идеально, конечно, но с хорошим гримом и на расстоянии...
— Не думаю, что у Матиаса была возможность меня разглядеть.
— Мы тоже так считаем, но береженого... Он еще не звонил?
— Пока нет.
— Когда позвонит, скажите ему, что деньги собраны. Пусть рассказывает план обмена. Постарайтесь подольше продержать его на линии.
— Само собой.
О случившемся с Эберлингом Власов рассказывать не стал — чем тут мог помочь Шульгин? — и двинулся за Олегом дальше в обход блинных рядов. Как Фридрих и ожидал, заметной пользы от этого не было. Несколько раз он всматривался во вроде бы похожие невзрачные лица, но всякий раз приходил к выводу — нет, не тот. Наконец, потратив уже, наверное, не меньше получаса, они вновь оказались возле павильона с так возмутившим Власова плакатом. Олег направился внутрь, и Фридриху ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Все столики были заняты, но не за всеми ели — должно быть, несколько человек зашли сюда просто посидеть и погреться, когда убедились, что не могут выйти с фестиваля. В гудении голосов не чувствовалось ни страха, ни особого гнева; общее настроение, надо полагать, было — «власть опять создает проблемы простому человеку, ну да не в первый и не в последний раз». Несколько лиц обернулись в сторону вошедших. И среди них Фридрих увидел искомое.
Мужичонка сидел в дальнем углу. Страха он тоже не показывал. Но, приглядевшись, Власов окончательно пришел к выводу — тот самый, и сообщил об этом полицейскому.
Олег тут же надел пытавшемуся возражать подозреваемому наручники и, подрядив семейную пару с соседнего столика в понятые, на месте произвел обыск. Бумажника у задержанного не обнаружилось. Обнаружился потертый рыжий кошелек, содержавший наличность на общую сумму 147 рублей 30 копеек.
— Это ничего не значит, — констатировал Олег. — Времени, чтобы избавиться от украденного, было достаточно.
Задержанного отконвоировали на место преступления, где уже окончился опрос «свидетелей», среди которых, как и предсказывал немолодой Алексеев, не нашлось никого, кто в действительности что-то видел. Мужичонка клялся, что ни в чем не виноват и видит потерпевшего впервые. Тут как раз подоспел кинолог с собакой; большой серый пес тщательно обнюхал Эберлинга, затем подозреваемого и, после некоторых сомнений, гавкнул, показывая, что контакт между этими людьми был. Задержанный признал, что, может, и толкнул нечаянно этого господина, в этакой толпе разве убережешься, но никакого бумажника в глаза не видел и вообще в жизни своей ничего не крал. Пока поручик отечески увещевал его облегчить вину добровольным признанием, а Власов подписывал свидетельские показания, кинолог со своим подопечным отправился обследовать урны и ящики для мусора на предмет выброшенного бумажника. Эти поиски увенчались успехом очень быстро: встав передними лапами на край ближайшей к месту преступления урны, пес опустил нос вниз и тут же уверенно залаял. Из кучи бумажных стаканчиков и скомканных салфеток был торжественно извлечен бумажник Хайнца — к сожалению, пустой.
— Ну правильно, — кивнул поручик, — это у них первое дело — сразу от улики избавиться... В последний раз по-хорошему спрашиваю — куда деньги дел?!
— Христом-богом, господин начальник, не брал я никаких денег, и бумажника не брал, приехал вот Москву на праздники посмотреть... — судя по документам, мужичонка был не местный, из Серпухова.
— Ниночка, пришел ответ из архива? Что там у нас на гражданина Нечипорука?
— Пришел, Игорь Витальевич. В молодости был условно осужден за драку, позже — неоднократный клиент вытрезвителя. По делам о кражах, однако, не проходил.
