дребезжащим смешком вторит Плу-хову. Волохонский криво улыбается. Эныч, не отрываясь от телеэкрана, попивает коктейль.
— Посмеялись, и будет, — генерал прекращает смех. — Лейтенант! Идите-ка разбудите Евсюкова и скажите ему, чтобы ехал в аэропорт ждать прилета Юрия Дмитриевича. Как только тот прибудет — а это может случиться в любой момент — пускай везет его сюда. Сами ужинайте и ложитесь спать. Утром возьмете рацию и поедете в город. Заберете с собой Кувякина. Задание прежнее. Дополнительные указания получите по ходу действия.
— Есть, товайищ генейял, — Волохонский уходит.
— А ты, Николай, располагайся вот здесь, — генерал открывает одну из дверей. Подталкивает Кувякина. — Вон на ту к*ровать ложись. Раздевайся и под одеяло.
— Товарищ генерал! — обращается к Плухову Коля. — Я же еще с Энычем не поздоровался!.. Эныч! Привет! Как дела?
— Потом. Потом поговоришь, — Плухов закрывает за Колей дверь.
— Здорово, — говорит Эныч. — Нормально.
Генерал, захватив из бара бутылку рома, усаживается в кресло.
— Ну, что нового показывают? Что в мире?
— Ничего, — отвечает Эныч. Продолжает смотреть на экран.
— Так уж прямо и ничего? Послушаем… Хлебни-ка рома. Ямайского. Ну вот. Диктор утверждает, что в Африке неспокойно. Бурлит, волнуется черный континент. Смотри-ка, опять в ЮАР кому-то горящую шину на голову нахлобучили… А вот представители молодых, только что образовавшихся с нашей помощью республик, на приеме в Кремле… Вышло новое собрание сочинений… Кого-о? Михаила Андреевича?!. Переработанное?.. Дополненное?.. Стоп. Ты-то мне и нужен, дядек чахоточный. Кто обещал меня сместить? Та-а-ак. Ну, держись, Кощей Бессмертный!.. Эныч, скажи-ка: Сурков, засунь себе в задницу все свое дополненное собрание сочинений.
Эныч выполняет указание генерала. Довольный Плухов опрокидывает в себя рюмку рома и откидывается в кресле.
Перед носом черной «Волги» раздвигаются ворота плуховской дачи. Машина въезжает на территорию. За рулем — Евсюков. Рядом с ним Джугашхурдия. На заднем сиденье — Ландсгербис и Юрий Дмитриевич.
— Так вот оно в чем дело! — Юрий Дмитриевич с удивлением обозревает диковинный интерьер генеральского сада. — Вот для чего он меня сюда затащил! Ах, Сергеич! Ах, хитрец! Похвастать решил! И где он только такого Татлина-Корбюзье отыскал?.. Послушайте, лейтенант, когда же Петр Сергеевич успел переоборудовать дачу? Я был здесь месяца три назад — ничего подобного не было.
Евсюков пожимает плечами.
— Не знаю.
— Ландсгербис, вы помните?.. Мы, когда были в Швеции, видели в Стокгольме, на площади перед кафедральным собором, половой орган. У вас не записана фамилия скульптора?
Ландсгербис листает книжечку.
— Записана, Юрий Дмитриевич. Это…
— Но половой орган — это слишком просто, — Юрий Дмитриевич разглядывает фигурные ветви проплывающего дуба. — Здесь же проглядывает более смелый и глубокий замысел. Вы согласны, Ландсгербис?
— Согласен, — тихо говорит Ландсгербис. — Чувствуется, что автор хотел сказать многое. Однако, будет нежелательный резонанс, если эту экспозицию зафиксируют западные космические спутники. Тогда придется давать опровержение, а это будет связано с определенными сложностями.
— Вот ымэно, — взволнованно произносит ерзающий на переднем сиденье Джугашхурдия. — Пуст это нэ угрожаэт государствэ-ным ынтэрэсам страны, но тэм нэ мэнээ, я счытаю, что подобным проызвэдэныям ыскуства в кавычках нэ мэсто на нашэй свяшэн-ной зэмлэ. Я лычно нэ могу спокойно смотрэт на этот гадост! Тфу!
