память ее лучшее произведение. Ну, и как вам оно?
Я в нескольких энергичных выражениях высказал свое мнение.
— Согласен, — кивнул головой биолог и скрылся у себя в кабине.
Дасар вообще был не очень склонен вести со мной беседы, вечно он был занят какой-то писаниной, или сидел над микроскопом, изучая образцы, привезенные с Арбинады. Душу, в основном, я отводил с Мэрсом, и в его лице неожиданно обнаружил бесценную сокровищницу знаний. Расставаясь с ним, я каждый раз уходил буквально пораженный необычайной широтой его эрудиции. Мне еще не приходилось встречать человека так прекрасно осведомленного в самых разнообразных вопросах. Однажды я невольно поймал себя на мысли, что тщетно изыскиваю тему, в которой он оказался бы менее сведущ, чем я, но попытки эти были безрезультатны. Мэрс всегда так подробно отвечал на мои вопросы, будто специально готовился к ним на протяжении нескольких дней. Его невозможно было застать врасплох. А ведь он уже восемь долгих лет живет на Хрисе, где ему неоткуда черпать новые знания. Впрочем, в данном случае я неправ, я упустил из виду его товарищей, все они, насколько мне известно, люди высокообразованные, способные дать очень много друг другу.
Мне нравится манера, в которой Мэрс. ведет беседу. У него, как говорится, хорошо поставленный голос, и если он и любуется им, то это лишь чуть-чуть заметно. Руки его почти всегда чем-то заняты, и говорит он непринужденно, без всякого нажима, словно между прочим, с одинаковой легкостью о вещах простых и необычайно сложных. Перед такими людьми, как он, можно преклоняться!
Мы редко собираемся вместе. В основном это случается в салоне за едой. Я не знаю, почему и как мы выбрали это помещение. Оно неуютно, слишком велико для нас троих, нам хватило бы любой кабины, но уж так повелось. Здесь, правда, простор и голоса звучат звонко, главным образом голоса Мэрса и Дасара, которые любят в эти минуты поспорить.
Покончив с едой, мы разбредаемся до кабинам и занимаемся каждый своими делами. У меня дел мало, я часами лежу на койке, уносясй мыслями на Церекс, к Юринге, в прошлое.
Монотонно текут дни, мне почти не о чем писать здесь, а корабль с Церекса опустится на Хрис еще не скоро.
* * *
Вчера после обеда в салоне произошел интересный разговор, который неожиданно положил конец моему бездеятельному существованию.
На этот раз мы поели почему-то очень быстро, может быть, разыгравшемуся аппетиту способствовал эльмьен, впервые поданный мною на стол. Биолог, откинувшись на спинку стула, сказал, благодушно отдуваясь:
— Поздравляю вас, Антор, — вы скоро будете отличным кулинаром.
Я равнодушно махнул рукой:
— Невелика заслуга, это древнее блюдо просто трудно приготовить плохо.
— Раньше его делали иначе, — заметил Мэрс, — например, во времена Лермисторского владычества, когда оно собственно впервые и появилось, к нему прибавлялось немного решеи, мне довелось его попробовать именно в таком виде. Вкус прямо необыкновенный.
— Да, древние были большие специалисты на гастрономические выдумки, — согласился биолог.
— Не только гастрономические, мне кажется, человек вообще стал менее изобретателен с течением столетий, — ответил Мэрс, словно напрашиваясь на очередной спор, без которого прошла наша трапеза. — Мы сделались более методичны, а это уже совсем другое, нас разбаловали наши возможности.
Однако биолог был настроен на этот раз миролюбиво. Его поглощали собственные мысли. Он лишь привычным жестом поправил воротник, который имел у него врожденную способность съезжать в сторону, и подтвердил:
— Вы, пожалуй, правы, Мэрс, я всегда вспоминаю с удивлением те сооружения, которые они воздвигали, располагая при этом столь примитивной техникой, что их методы постройки для нас остаются загадочными.