— Ну, все когда-то бывает в первый раз... Ладно, не хочешь по-хорошему — продолжим разговор в отделении. Херр Эберлинг, — поручик повернулся к Хайнцу, — от лица московской криминальной полиции примите извинение за испорченный праздник. Не беспокойтесь, этот рано или поздно расколется. Скорее всего, он передал деньги сообщнику, хотя мог со страху и в какую-нибудь щель засунуть... Как выясним, мы вам позвоним. Бумажник пока вернуть не можем, сами понимаете — вещдок.
— Понимаю, — вздохнул Хайнц. Спустя несколько минут они с Фридрихом, наконец, вышли с фестивальной территории. Людей уже начали выпускать — на всякий случай по одному, мимо все той же служебной собаки.
— М-да, история... — пробормотал Власов. — Может, это все же не он?
— Мне-то откуда знать, — пожал плечами Эберлинг. — Ты видел, чтобы кто-нибудь еще за моей спиной задерживался?
— Говорю же — не присматривался. Гарантировать не могу.
— Ну, может, песик и еще кого унюхает.
— Во всяком случае, на агента ДГБ этот тип не похож.
— Да, я тоже об этом думал. Хотя как знать. Первый признак такого агента — он не похож на агента. Незапоминающаяся внешность — как раз необходимое качество...
— У тебя точно не было ничего, за чем он мог охотиться?
— Можешь не беспокоиться. Если нашим русским друзьям что и досталось, то только деньги.
— Слушай, ты же сейчас, получается, вообще без копейки? Давай я тебе одолжу.
— Зайду в банк и сниму со счета. Ах черт, сегодня ж, небось, и банки не работают... Да, пожалуй, полсотни до понедельника мне не помешают.
Фридрих порылся в собственном бумажнике.
— Возьми сто на всякий случай... Что дальше делать будем?
— Перейдем сейчас по мосту и пойдем направо, глянем на Крымскую набережную и Парк Чехова. А на Крымском валу уже можно сесть на городской транспорт.
— Что-то мне разонравилась эта идея. Сомневаюсь, что мы увидим на этих набережных что-то, интересное для террориста.
— Ну, из центра нам все равно иначе как пешком не выбраться. А думать и обсуждать лучшие идеи можно и на ходу.
— Можно, в принципе, сесть в подземку.
— Да, но мне шеф велел все время быть на связи, а там сигнал ловится далеко не везде.
— Ты прав, мне тоже... Ладно, пошли.
Они прошли по Большому Москворецкому мосту, украшенному наконец-то полным набором флагов, включая лихтенштайновский; Фридрих попытался было свернуть за мостом направо, но Хайнц напомнил ему, что они на острове, и надо пересечь еще Водоотводный канал. На мосту через канал целленхёрер Власова вновь подал голос.
Распозналась лишь одна цифра номера. Самодельный антиопределитель.
— Привет, Фриц, — сказал Спаде. — Достал деньги?
Власов, уже вытащивший полицейскую трубку, тут же нажал нужную кнопку.
— Да. Сто пятьдесят тысяч, как договаривались.
— Вот видишь — можешь, когда захочешь! Клади в сумку на молнии, и через пятьдесят минут ты должен быть с ней на Курском вокзале.
— Я сейчас на другом конце Москвы, — соврал Власов. — Мне нужно больше времени, чтобы добраться. И у меня нет сумки на молнии.
— Захочешь — успеешь. А сумки прямо на вокзале продают.
— Слушай, Матиас, мы договаривались к 17:00, а сейчас только три!
— Мы договаривались, что к семнадцати деньги будут уже у меня! — рявкнул бандит. — Так что не трать время на споры!
— Ладно, — вздохнул Фридрих. — Где именно на Курском?
— А ты не мельтеши раньше времени. И трубку не занимай. Приедешь — узнаешь, — в трубке зазвучали гудки.
Почти сразу же зазвонил полицейский целленхёрер.
— Он не так глуп, — констатировал Шульгин. — Хоть он и считает вас преступником, но действует так, как действовал бы, требуя выкуп у полиции. Очевидно, на каждом этапе будет передавать новые
