не так плохо. Тем не менее вслух я заметил:
— Всегда приятно вас порадовать, дядя! Веселье вмиг сбежало с его лица, и он чуть прикусил губу, как бы принимая упрек, а затем подался вперед и тихо, но внятно проговорил, разглаживая обшлага пиджака:
— Ну, извини. Я виноват.
Краем глаза я увидел, что Лан, не в силах скрыть крайнее изумление, поспешно прикрылся чашкой с кофе, но промолчал. Извинения, конечно, штука неплохая, но обычно бесполезная и уж всегда запоздавшая. Признавая и это, дядя вздохнул достаточно искренне:
— Но, мой мальчик, теперь я буду откровенен. Боюсь, правда, что от всех проблем нас это не избавит.
Это были скверные новости: в моем воображении дядя всегда представлялся кем-то вроде грозного и доброго (для меня) волшебника, от одного вида которого вся нечисть в ужасе бежит и прячется по углам, но сказать было нечего… Тем временем хозяин завершил манипуляции с кофе и достаточно осторожно заметил:
— Вы не забываете, господа, что мне не известно почти сто процентов из того, о чем вы собираетесь говорить?
— О! Эта беседа выйдет долгой. — Дядя заговорил по-деловому. — И мы, разумеется, начнем с начала. Давай-ка, Ранье, рассказывай первый!
— Что? — не понял я.
— Все, как это тебе видится. — Предупреждая мое возражение, он заверил: — Это не пустое любопытство. Мне тоже нужно послушать. Может, и удастся обнаружить нечто ранее ускользнувшее.
Признаться, желания не было ни малейшего, но пришлось. Начав сбивчиво и маловразумительно, я постепенно разговорился и в итоге включил в свое повествование даже те личные эпизоды, посвящать в которые никого не собирался.
Рассказ получился долгим — когда я закончил, за окном гостиной уже стало темнеть, — но зато события были изложены мной максимально подробно, чему в немалой степени способствовали и вопросы, частенько задаваемые по ходу дела дядей и изредка Ланом. Что же до содержательной части моего рассказа, то хотя ничего нового по сравнению с уже изложенным мной там не было, тем не менее основные вехи стоит, пожалуй, отметить еще раз.
Итак. Представлялось достаточно очевидным, что затеял всю историю Вольфар Per. Во всяком случае, единственной надежной отправной точкой для событий можно было считать исчезновение научно- исследовательской станции „Бантам“, располагавшейся в звездной системе, соседней с Рэндом, и находившейся в подчинении у Вольфара — фактически в полном его распоряжении. Что там происходило, я так и не выяснил даже приблизительно, хотя, по мнению Его Высочества, именно в этом крылся ключ к пониманию всех событий (надо заметить, что о разговоре с Его Высочеством я впервые упомянул с определённой опаской, но дядя предложил ничего не утаивать).
После же загадочного исчезновения „Бантама“ Воль-фар развил бурную активность, в которой прослеживался достаточно четкий план. Он путешествовал от одного из нас к другому, встретившись, как минимум, с шестерыми (впрочем, на большее у него просто не должно было хватить времени), и, похоже, предлагал всем одно и то же: вступить с ним в сотрудничество или, вернее, занять его сторону в некоем грядущем конфликте. Забавный момент: когда я произнес „шестерых“, то подумал, что сейчас Лан меня поправит, потому что в его письме, полученном мной на Новой Калифорнии, сообщалось, будто они с Вольфа-ром не встречались. Однако он промолчал. Но это так, к слову…
Оценить результаты его переговоров с большой точностью я не мог, хотя представлялось практически бесспорным, что Реналдо Креон, Бренн и сам Лан — коли уж мы вели с ним такие беседы — Вольфару отказали. Про Князя Д'Хур и барона Данферно я ничего определенного не знал, но само отсутствие обоих на сцене до этого момента говорило за то, что их участие — на любой стороне — было, вероятнее всего, пассивным. Другое дело — Дин Таллисто. Трудно было не согласиться с Принцем и дядей (раз они оба это утверждали), что граф как-то замешан в истории просто в силу занимаемой им должности — Президента того самого Рэнда. Но и только.