Не обратив внимания на мой недоуменный возглас, Дасар повернулся к Мэрсу и спросил:
— Скажите, мазор, когда вы собираетесь покинуть нас? Только не подумайте, пожалуйста, что я хочу ускорить ваш уход, как раз наоборот!
— Нет, отчего же. Именно сегодня я хотел сообщить вам, что завтра собираюсь обратно на «Эльприс».
— Эе-е, — протянул биолог. — А что, собственно, торопит вас? Кора нет, а я вовсе не склонен выполнять тот ненужный приказ. Оставайтесь, до прибытия корабля еще много времени.
— Своим присутствием здесь я могу навлечь на вас неприятности, — возразил Мэрс.
— Ерунда, — вставил я. — Кто об этом узнает? Мы никому не скажем.
Мэрс отрицательно повел плечами:
— Нет, там мои товарищи, и я должен быть с ними.
Биолог усердно начал тереть пальцами крышку стола.
— Мне в голову пришла одна мысль, — сказал он, — и я, признаться, рассчитывал на ваши познания.
Мэрс удивленно взглянул на него и снова сел за стол:
— Интересно, что вы имеете в виду?
Биолог вдруг поднялся с живостью, которой я уже давно в нем не наблюдал, и, подойдя к иллюминатору, настежь распахнул чехол.
— Вот смотрите, — сказал он. — Видите?
От стола, где мы сидели, в иллюминатор были видны только звезды, бесчисленные огоньки звезд. Мы с Мэрсом недоуменно переглянулись. Картина звездного неба не могла быть новой там, где никогда не бывает облаков.
— Идите сюда, — продолжал биолог, — оттуда, вероятно, не видно.
Мы подошли к нему и заглянули в иллюминатор. В бездонной глубине неба неподвижно висел серп Арбинады, льющий на Хрис голубой безжизненный свет.
— Мне все же непонятно, литам Дасар, — сказал, наконец, Мэрс. — Я вижу звезды и чужую планету. За восемь лет, проведенных здесь, это зрелище меня уже утомило. Что вы хотите сказать?
Биолог повернулся к нам, я заметил, что губы у него слегка вздрагивают. Он провел рукой около горла, словно ему не хватало воздуха, и проговорил:
— Вы правы, Мэрс, чужая планета и звезды. Казалось бы, что здесь особенного. Но чужая планета — это целый мир, необычайный и неповторимый, разве вы не думали об этом, Мэрс?
— Думал, конечно, за восемь лет я о многом передумал, и об этом тоже.
— И вы не хотели бы дать знать о себе этому миру?
— Дать знать о себе? Каким образом? И разве вы уже не дали о себе знать, спустившись на него? Потеряв там своих товарищей? Этот мир равнодушен к нам. Зачем мы ему?
— Сейчас да. Сейчас он равнодушен даже к самому себе. Но пройдет время, и на нем возникнет новое человечество. Тогда пытливый ум людей будет искать в просторах вселенной себе подобных, и неужели вам, Мэрс, и вам, Антор, не хотелось бы напомнить им о нашем существовании, сказать им, что мы думали о них? Мы ждали их, верили в них!
Я хотел ответить, но в горле словно застрял какой-то комок, и Мэрс опередил меня:
— Так вы думаете, литам Дасар, что там будут люди?
— Будут. Я биолог и верю в возможности жизни. Раз начавшись, она будет развиваться долго и, в конце концов, создаст мыслящее существо. На Арбинаде к этому есть все предпосылки. Сейчас во мне говорит ученый, а не мечтатель. Я был там и верю в это.
Мэрс усмехнулся:
— Когда же, вы думаете, там появится человек?
— Это трудно сказать. Может быть, через несколько миллионов лет, а может быть, для этого потребуются десятки и даже сотни миллионов лет. Все зависит от того, как быстро там будут меняться жизненные условия. Церекс опередил Арбинаду в этом отношении только потому, что, находясь дальше от Солнца и будучи меньше размерами, он чаще менял свои геологические и климатические условия. Эволюции там было просто некогда нежиться и тратить силы на создание боковых ветвей. Эти ветви беспрерывно
