Грасильяму с торжеством посмотрел на спутников.
— Может быть, ты вспомнишь, зачем ушел в джунгли Сильный Брат?
— Может, Хосе знает, — неуверенно предложил Таларино, — он старше меня.
— Сильный Брат ушел в джунгли, чтобы повесить сухую тыкву, — ответил Хосе на вопрос профессора.
Жоан шепнул Сергею на ухо, что «повесить сухую тыкву» у кабокло означает обмануть кого-то.
— А для кого он хотел повесить тыкву? — не унимался Грасильяму.
— Сильный Брат очень не любил всех гринго…
Прошло еще два дня. К исходу вторых суток экспедиция оказалась у подножья высокой скалистой гряды. Скалы, точно срезанные острым ножом, походили на неприступные замки. С запада к ним подступали мелкие холмы, покрытые густыми лесами, в долинах сверкали нити рек и бледные блики озер.
На севере виднелись такие же, но еще более величественные и неприступные скалы, иногда совсем исчезавшие в знойном мареве. На юге тянулась цепочка редких одиночных гор, издали похожих на каких-то шагающих исполинов. Вид этих гор был настолько фантастичен, что участники экспедиции только удивлялись: какие силы природы возвели их?
— Если бы я верил в сверхъестественные силы, то подумал, что здесь действовали мифические существа, вроде циклопов, превратившие горы в сказочных исполинов.
Никак нельзя предположить, что такой странный рельеф возник естественным путем, — задумчиво пробурчал себе под нос профессор Грасильяму, оглядывая в бинокль окрестности. — Странно, очень странно.
Еще больше довелось удивляться Грасильяму, когда отряд подошел к пропасти, которую индейцы называли Раной Земли. Впрочем, если б не бдительность и проворство проводника Таларино, то профессор Грасильяму навсегда бы лишился возможности чему-либо удивляться. Пропасть так внезапно разверзлась перед профессором, шедшим впереди отряда, что сделай он еще шаг-другой и от него, как говорят индейцы, остался бы «последний крик». Бразильская наука лишилась бы одного из своих лучших представителей, а экспедиция — начальника и заодно двух навьюченных мулов, которых Грасильяму тянул за повод.
Прежде чем профессор сделал этот роковой шаг, Таларино схватил его за шиворот.
Взбешенный бесцеремонностью проводника, Грасильяму резко повернулся, чтобы дать грубияну оплеуху, но Таларино отстранился, молча раздвинул кусты.
Несколько минут все молчали. Грасильяму вытирал с лица пот, хотя здесь на плато жара не ощущалась, Таларино, как ни в чем не бывало, поправлял поклажу, поглаживал мулов. Грасильяму махнул рукой. Отряд свернул в сторону и стал продвигаться вдоль края пропасти, но вскоре нагромождения скал заставили отклониться от обрыва.
Местность постепенно понижалась. Сергей внимательно вглядывался по сторонам. Он не сомневался, что отряд находится на том самом плато, на котором когда-то жил он с Аоро, только отряд поднялся с южной стороны, хижина же их, вероятно, находилась в северной части плато.
Сергей высказал свои предположения Грасильяму, но профессор не принял их.
Экспедиция и так, мол, потеряла много времени, чтобы искать еще хижину, которая теперь, в сущности, не так уж нужна. Если эта пропасть — Рана Земли, то, стало быть, рано или поздно они найдут и развалины храма и могилу индейского вождя.
Теперь их путь, сказал Грасильяму, будет лежать к горам, контуры которых хорошо бывают видны в полдень. Сергей только вздохнул и не стал возражать. Он и так чувствовал себя невольным виновником неудач, постигших экспедицию. Надежда встретить Аоро или хотя бы отыскать его след окончательно угасла.
К концу следующего дня глазам путешественников представилось странное зрелище.
Множество деревьев стояло совершенно оголенными, без коры и без листьев.
Казалось, будто по лесу широкой полосой прошел пожар, но ни пепла, ни подпалин нигде не было видно. Вверх тянулись одни лишь обнаженные, сверкающие белизной стволы и ветви.
