нормальным голосом. — Хотя, некоторым образом, тут всё гораздо сложнее. Время, да, время было такое...
— Так что же случилось с архивом? — Власову не терпелось добраться до сути дела.
Откуда-то донеслось тихое прерывистое гудение.
— Телефон вроде бы... Настя трубку возьмёт, — зачем-то добавил Порциг. — А с архивом всё очень непросто. Почти все материалы...
В этот момент из соседней комнаты раздалось испуганное ойканье, потом треск чего-то ломающегося и сразу — шум падающего тела, гулкий удар о дерево, и потом ещё один, потише.
Власов вскочил и метнулся к двери.
Вторая комната была большой — во всяком случае, в ней помещался концертный рояль, жирно отблескивавший чёрным лаком. Рояль возмущённо гудел потревоженными струнами.
Клавиатура были открыта, и Фридрих невольно зацепил взглядом надпись «C. Bechstein». На клавишах контроктавы подошвой вверх валялся пушистый оранжевый тапочек.
Анастасия Германовна лежала на полу, раскинув руки. Юбка неприлично задралась, и Власов автоматически перевёл взгляд на крышку рояля, на которой была вмятина характерной формы. Кровь на тёмном дереве казалась почти незаметной.
Фридрих оценил взглядом размер и форму вмятины и понял, что медицинская помощь фрау Порциг вряд ли потребуется. После удара такой силы либо ломается шея, либо крошится затылочная кость.
Судя по положению головы женщины, произошло второе. Красная лужа на полу выглядела в этом смысле вполне красноречиво.
Рядом стоял шкаф, к которому была прислонена узенькая деревянная лесенка. Предпоследняя ступенька была сломана.
Под ногой Власова что-то хрустнуло.
Он наклонился и поднял вещицу. Это было ожерелье из прозрачных красных камней неправильной формы. В середине был подвешен грубый, кое-как просверленный кусочек какого-то минерала, из которого торчала грань маленького жёлтого кристаллика.
Подоспевший профессор Порциг мышкой поднырнул Власову под локоть, проник в комнату и застыл на месте. Потом кинулся к неподвижному телу жены.
Фридрих успел его удержать в последний момент.
— Только не трогайте, — громко и чётко приказал он. — Не трогайте её, вы можете её убить. Вызовите 110.
Лицо профессора как будто смялось, потеряло форму.
— Вызовите медиков и полицию, скорее, — повторил Власов тем же тоном. Он много раз видел людей в истерике и понимал, что через минуту профессора придётся бить по лицу, чтобы вывести из ступора.
Тем не менее, Вальтер Порциг справился с собой сам. Взгляд его стал более осмысленным.
Неожиданно зазвонил телефон, стоявший на маленьком концертном стульчике возле рояля. Власов подошёл, снял трубку, нажал на кнопку отбоя. Потом протянул её профессору.
— Вызовите 110, немедленно. У неё разбит затылок. Может быть, ещё что-то можно сделать.
Порциг взял трубку, зачем-то подул в неё, потом начал ковырять пальцем кнопки.
Фридрих облокотился на крышку рояля и уставился в потолок, пытаясь собраться с мыслями.
Случившееся было до того неожиданно и нелепо, что Власов — впервые за всё время расследования — совершенно не представлял, что ему делать дальше.
Скорее всего, Анастасия Германовна умрёт. Вероятность довезти до больницы человека с тяжёлой черепно-мозговой травмой невелика. А если даже это удастся, и врачи её вытащат с того света — тяжёлая инвалидность ей, скорее всего, обеспечена. В любом случае, ничего хорошего её не ждёт.
Власов прикинул ближайшие последствия. Срывается целый ряд запланированных мероприятий. Во- первых, обезумевший от горя профессор вряд ли окажется сколько-нибудь вменяемым собеседником — а, значит, о продолжении истории с архивом можно забыть. Может быть и хуже: Фридрих прекрасно знал, как странно могут вести себя люди, столкнувшись с необъяснимым и непонятным несчастьем. Рациональному уму ясно, что в современном мире легче погибнуть, поскользнувшись в ванной, чем попав под пулю террориста, и что трухлявая деревяшка могла сломаться в любой момент. Но получилось-то так, что сломалась она во время его визита... что именно он, Власов, принёс в дом беду... и если в голове профессора что-нибудь повернётся в эту сторону, можно ожидать чего угодно, вплоть до какого-нибудь нелепого оговора в полиции... Впрочем, неприятных объяснений с русской полицией ему не избежать в любом случае. Во-вторых, поползут слухи: Вальтер Порциг достаточно известен, чтобы поговорить о происшествии — которое, ну конечно же, сочтут «странным и подозрительным». Российская либеральная пресса вполне может заинтересоваться, ей всякое лыко в строку, как сказал бы Эберлинг... особенно сейчас, момент уж больно подходящий... а его, Власова, и так уже знают лучше, чем хотелось бы. Плохо, очень плохо...
Порциг тем временем закончил объясняться со «скорой» и бросил трубку. Силы тут же покинули его, и он сел на пол.
Фридрих это заметил.
— Встаньте, профессор, — тихо сказал он. — Мужчина не должен сидеть на полу. Что бы ни случилось.
Профессор послушно встал, но тут же привалился к роялю.
— Как же это так... а? — только и сказал он.
Фридрих заглянул в глаза старика и понял, что тот не будет говорить ерунды в полиции.
— Она жива? — этого вопроса Власов ждал.
— Не знаю, — сказал он честно. — Вряд ли. У неё разбита голова. Трогать её сейчас нельзя — мы не знаем, что у неё с затылком. Когда будут медики?
— Обещали через шесть-восемь минут... Скорее всего, пришлют с подстанции вертолёт, у них есть такие... маленькие машинки, — способность к рациональному мышлению возвращалась к профессору прямо на глазах, — до нас тут, в каком-то смысле, ехать неудобно... Но как же так... Вы побудете со мной? Пока всё выяснится?
Фридрих молча кивнул.
Профессор немного помолчал, потом тихо сказал:
— Спасибо. Я без вас тут глупостей наделал бы... некоторым образом.
Власову вдруг очень захотелось, чтобы произошло чудо. Маленькое такое, почти незаметное в масштабах мироздания. Чтобы Анастасия Германовна Порциг осталась жива и здорова. А ещё лучше, чтобы она прямо сейчас открыла глаза.
Он почти не удивился, когда Анастасия Германовна тихо застонала и открыла глаза.
Потом её вырвало. Фридрих вовремя успел перевернуть фрау Порциг на живот, чтобы она не захлебнулась.
Пока тело женщины сотрясалось в конвульсиях, Власов, не отрываясь, смотрел на её затылок.
Похоже, что череп был всё-таки цел. Из слипшегося от крови комка волос — они-то, судя по всему, и смягчили удар — торчал окровавленный обломок шпильки.
Kapitel 40. 22 ноября 1990 года, день. Москва, Кремль. Приёмная Верховного Правителя Российской Республики.
Первый Секретарь Партии Национального Возрождения России, Верховный Правитель Российской Республики, Верховный Главнокомандующий Вооружёнными Силами РР, Председатель Консультативного Совета, трижды кавалер ордена Святого Николая и медали «Золотой Крест», а также обладатель многих иных отечественных, имперских и иностранных регалий, в том числе «Бриллиантового Щита» первой степени, высшей индийской награды Мира имени Ганди и афганского ордена «Солнце свободы», действительный член-корреспондент Российской Академии Наук, почётный гражданин полусотни городов мира, включая Нью-Йорк, Уагадугу и Бейцзын, лауреат премии Гёте за четырёхтомные «Воспоминания
