— Слушай, — спросил я. — Как вот ты это делаешь?
— Что? — прищурился он.
— Ну, учебную часть тут реализуешь? Вот кто-то у тебя гуманитарий, кто-то технарь, кто-то червячками небось увлекается…
— Угу, есть тут один такой. Абалкин фамилия, — усмехнулся Юрик.
— … Ну все равно… Вот скажи, как ты их к институтам готовишь? Из Столицы репетиторов сюда возишь, что ли?
— Зачем? — не понял он и снова заиграл другую мелодию. Теперь что-то невообразимое. Современное, видимо. — Все-таки тут большинство никуда не стремится. Технарь в областном центре — для них предел мечтаний. Кто-то у нас диплом программера или поварихи получит — и вперед по волнам жизни. Так что если кто выше соберется, то у нас тут, почитай, праздник. Все обсудим, взвесим, институт вместе подберем, а там уж и Столица подключается. Кстати, если надо, то и репетиторов приглашаем.
Масштабики у дяди Юры! Масштабики!
Я наполнил стакан, перегнулся через стол и тщательно сцедил остатки «Провинциалки» «смотрителю Осоргину». Оказалось, примерно поровну. Можно было б восстановить справедливость, но я боялся, что смогу промахнуться. Руки уже дрожали, и ощутимо…
— Живем пока, — вздохнул он. — Авось и дальше так будет. Ну, Кость, за тебя.
Стаканы встретились, звякнув, и тут же отправились к нашим ртам. Ну, держись железнодорожная промышленность! Или как там тебя… Не помню! С грохотом оба «граненых друга» вернулись на стол. Мы с Юркой негласно соревновались, кто стукнет сильнее.
Эх, помидоры! А нужны ли вы? Может, помиловать в честь праздника? Какой у нас там праздник? День рождения великих мыслей в голове моего величества.
Юрка потянулся к гитаре, запел:
3
Утром мне было плохо. Паровозным гудком просыпался вдали новый день. Слышались за окном издевательские песни. Наверное, птички. Нет, не так безобидна оказалась эта «Провинциалка», как мнилось мне вчера. Небось, и тут не обошлось без мастыкинского народного промысла.
Тяжелым и грустным было мое похмелье. Конечно, голова разрывалась на части, будто по ней ночью разъезжали паровозы, но главное — это живот. В нем развернулось нешуточное сражение. Одни наступали, другие оборонялись. Обе стороны несли потери, стреляли из пушек, топтали поле битвы сотнями тысяч ног…
Полю было плохо.
— Ребята, ребята, ну что же вы! Петя, ну куда ты опять полез? Ну и что, что жук! Он уже от тебя устал! Саша, следи за Ксюшенькой.
Это воспитатели младшей группы вели детишек на обед. Не на завтрак! Тот окончился давным-давно — наверное, в те самые минуты, когда я плавал в мучительном вязком сне, похожем одновременно на слизь и желе. Из ночи помнилось лишь то, как я мучился, пытаясь переменить крайне неудобную позу. Но тщетно…
Ужас! Как же так вышло? Ведь выпил-то всего ничего. Бутылка «Провинциалки»… Одна бутылка! А может, их все-таки две было? Не помню. Позор.
— Ксюшенька, не плачь. Ну давай с тобой тут поиграем еще. Хорошо?
Эх, педагоги-теоретики… Послать бы все ваши теории куда подальше. Вот глядите, практика. Заставьте-ка маленькую Ксюшу сходить пообедать…
Ужас!
Я знал, что должен подняться. Юрик… в смысле, Осоргин… ну, то есть Юрик зайдет за мной, как только появится отряд «Веги». Велико же будет их удивление, когда обнаружат они не столичного ревизора, а классического, хрестоматийного алкаша.
Да, съездил к деткам. Отправляясь в «Березки», я вовсе не предполагал, что все может вот так повернуться. Даже не взял с собой никаких таблеток. А теперь придется справляться своими силами, каковых почти и не осталось.
Усилием воли, способным, наверное, сдвинуть небольшую гору, я поднял себя с кровати, поставил на ноги и направил в ванную. Правда, ванны как таковой здесь не было — только душевая кабинка.
Зато была вода — и холодная, и горячая. Впрочем, мне бы хватило и первой. Вторая лишь искушала.
Так. Обдать себя ледяной струей…
Ну… Ну! Решайся, блин, разночинец-педагог, блин!
А!!!
Ладно. Сделаем потеплее. Голова немного кружилась. Зря я все же так резко дернулся. Где-то в районе правого полушария теперь усиленно прокладывали рельсы, забивая костыли прямиком мне в извилины. Это была пытка, достойная инквизитора-виртуоза.
Как в том анекдоте. Ну, мы же не звери, Петька…
Я взглянул в зеркало. Нечто небритое, с гримасой тяжких мук на лице воззрилось оттуда на несчастного меня. Смотреть было больно. И стыдно, и глаза сами собой закрывались.
— Приехали, проверяющий Ковылев, — сказал я сам себе. И почти тут же в дверь постучали.
Час от часу не легче.
— Иду, — выдавил пересохшим горлом, стараясь не выказать своего состояния. — Сейчас. Кто там?
— А это тебя пришли арестовывать! — Юрин голос был бодр и весел. Словно он и не пил вчера…
Вот же гад! Больше меня нагрузился, и изрядно больше, а самому хоть бы хны. Это надо уметь! А главное…
Я замер, облокотившись о стену душа. Что я ему вчера наболтал? Не помню. Господи! Не помню! Впервые за все это время попался. И куда — в элементарнейшую ловушку! Им не пришлось применять магии, шпионов или хитрой техники. Просто бутылка водки, и вот уже язычок дяди Кости развязался сам собой.
На чем вчера я остановился? Ну хоть примерно. Хоть немного вспомнить. На хрена нам война… И всё.
— Иду.
Я сделал несколько шагов, стараясь казаться… ну хотя бы просто жертвой похмелья, но никак не испуганным.
— Сейчас.
Я щелкнул замком (такую защелку любой юный «упсовец» в пять минут раскусит!) и открыл дверь…
Юрик стоял по ту сторону, радостный и довольный собой. Он буквально светился. Как солнце уходящего лета.
— Здорово! — отсалютовал он, потом пригляделся и участливо подметил: — Вижу, тебе мучительно
