— А ведь действительно ин-те-рес-ная получается ситуация, — почти пропел он. — Ни с того ни с сего, посреди степи, совершенно случайно встречаются магистр истинной магии, воин-маг и убийца магов… Кто-нибудь из здесь присутствующих верит в совпадения?
Словно в ответ хлопнула створка окна, распахнутая сильным порывом ветра. В ночном небе сверкнула молния, через несколько секунд докатились и раскаты грома, крупные капли забарабанили по крыше. Под внимательно-настороженным взглядом Арры Ганц подошел к окну, высунул руку наружу, преувеличенно тщательно осмотрел мокрые пальцы.
— Как я и говорил, дождь пошел, — сообщил он очевидное. — Нет, ребята, я лично в совпадения не верю. Ну-ка, рассказывайте, что произошло?
Проснулся Зарик рано, солнце еще не взошло, и первым делом проверил шкатулку. Торопливо развернул грязный комок рубашки, вздохнул облегченно. На ровной зеленоватой поверхности вроде бы проступили какие-то странные узоры. На буквы не похоже, так, закорючки да загогулины. Зарик плюнул на палец, потер одну темную запятую. Она не исчезла, наоборот, слегка засветилась, налилась тусклым пурпурным цветом.
М-да, как ни крути, а шкатулочка, похоже, заговоренная. С другой стороны, это обычное дело. А как же, если бы ему довелось закапывать клад с драгоценностями, тоже непременно заговорил бы. Не сам, конечно, тут специалист нужен, но такого специалиста найти — раз плюнуть. Берут они, правда, дорого.
А как же тогда открывать? Сам он заговор снять нипочем не сумеет. Отвезти шкатулку в столицу, там найдутся старые друзья, помогут. Зарик дернул плечом. К друзьям только и идти за помощью, помогли уже однажды. Если бы не они, спал бы он сейчас под собственным одеялом в собственном доме, а не вертелся бы на охапке соломы в сарае дядюшки Корадо. А что с ним сделала собственная жена, об этом лучше вообще не вспоминать. Нет уж, хватит! Лучший друг человека — он сам.
Так что с кладом этим сначала надо самому попробовать, а уж потом, если не получится, искать знающего человека. Хотя почему не получится? Шкатулочка ему в руки легко далась, а ведь заговоры на клад такие строгие бывают, не то что без рук, без головы можно остаться. А она вроде как довольна, что Зарик ее нашел, теплеет, когда он в руки ее берет, цвет меняет. Словно кошка мурлыкает. Точно, должна открыться.
— Зарик! Кончай спать, бездельник! — Да, дядюшка Корадо, это тебе не жена. У нее будить гораздо нежнее получалось. — Каша на столе, быстро ешь и за работу. Сегодня с колодцем надо закончить.
— Иду, иду. — Зарик натянул рубаху, снова бережно опустил шкатулку за пазуху и, потягиваясь, вышел из сарая.
Во время плотного завтрака оба молчали — дядюшка Корадо только покосился на торчащую на животе работника рубаху и нахмурился, а Зарик вовсе ни на что не обращал внимания, думал только о том, как будет открывать чудесную шкатулку. Потом так же молча направились во двор, к колодцу. Зарик работал, как обычно, но то ли сил у него после вчерашней находки прибавилось, то ли пошел рыхлый пласт, только за час он сделал столько же, сколько вчера за три.
Вскоре появилась вода, и дядюшка Корадо заметно повеселел. Он вслух начал прикидывать, кого из мастеров позовет выкладывать камнем стенки колодца, да из чего лучше будет сделать навес, и когда новый колодец можно будет считать окончательно готовым. Зарик, не слушая его рассуждений, подавал наверх тяжелые ведра с мокрой землей и думал о своем. Счастливая улыбка не сходила с его лица.