— Тамбоча, — объяснил Таларино, показывая на голый лес. — Это сделали тамбоча…
О тех страшных существах, страшнее которых, казалось, природа не могла сотворить, Сергей слышал от Молоса Ромади, а позже и от Аоро.
Тамбоча — это небольшой муравей с острыми хищными челюстями, способными мгновенно рассечь самую крепчайшую тетиву лука. И Молос, и Аоро не знали, где и когда зарождаются эти страшные муравьи, чем они питаются во время роста и почему обладают такой чудовищной плодовитостью. Но этот процесс зарождения где-то происходит, и в один из роковых дней мириады насекомых вдруг отправляются в путь.
Они идут полосой в несколько километров, уничтожая все, что доступно их челюстям. Это живой черный ураган, от которого нет пощады ни птицам, ни зверям, ни человеку. Там, где прошли полчища тамбоча, остаются обглоданные до зеркального блеска кости животных и остовы деревьев. Иногда тамбоча вдруг сворачивают в сторону от своего прямолинейного пути. Никто не может предугадать, куда они направятся, так же, как неизвестно, куда потом исчезают.
Таларино показал на оголенные деревья, подвигал двумя пальцами, как ножницами, возле своего горла.
— Тамбоча, каучеро, ап, ап! — сказал он.
— Ты прав, Таларино! — воскликнул Грасильяму. — Ну, конечно же, так оно и было!
Только от тамбоча и могли бежать серингейро, бросив в хижине, которую мы видели, каучук — все свое богатство.
Вскоре отряд оказался перед зарослями небольших, высотой с человеческий рост, деревцев. Их совершенно гладкие, без ветвей, стволы скорей напоминали кактусы.
Лишь у самого основания в стороны отходили четыре плоских, гладких и блестящих листа, походивших на кривые сабли.
Профессор Грасильяму и Жоан первыми подошли к группе этих деревцев. Их внимание привлекла груда костей какого-то зверя, зажатых между листьями. Сергей, шагавший позади Жоана, перегнулся, чтобы получше разглядеть странное дерево, как сбоку раздался сухой треск, и полетели мелкие щепочки. Оказывается, Сергей случайно наступил на валявшуюся на земле длинную ветку.
Конец ее коснулся листьев, и они, словно живые, одним движением рассекли ветку на две части. Все невольно отпрянули.
— Назад! Это — тессе! Тессе-замок! — хрипло крикнул Таларино, оттесняя профессора, Жоана и Сергея от зарослей.
Сергей заметил, как побелел Грасильяму и с каким суеверным страхом попятились проводники. Караван поспешно отошел подальше от страшных деревьев.
— Признаться, старина Элиас, я не верил в существование этого растения — замка, — тихо сказал Грасильяму Гароди.
— Наверно, это и есть дерево-людоед, о котором я где-то читал?
— В индейских легендах оно называется по-разному: и дерево-замок, и дерево-людоед, и ловушка, и пожиратель, и хищник, и тому подобное.
— Я тебе тоже признаюсь, дружище, что мне не хотелось бы больше встречаться с этими деревцами.
— Согласен с тобой, старина, согласен, — необычно миролюбиво проворковал Грасильяму, — но только грош нам цена, если мы не разглядим получше это чудовище в образе дерева…
К ужасу Таларино и его товарищей, оба ученых, взяв в руки по длинной ветке, стали осторожно подходить к деревцам.
— Ну-ка, испытаем еще раз. — Грасильяму бросил к подножью деревца ветку. В тот же миг сработала какая-то скрытая пружина. Саблевидные листья сомкнулись, наподобие челюстей капкана, накрепко зажав толстую ветку.
— Да, дружище, судя по костям, — а их здесь, гляди-ка, сколько навалено и под другими деревьями — эти премилые, — бррр! — деревца-хищники неразборчивы. Они с таким же удовольствием примут в свои объятия как заблудшего зверька, так и профессора с мировым именем… Я прошу тебя, Эваристо, будь
