меня на руки и, словно ребенка, положил на койку, заботливо укрыв одеялом.
— Дасар ожидал, что вы очнетесь только завтра, он сам чувствует себя неважно, и поэтому я здесь. Он попросил меня прийти, потому что болезнь не миновала и его. Что вы будете есть?
— Мне все равно. Все, что дадите.
— Мы наготовили много, но думали, вы очнетесь завтра. Вот, пожалуйста, хотите свежее пото?
— С удовольствием.
Я с громадным наслаждением ел пото. Мне казалось, что никогда в своей жизни я ничего не пробовал более вкусного, хотя отлично знаю, что это не так. Просто организм, одолевший болезнь, жадно впитывал самые простые дары жизни. Мэрс сидел напротив меня и с улыбкой наблюдал, как я насыщался.
— Мэрс, вы около меня дежурили?
— Дежурил, часов тридцать в общей сложности, биолог сам был достаточно слаб.
— А как он сейчас?
— Сейчас все нормально, у него болезнь не зашла так далеко, как у вас, поэтому он раньше справился с ней. Но хватит разговоров, вам это сейчас отнюдь не на пользу.
Мэрс встал и выключил общее освещение кабины, оставив только малый свет у себя над столом. Я лежал неподвижно, упиваясь ощущением здорового тела. Легко было Мэрсу давать разумные советы: «Не разговаривай, не шевелись!» Восставшему из мертвых, как никогда, хотелось общаться с людьми, говорить, двигаться. Я молчал не более десяти минут, краем глаза наблюдая, как Мэрс что-то пишет за столом, и в конце концов не выдержал.
— Мэрс, — снова позвал я, — вы говорите, что дежурили возле меня довольно много. Ведь я бредил, наверное, все это время, что я говорил в бреду? Что-нибудь ужасное?
Мэрс оторвался от своего дела и повернулся ко мне. Лампа причудливо освещала на его лице одни выпуклости. Он строго посмотрел на меня темными впадинами глаз и выразительно постучал по столу:
— Молчите же, Антор, вам нужен покой.
— Покой, — словно эхо повторил я. — А что если мне совсем не хочется покоя? Вы можете понять это ощущение, Мэрс? Знаете, какие у меня были последние галлюцинации? Нет?
— Не знаю, конечно, откуда мне знать.
— Я видел вас, Кора, вы призывали к борьбе, а Кор… Дело совсем не в Коре. Помните наш разговор по дороге к «Эльпрису»?
— Да? — Мэрс подошел ближе ко мне. — Помню, разумеется.
— Я много думал о нем.
Мэрс разгладил морщины на лице руками. Был он уже немолод, это чувствовалось по его походке, неторопливой и тяжелой. Мэрс пододвинул стул и сел рядом со мной, нелепо растопырив колени и опершись о них руками так, что локти вывернулись вперед и нацелились в стену своими остриями. Заметив мой недоуменный взгляд, он изменил позу.
— Простите, Антор, привычка. Так что же вы думали?
— Разное. Кроме того, о нашем разговоре мне напомнил Кор.
— Кор! Как же он узнал? Вы рассказали?
— В общем, конечно, я.
По лицу Мэрса пробежала тень. Он отвернулся и глухо проговорил:
— М-да, а вы мне показались порядочным человеком.
Мэрс поднялся со стула и направился к двери, явно не желая больше со мной разговаривать.
— Стойте, Мэрс! Вы меня не так поняли! Это вышло случайно. Кор прочитал мой дневник.
— Какой дневник?
— Дневник или нет, я не знаю, как это назвать, одним словом, записи, которые я веду здесь.
— Вы ведете записи? Давно?
— С момента гибели Зирна. На меня в свое время его смерть произвела столь гнетущее впечатление, что я вынужден был искать какой-то способ рассеяться. И лучшего ничего не придумал.
Последовала непродолжительная пауза. Тишину нарушил Мэрс:
— И что же сказал Кор?
— Кор предостерегал меня от встреч с вами.
— И только?
— Нет. Он считал вашу деятельность безумным и опасным для людей делом, поскольку устои современного общества, на его взгляд, несокрушимы. Что вы скажете по этому поводу, Мэрс?
Он неожиданно улыбнулся и плотнее завернул меня в одеяло.
— Успокойтесь, Антор. Это слишком серьезный разговор, чтобы вести его сейчас, когда вы только- только начинаете жить снова.
Я привстал на локте.
— Да, я начинаю жить снова. И разве вам хочется, чтобы я ее начинал с пустяков?
— Хорошо, — сказал Мэрс, снова укладывая меня в постель, — давайте побеседуем, в конце концов я не думаю, чтобы наш разговор повредил вам. Но предварительно мне хотелось бы дать вам один совет.
Я удивленно посмотрел на Мэрса:
— Да? Какой же?
— Мне кажется, для вас будет лучше, если вы прекратите вести ваши записи. Я не знаю, что вы там писали, но я знаю современную жизнь. Вы зрелый человек, Антор, а зрелые люди в дневниках не много места уделяют ничего не значащим пустякам. Так или иначе они записывают свои мысли, и вот это опасно. Бумага может попасть в чужие руки, и тогда… Уничтожьте дневник! Слышите?
Я медленно закрыл глаза и расположился удобнее:
— Говорите, Мэрс, я слушаю вас.
* * *
Пожалуй, Мэрс прав. Лучше эти записи уничтожить. Но я настолько сжился с ними, что просто не поднимается рука. Я лишь стал осторожнее, надежнее их прячу, хотя, по правде говоря, здесь их прятать не от кого. Нас на корабле только трое: я, Мэрс и биолог. Двое Других все еще лежат в анабиозных камерах, и мы решили не беспокоить их до прибытия корабля с Церекса. Мэрс об этих листах знает, а биолог никогда не отличался любопытством такого сорта, которое оказалось свойственно Кору. Решил пока писать, до получения сигналов с другого корабля. В конце концов, уничтожить никогда не поздно.
Последнее время чувствую себя совсем хорошо. Препараты Дасара сломили болезнь, а заботливый уход Мэрса вернул мне силы. Больше всего угнетает полное отсутствие занятий. Делать решительно нечего. Все заботы замыкаются в кругу тех бытовых мелочей, которые всегда сопутствуют человеку.
Первые дни после того, как встал на ноги, я бесцельно бродил по кораблю из конца в конец и начал было читать найденную в лаборатории Дасара книгу. Имени автора на титульном листе не значилось, а содержание и язык ее мне показались на редкость примитивными. Биолог, увидев ее у меня в руках, рассмеялся.
— Э-э, дорогой Антор, — сказал он, — вы бы лучше уж читали таблицу случайных чисел.
— Не понимаю, — ответил я.
— Еще бы! Это так называемое художественное произведение на деле представляет собой отчет об экспериментальной работе. Опус, который вы держите в руках, есть не что иное как продукт творчества электронной машины. Да, да, Антор. Один из моих друзей ставил в свое время опыт и подарил мне на
