позволял себе насмешки над российской государственной символикой, в том числе публичные. — Из речи Мосюка куда-то пропало ёрничанье, исчезли прибауточки, голос стал сухим и резким, а формулировки точными.
— Извините, Сергей Альфредович, но вы прекрасно знаете, что во всём этом можно обвинить любого германского политика. В том числе и пророссийского. Дойчи — грубый народ. Хотя русские им в этом не уступают. Потому что если собрать кулуарные высказывания российских политиков, можно услышать высказывания и похлеще.
— Мы говорим не о словах, — Мосюк облокотился о пюпитр. — Клаус Ламберт — лидер определённого политического направления, и нам обоим известно, какого именно. Его появление в Москве — знаковое событие. Я дал неофициальное — и, прошу заметить, сугубо предварительное! — согласие на этот визит. Но взамен я ожидал от него большей гибкости, хотя бы внешне. Немного сдержанности в словах ещё никому не вредило, не так ли?
— Давайте уж откровенно, Сергей Альфредович. Ламберт — такой же заложник своей партии, как и любой другой деятель в его положении. Он просто не может позволить себе гибкости, которая будет воспринята как слабость. Особенно сейчас, после польских событий. И в связи с положением в Западной Украине.
— События, события... Дурачки собрались и неделю орали о независимости. Им отключили тепло и канализацию. Они помыкались-помыкались и разбежались. Делов-то.
— Не всё так просто. Дурачки кое-чему научились и поменяли тактику. Сейчас западноукраинский ландтаг готовит новую редакцию конституции. Не включающую в себя слова об «ограниченном суверенитете в рамках Райха и Райхсраума». Скорее всего, они соберут кворум, и это будет принято. Без всяких разговоров о независимости как таковой. Но...
Мосюк даже не стал делать вид, что узнал что-то новое.
— Атлантический блок не признаёт самого понятия ограниченного суверенитета, — пожал он плечами. — А настроения на Западной Украине сейчас проатлантистские.
— В Западной Украине, — машинально поправил собеседника Аксючиц.
— На Западной Украине, — усмехнулся Мосюк. — По-русски будет — на Западной Украине.
— По-русски не будет. Вас они ненавидят еще больше, чем дойчей, — поймал подачу Аксючиц.
— Ну, эти крестьяне ненавидят всех, — легко сдал назад Первый. — Например, называют собак и кошек дойчскими и русскими именами. Говорят, у вас в Eesti Vabariik такое тоже было.
— Может быть, давно, до Культуркампфа. Я, во всяком случае, такого не помню, — пожал плечами собеседник. — Во всяком случае, эти крестьяне сейчас намерены поиграть в юридические игры.
— И получат то же самое. Ландтаг распустят. Ко всеобщему облегчению. Народу-то эти игры по енто место, — Верховный сделал неприличный жест. — Это же славяне. А славянин — существо неполитическое. Я тебе так скажу: что русские, что поляки, что украинцы — все они своё начальство в гробу видали. Им бы курицу в щи, да бабу на печь — вот и вся политика, — старик снова подпустил в речь ёрничества.
— В беспорядках в Варшаве участвовало около миллиона человек, — напомнил Аксючиц.
— Это другое. Власть славян не интересует, это да. Но славяне любят почёт. Чтобы их уважали. И ежели это уважение им не выказывать, они того... Ну, тут уж начинаются местные особенности. Поляки, они с гонором — оскорбляются. Украинцу становится досадно. А русский обижается. Обида — это, знаешь ли, самое главное русское чувство. Основное, можно сказать. Ну да тебе не понять... Ты мне лучше вот что скажи, — на какой мёд господин Ламберт летит в Москву? Только не юли.
Аксючиц вздохнул, как перед прыжком в холодную воду. Сейчас ему придётся говорить неприятное.
