На Спасской башне пробило полночь.
– Ну вот и посмотрим, кто есть кто, – прикончил кофе Николаич. – Давай ребят вызывать, тут дело серьезное. – Николаич полез в нагрудный карман комбинезона за сотовым, когда услышал Гошкин вопль:
– Николаич, это что там такое? Это что за б…?
Николаич посмотрел на лезущее из провала клубящееся серое НЕЧТО, матюгнулся, перекрестился, схватил огнетушитель.
– Что смотришь, урод? Лопату бери, лопату! Гвозди его на хрен!
Гоша отскочил от провала и побежал к фургону. Потом тормознул, выдернул у Николаича сотовый, дрожащим пальцем ткнул в кнопку и проорал:
– Ребят, у нас тут из-под земли ОНО ползет! Давай с полным арсеналом! – Даже не выслушав ответа, схватил первое, что попалось в фургоне под руку – оказалось, пожарный багор, – и рванул к Николаичу, который, плотоядно рыча и матерясь вперемежку с божбой, поливал из огнетушителя НЕЧТО. То дергалось, пыталось высунуть щупальце за кольцо оранжевых конусов, но почему-то отдергивалось.
– …ный мутант! – прошептал Гоша и ткнул багром в полупрозрачное серое щупальце.
Музыканты в переходе метро весело наяривали какую-то «кельтушку». Вокруг них собралась небольшая тусовка человек в десять, и еще столько же стояли вдоль противоположной стены перехода. Даже пара милиционеров пристроились рядом. Сегодня вечер был особый, ребята играли хорошо, и потому никто их не гонял.
Музыкантов было четверо: трое парней и девушка. Девушка, от взгляда на которую сразу становилось тепло, как от кружки горячего шоколада, прикрыв глаза и запрокинув голову, самозабвенно пела звучным, богатым обертонами голосом, чуть притоптывая в такт. Гитарист, серьезный черноволосый парень, весь в черной коже и заклепках, сосредоточенно работал, встряхивая в такт кудрявой головой, второй, «камуфляжный», в шотландском берете и с серьгой в ухе, рыжий и коротко стриженный, наяривал на бонгах, а третий выводил мелодию на флейте.
Перед музыкантами, как ни странно, не было ни гитарного футляра, ни шляпы, ни даже консервной банки. Кто-то из зрителей в перерыве между песнями разложил на полу газету и поставил туда рядком четыре бутылки пива. Полная белокурая женщина засмеялась и достала из сумки пакет конфет и высыпала на газету, а парнишка с опустевшим пакетом из «Макдоналдса» вытряхнул оттуда салфетки и, кинув в пакет десятку, поставил его перед музыкантами. Милиционер порылся в кармане и со звоном ссыпал туда мелочь.
Девушка кивнула, прокашлялась.
– А теперь будет рил! Танцуют все!
Она несколько раз притопнула ногой, тряхнула головой, и забурлила, как весенний ручей, музыка. Сверху, с «Площади Революции», прошли несколько пассажиров, двое остановились послушать. Мужчина и женщина, в черных длинных кожаных плащах. Девушка уже почти приплясывала, весело улыбаясь. Казалось, что она уже просто держит флейту у губ, а та играет сама по себе. Может, так оно и было?
Снизу, с «Театральной», поднялся еще один. Легкой, почти плывущей походкой, высокий, стройный, очень бледный и пугающе красивый. Он стоял, чуть прищурившись, и глядел на девушку своими черными блестящими глазами с лиловатым отблеском.
Стоявший сзади парень поежился и застегнул куртку: в переходе потянуло холодом, и девушка вздрогнула и опустила флейту. Гость медленно похлопал в ладоши.
– Хорошо играешь, – неожиданно глубоким и красивым голосом проговорил он. – Мне позволишь с тобой петь?
Какая обворожительная улыбка…
Девушка кивнула и, улыбаясь, стала легко отбивать ритм ладонью о ладонь и покачивая в такт головой. Ей было хорошо. Песня уносила.
Мужчина красиво развел руки в стороны, словно крылья, повел головой горделиво, как танцор, улыбнулся, не размыкая губ, а затем подхватил припев. У него был красивый, густой баритон, пел он негромко, но не слушать его было нельзя. И не подпевать тоже. Песня незаметно выскользнула из власти девушки, и теперь вел красивый незнакомец. Он кругло раскрыл руки, словно охватывал пространство. И пел он уже что-то совсем другое, но девушка поняла это слишком поздно.
Девушка резко замолкла, поймав себя на том, что повторяет за незнакомцем эти чужие, неуютные слова.
– Поздно, – гулко рассмеялся незнакомец, обаятельно улыбаясь. – Ты пела со мной.
– Ну и что? – буркнула девушка, оглядываясь по сторонам. Все было вроде как прежде. Никто ничего не замечал. Песня звучала, ребята усердно играли, слушатели подпевали. И никому не было дела до того, что происходило с ней.
– Эй! – негромко позвала она. – Ребят!
Никто не слышал ее.
– Эй!!! Эй!!!
– Мир назад качнулся вдруг, стал незрячим и глухим, – под нос себе проурчал незнакомец, мягко улыбаясь и глядя на нее из-под полуопущенных ресниц.
Девушка побежала к гитаристу. Вроде бы ничто не мешало, никакой преграды впереди не было, только она все бежала и бежала, и ни на шаг не могла приблизиться.