Наконец основная работа была выполнена, теперь дело было за каменщиком. Зарик вылез на солнечный свет, как он вчера и рассчитал, почти в полдень. Дальше все было как в сказке, не иначе шкатулочка удачу приносила. Довольный хозяин велел Зарику идти мыться и даже дал большой кусок мыла. Не такого, конечно, каким моются важные господа, цветного и с душистым запахом, а обыкновенный брусок серого, самодельного. Но и это было прекрасно. Зарик не только помылся, но и выстирал рубаху и штаны, использовав почти треть куска, а Корадо даже бровью не повел. Честно расплатился, отдав оговоренные две медные монеты, а потом, хотя и не обязан был уже, позвал обедать, и Зарик наелся впрок, до отвала. Все-таки не зря молва говорит, славный он человек, дядюшка Корадо, жаль, что ему постоянный работник не нужен. Хотя сейчас, даже если бы ему и предложили, Зарик бы не остался. У него была шкатулка, и хотелось поскорее уйти подальше от любопытных глаз, чтобы наконец попробовать открыть ее. Зарик вежливо распрощался и бодрым шагом двинулся в степь.
— Нет, я не понимаю, чего ты за нами увязался? — допытывался Джузеппе у Ганца.
Тот пожал плечами, поднял голову, сощурившись, посмотрел на небо, сказал как бы сам себе, в пространство:
— Интересно, все магистры истинной магии такие занудные?
— Все. Зачем ты поехал с нами?
— Слушай, Джузеппе, я ведь уже десяток разных причин назвал. Неужели ни одна тебя не устроила?
— Чтобы меня устроила та ахинея, которую ты нес? — небрежно отмахнулся Джузеппе. — Про свое одиночество на постоялом дворе; про надежду, что мы заключим с тобой выгодный контракт; про любопытство, которое всю жизнь толкает тебя на необдуманные поступки; про то, что тебя в детстве сглазили и ты больше недели не можешь на одном месте оставаться…
— А вот это было, по-моему, очень мило, — вставил Ганц, с удовлетворением кивавший головой, пока Джузеппе, загибая пальцы, перечислял предоставленные им объяснения, — я бы сказал, маленький шедевр. И зря ты не захотел слушать про ведьму, которая меня сглазила. Она, кстати, действительно жила в нашей деревне, милейшая была женщина. И даже огромная бородавка, которая выросла у нее…
— Ганц, я задаю тебе простой вопрос целое утро и не могу добиться ответа! Зачем ты поехал с нами?
— Ладно. — Бывший убийца старательно наморщил лоб и стиснул зубы, изображая напряженную работу мысли. Через пару секунд лицо его просветлело, и он вопросительно взглянул на Джузеппе: — А если я скажу, что влюбился в Арру и поехал, чтобы быть к ней поближе, ты поверишь?
— Нет!
— А если скажу, что влюбился в тебя? — взгляд Ганца, устремленный на магистра, оставался простодушно-наивным.
Джузеппе едва не выпалил соответствующий случаю ответ, но в последнюю секунду сдержался, только голос его стал таким же сиплым, как у Ганца:
— Нет! И перестань придумывать все эти дикие объяснения. Мне нужна всего лишь правда!
— Так разве я против? Я же только одну чистую правду и говорю! Тебе только и остается, что выбрать ту, которая больше понравится, в чем дело, господин Трио?
— Дело в том, что правда одна! — В словах Джузеппе прозвучал металл. — Единственная!
— Что ты говоришь? В первый раз слышу. Нет, я, конечно, не спорю, у вас, у магистров, может быть и так. А мы люди простые, незатейливые, нам с одной правдой сложно управляться, так что мы на каждый отдельный случай и правду отдельную припасаем.
Джузеппе застонал, закрыл глаза и, бросив поводья, прижал кончики пальцев к вискам. Потом заговорил жалобно, почти умоляюще:
— Ганц, ну пойми же ты, дело ведь серьезное. Я сам не знаю, во что мы можем вляпаться. Амулет еще не активизирован, а что произойдет тогда… Мне нужно точно представлять, на что я могу рассчитывать в случае чего.
— Ну что ты так расстраиваешься? Разве непонятно, что если уж я с вами, то на меня можно рассчитывать и в случае чего, и в любом другом. А почему я с вами, как я тебе могу объяснить? Захотелось! Вот захотелось и поехал! Что тут странного? — Он поскреб подбородок, покрывшийся густой черной щетиной. — Нет, как только остановимся, первым делом побреюсь. И чего с места сорвались, словно на пожар. Ни собраться толком, ни…
— Долгие сборы не к добру, — равнодушно обронил Джузеппе, покосившись на притороченную к седлу большую брезентовую сумку с множеством выразительно оттопыривающихся карманов, — уезжать надо быстро.