Его знакомство с российским диктатором состоялось десять лет назад. Тогда Управлению срочно понадобилось провернуть некую крайне деликатную операцию на российской территории. Вся сложность ситуации заключалась в том, что политическое руководство страны не имело единого мнения относительно нужности и важности крайних мер. Откровенно говоря, жёсткое решение играло на руку вполне определенным — и не самым влиятельным на тот момент — силам в руководстве Райха, и подрывало позиции иных сил, на тот момент более влиятельных. При этом речь шла о настолько значительных лицах, что без согласия и поддержки Первого нечего было и думать о каких бы то ни было конкретных действиях. Независимый ээстинский предприниматель с неопределённым статусом, давно и успешно сотрудничающий с Управлением на взаимовыгодной основе, волею судьбы занесённый в Россию как раз накануне возникновения критической ситуации, оказался самым подходящим передаточным звеном. В ту сумасшедшую неделю Аксючицу каким-то чудом удалось убедить сверхосторожного Мосюка закрыть глаза на действия Управления. В результате чего баланс сил в Берлине сместился, а Сергей Альфредович получил с того немалые дивиденды. С тех самых пор Аксючиц приобрёл неофициальный статус доверенного лица Верховного — которым, впрочем, пользовался очень осторожно.
— Буду говорить открыто, — начал он. — Официальная причина визита — окончательное урегулирование правовых и административных вопросов, связанных с гражданством Райхсраума...
— Моя позиция: это вообще не наша проблема. Есть закон, позволяющий любому этническому дойчу, в том числе родившемуся за пределами Райха, требовать полноценного имперского гражданства. Этот закон принял Райхстаг, а не я. Имперские граждане имеют множество привилегий, в том числе и в области пособий и льгот. Поэтому имперское гражданство привлекательно. С другой стороны, российские законы в ряде случаев мягче имперских. Поэтому в случае столкновения юрисдикций те же самые фольксдойче стремятся решить дело в российском суде. Рыба ищет где глубже, а человек — где лучше, это естественно. Я предлагал и предлагаю: давайте унифицируем уровень социальной защищённости и законодательство. И этот надуманный вопрос отпадёт сам собой.
— Пожалуйста, дослушайте. Господин Ламберт намерен выступить в Москве с рядом жёстких заявлений, касающихся Райхсраума в целом и России в частности. Их смысл будет сводиться к тому, что нынешняя ситуация перестала быть терпимой. Грубо говоря, Райх несёт основные расходы по содержанию Райхсраума, а входящие в него государства не платят ему даже минимальной лояльностью. Это положение дел должно быть изменено — в ту или иную сторону.
— Вот как, — Аксючиц почувствовал, что старик не на шутку разозлился. — Очень интересно. И вполне в духе обычных выступлений ястребов. Мы, значит, объедаем Фатерлянд, и при этом предаём его на каждом шагу? Очень, очень дружественная точка зрения. Вы и в самом деле рассчитываете на моё сочувствие?
— Я очень прошу: дослушайте меня, а потом уже делайте выводы! — Виктор понимал, что времени у него осталось очень немного, и заторопился. — Ламберт намерен заявить, что существует всего два выхода из ситуации. Или — роспуск Райхсраума и переход к системе двухсторонних договорённостей, на чём настаивают либералы. Или восстановление Райхсраума в его прежнем виде — каким он был при Дитле. То есть в качестве единого мощного блока государств, объединённых имперской идеей. Выбор должен остаться за народами Райхсраума, но он должен быть сделан быстро и недвусмысленно. Теперь всё.
— Замечательно. В таком случае я тоже буду говорить открыто. Я, волею Божьей и волею народа российского — а также, прошу заметить, не без согласия и одобрения высшего руководства Райха — есмь Верховный Правитель России. И я не имею морального права принимать у себя враждебно настроенного германского политика, который намерен поставить мне и моему народу ультиматум. Причём не от имени руководства Райха, а всего лишь от имени своей партии. Влиятельной, да, но всё-таки не определяющей райхсполитику. При этом, если соответствующие заявления будут сделаны, от меня уже ничего не будет зависеть. Если мы промолчим, Клаус Ламберт и его ястребы получат козырь: получится, что мы признали его правоту, молчание — знак согласия. Если мы не промолчим, они тоже получат козырь: дойчи умеют обижаться. Мой долг — не допустить столь прискорбного развития событий. Я, конечно, не вправе запретить господину Клаусу Ламберту посетить Россию в качестве частного лица. Но и только. Визита — официального визита — не будет. Это решено.
— Не всё так просто, Сергей Альфредович, — Аксючиц невольно повысил голос. — Давайте уж начистоту. Вы, с вашей политикой, и в самом деле умудрились отвести Россию от Райха ровно на такое расстояние, чтобы пользоваться всеми выгодами пребывания в составе германского блока и при этом нести минимум расходов и обязательств. Всем известно, что торговый баланс сейчас не в пользу Райха. Как известно и то, что Россия, пользуясь режимом максимального благоприятствования в торговле внутри