Джугашхурдия плюет в окошко.
— Приехали, — говорит Евсюков, останавливая машину. Все четверо, выбравшись из нее, направляются к дому. У крыльца их ожидает, широко улыбаясь, гостеприимный хозяин.
…На скамейке под большим сиреневым кустом беседуют Юрий Дмитриевич и Плухов. Плухов с удовольствием затягивается сигаретой. Блаженно вытянувший ноги Юрий Дмитриевич пожевывает шпажку-зубочистку.
— Да. Все-таки хорошо устроена жизнь, — говорит он.
— Жить бы да жить, — соглашается Плухов, прислушиваясь к доносящимся со стороны дачи звукам скрипки. — А хорошо играет. Кто это? Твоя Курляндия?..
— Он самый, — благодушно кивает Юрий Дмитриевич. — Для него скрипка — отдохновение. Вивальди, «Времена года»… Да, как это приятно: после дальней и трудной дороги, — продолжает он, — вкусно и сытно поесть, отдохнуть и поговорить со старым, добрым другом-товарищем… Как твоя жена, Сергеич? Как дочь?
— Спасибо, Дмитрич. Все в порядке. Ты лучше расскажи, как сам. Как твоя поездка? С чем возвращаешься?
— Что рассказывать, Сергеич? Везде, скажу я тебе, одно и то же. Везде по стране нашей матушке взрываются, ломаются, горят и падают заводы, рушатся мосты, заваливаются шахты, разбиваются пассажирские самолеты, гниет урожай… Найдешь козла отпущения, стрелочника… а-а, сам знаешь… Надоело… Устал.
— Не хочешь ли сказать, что пора на покой?
— Покой? Да нет, Сергеич. Он нам только снится — покой… Ну, рассказывай, как твои успехи? Как Чугун? Не раскололся? Новых диверсий в городе не было?
— Чугун не раскололся. Крепкий орешек. Об него Степанчук все зубы пообломал. Диверсий новых не было, здесь все спокойно.
— Яснс. В Москве мы с Чугуном твоим найдем общий язык… Да, садик, конечно, ты себе неплохой отгрохал. Вкусы у тебя интересные появились. Признавайся, чьих рук дело. Сколько времени ушло на работы?
— Времени ушло немного. Всего один день. А насчет мастера я хотел бы с тобой чуть позже поговорить… Может быть, прогуляемся?
— Ну, что ж, давай пройдемся, — Юрий Дмитриевич встает, — а то разморит, а днем спать — разврат.
Встает, погасив сигарету о край скамейки, и генерал. Друзья не спеша идут по дорожке.
— Я вот о чем хотел с тобой поговорить, Дмитрич… Тебе никогда не приходила в голову мысль свергнуть наших кремлевских мумий и взять власть в свои руки?
— Что это с тобой, Сергеич? — Юрий Дмитриевич смеется. — Ты никак белены объелся? А может быть, на старости лет к наркотикам пристрастился?
— Нет, в самом деле, — Плухов достает новую сигарету и разминает ее. — Представь на минуту, что у нас с тобой есть реальная возможность стать во главе… ну-у… пусть не всего мира, а хотя бы социалистического содружества.
— Как же ты себе это представляешь? — Юрий Дмитриевич прищуривает глаз.
— Как? — генерал зажигает спичку, прикуривает. — Сидор!
На дорожку выбегает многоногое мохнатое существо размером с крупную собаку. Мутные старческие глаза преданно смотрят на генерала.
— Что это?! — Юрий Дмитриевич отшатывается. Бледнеет. Рука его тянется к пистолету.
— Сидор, принеси коньячку, — говорит Плухов. Чудище скрывается в кустах.
— Что с тобой, Дмитрич? С сердцем плохо? — участливо спрашивает Плухов. — Может быть, валидольчика пососешь?
— Что это было? — Юрий Дмитриевич, прерывисто дыша, вытирает со лба холодный пот.
— Не узнал? — удивляется Плухов. — Это же старик Сидор. Бывший охранник Таракана-Иосифа. Ты сам мне его из Москвы привез. В подарок. Ну? Вспомнил?