Далее. Было известно, что, находясь на планетах — местах нашего постоянного пребывания, Вольфар не ограничивался трепом, а готовил себе почву, зачастую внедряясь в государственный аппарат, для действий рро-тив резидентов. Возможно, на случай отказа, но, зная скотский характер Рега, скорее уж — на любой случай. Особенно это хорошо прослеживалось на примере моей Новой Калифорнии. Там он и мне подстроил ловушку с флаером, подкупив человека из моей охраны, и заручился поддержкой могущественного министра безопасности Дирка Абрахамса. Тот же факт, что, пробыв в течение достаточно длительного времени на моей планете, Воль-фар даже не сделал попытки встретиться со мной, наглядно свидетельствовал об отведенной мне в его замыслах роли агнца на заклание. Так что, вероятно, попутно он еще и производил рекогносцировку местности, где развернутся события.
По крайней мере, я был уверен, что, заранее узнав о предполагаемой поездке на Новую Калифорнию Бренна, Вольфар приурочил начало открытых боевых действий именно к этому моменту, как наиболее подходящему для взрыва ситуации. Строился вокруг этого весь его план изначально, или он сориентировался уже в процессе — сказать было трудно, да не так и важно…
Стоит заметить, что в этой части рассказа герцог Лай единственный раз задал вопрос, касавшийся не последовательности событий, а моих предположений. Тот же самый, что некогда задавал мне Уилкинс: что же Вольфар собирался использовать в качестве спускового крючка, не свою же смерть? Я не знал ответа ни тогда, ни теперь, но дядя утешил нас, пообещав еще вернуться к этому.
Да и в целом, если до 23 мая события выглядели достаточно объяснимыми, хотя я и не был их свидетелем, то затем начались загадки. В самый интересный момент Воль-фар был убит. И я уже совершенно не представлял кем. Более того, даже предположить что-то конкретное об этой таинственной личности я после стольких поисков тоже не мог. За исключением, пожалуй, того, что этот некто должен был быть в курсе планов Вольфара, дабы знать, где и когда можно перехватить инициативу, как использовать расставленные им ловушки… Но когда я попытался порассуждать на эту тему, дядя сделал замечание, попросив придерживаться фактической стороны дела, так что все эти вопросы тоже повисли в воздухе.
Тем не менее фактическая сторона — Совет, назначение меня следователем с подачи Принца, мои неуклюжие попытки раскрыть дело, сводившиеся в основном к выживанию в экстремальных условиях, конфликт с властями, бегство на Денеб и все остальное — хоть и была весьма захватывающей с точки зрения интриги, но не весьма полезной. Про себя я обратил внимание лишь на одно обстоятельство, ставшее как-то уж очень заметным. Причем к убийству Вольфара оно отношения не имело. Прямого, по крайней мере. Просто я вдруг уверился, что ни один персонаж в моем ближайшем окружении ни в малейшей степени не был случайным. И если, например, относительно моего дворецкого ситуация прояснилась, то Гаэль… Теперь она казалась мне персонажем более серьезным и заслуживающим внимания, нежели тогда, когда была в непосредственной близости, но насчет своего заднего ума я уже всё сказал. Или Уилкинс, чье имя при первом же знакомстве говорило о чем-то всем, кроме меня. Я уже неоднократно имел возможность убедиться, что уровень его интеллекта значительно превосходит уровень коллег по профессии. Так откуда же он такой выискался? Не став, разумеется, делиться этими мыслями вслух, я с какого-то момента принялся поглядывать на майора даже почаще, чем на других. Но особо оригинальной реакцией он не блеснул: очень внимательно слушал вначале, но, когда речь пошла о событиях, происходивших при его непосредственном участии, явно утратил концентрацию, обмяк на диване и выглядел слегка осоловевшим.
Закончил я, как и подобает при создании эпопей вселенского масштаба, еще одной панорамой. Правда, ничего своего не выдумывал, а лишь воспользовался версией Принца, благо сам в ней больше не сомневался. То есть я высказал мнение, что основной, целью неведомого злоумышленника является не уничтожение отдельных неугодных личностей, а создание конфликта между нами и цивилизацией, в лоне которой мы существуем. Для этого и использовались приготовленные Вольфаром ловушки; возможно, расставлялись и новые… И в общем, успехами в этом плане скорее могут похвастаться противники: внимание к нам привлечено, и достаточно неблагосклонное. Если же рассматривать в общем контексте последний „простой ход“ врага, то — тут меня посетило вдохновение — возможна двойственная оценка: либо все сказанное в памятной мне записке — правда и враг решил переключиться с меня на кого-то другого, либо ему необходима передышка. Перед каким-то по-настоящему серьезным ударом, коли время
