– Кто ж такое, при родителях, девке говорит, Богдан, – начала поучать меня тетка Тамара. – Такое, девке тихо говорить надо, наедине, чтоб никто не слыхал.
– Так я правду сказал, чего смущаться? Но раз ты говоришь, наедине ей такое говорить, хорошо, тетка Тамара, буду наедине говорить.
– Какое наедине, думать о том забудь. Ты что ему советуешь? Ты что не видишь что у него язык без костей? Задурит девке голову, что потом делать будешь? Значит так, Богдан. Увижу, что ты Марии голову морочишь, нагаек получишь.
– Что ты батьку на меня накинулся, будто я твою дочку умыкнуть хочу? Я ее что, обидел чем? Нагаек мне дать хочешь, давай, в твоей власти, а голову я никому не морочил, правду сказал. – Это я уже работал на публику, которая со всех соседних плетней откровенно вслушивалась в каждое слово.
– Нагаек ты пока не заработал, то я тебе наперед предупредил, но вижу, недолго до того осталось, скоро заработаешь.
Я молча стоял, делая вид, что осознаю свою ошибку, а то таки заработаю нагаек на ровном месте. Остыв, атаман велел продолжать прерванный рассказ. Коротко пересказав наше путешествие, ключевое слово, на котором делал акцент, случайно. Случайно схлестнулись с ляхами на постоялом дворе, случайно заметили, как они нас обогнали. Сулим, случайно придумал, как их на обратной дороге подловить, случайно пленного взяли, ну а потом что делать было. Решили, что князь нам серебра отсыплет, если мы ему эти случайные новости расскажем, но как приехали, передумали, боязно стало, написали письмо, отдали найденные письма, и домой вернулись. Так, в радостном и веселом стиле описал наше путешествие, причем треть рассказа посвятил молодой ведьмочке, которую нашел Мотре в ученицы, настаивая на том, что это была наша судьба ее найти, тонко намекая, что не без Мотриного колдовства понесло нас в такую даль, видать знала Мотря где ее ученица, поэтому туда нас завела. Тамара охала и ахала, слушая все это, но с атаманом номер, перевести стрелки на Мотрю, не прошел. Проявив незаурядные аналитические способности, он коротко подытожил.
– Нельзя тебя из села выпускать, куда тебя не пошли, за тобой золотые вербы растут. Думал Иван и Сулим тебе окорот дадут, да где там. Теперь только со мной ездить будешь.
– Ладно, батьку, с тобой так с тобой. В субботу к вечеру в Черкассах нужно быть с шестью возами, товар мой приедет, перегрузим на возы и назад поедем.
– В Черкассы сам поедешь, беды не будет, дел у меня других нет, с тобой за товаром ездить. А чего ты накупил такого, что в шести возах везешь?
– Крицы купил в кузню, батя говорил, нет в селе ни у кого. Зерна купил, много, оно дешевое в этом году. Бочек купил, хочу вино из бражки делать. Когда в Гродно был, у аптекаря, латинянина, секрет выведал, попробую, а вдруг получится. Не надо будет в Киев за вином ехать, сами будем возить, как заморское продавать.
– Ты, вот что, Богдан, ты пойди приляг, отдохни с дороги, вина выпей, притомился ты видно. Как товар свой с Черкасс привезешь, тогда расскажешь. А вино мы и в Киеве купим, но если хочешь бражки, ставь бродить, бражка тоже сгодится, выйдет у тебя с нее вино, иль не выйдет, бражка не пропадет. А пока иди отдыхай, такой тебе наказ, тогда дальше толковать будем.
– Добре, батьку.
Руководители любят, когда их слушают. На самом деле большинство из того, что говорил атаман, была филькина грамота. В мирное время, не в походе, власть атамана была весьма ограничена. Если в походе он имел полномочия диктатора, и за любое нарушение, теоретически, мог любого укоротить на голову, то в мирное время его функции ограничивались арбитражем, и решением общих вопросов касающихся всего товарищества. В Киев, да, не наша территория, самого мог не пустить. Но если собиралась ватажка в Киев на базар, или наниматься на военную службу, и назначен походный атаман, я мог смело идти к нему, и проситься принять меня, никто ему это не мог запретить. Если на время похода мне не выпадало дозорной службы, то я мог не ставить Иллара даже в известность по поводу моих планов. Но это в теории, а в жизни, заедаться с атаманом по мелочам, только свой характер склочный демонстрировать.
Дел было много, и проигнорировав совет идти отдыхать, первым делом побежал искать Андрея, и весь наш юный партизанский отряд, который не видел так долго. Оказалось, что жизнь внесла свои коррективы, с самого утра, ребята, часа два возились по хозяйству, а затем собирались на площади перед церковью на ежедневную тренировку. Пробежав вместе со всеми кросс, и убедившись, что за время моего путешествия, с обувью порядок навели, поручив Лавору продолжать тренировку, отвел в сторону Андрея, расспросить, как жилось во время моего отсутствия, возникали ли проблемы, и что нового произошло за это время. Нового оказалось достаточно. Услыхав от знакомых, что в нашем селе организовался юношеский отряд, молодежь в селе Георгия Непыйводы устроила бунт, и потребовала справедливости. Раз старшие вместе в поход идут, значит, и они организуют комсомольский отряд по борьбе с татарскими налетчиками, по подобию нашего. Теорию подобий никто из них не изучал, но народ интуитивно чувствовал, не смогут им отказать, не будет ни у кого аргументов. И действительно, Георгий встретился с Илларом, и тот сказал, конечно организовывайте, о том сразу разговор был, но кто кем командует, и кто кому подчиняется сказано не было. В результате там организовался отряд из восьмерых подростков, все дети казаков, командует ними, не кто ни будь, а шестнадцатилетний младший сын Георгия Непыйводы. Дальше он мог не рассказывать, и так все было ясно. Андрей поехал к ним, пытался, так сказать наладить учебный процесс, подробностей он не рассказывал, но сказал, что больше туда не поедет. Тут на месте, все было в порядке, единственное, всем надоело сидеть с кувшином на голове, и ходить с кувшином на спине, всем хотелось чего-то новенького. Народ как раз закончил силовые упражнения и занялся статикой.
– Сказывал мне Андрей, что научились вы уже хлопцы с глечыкамы (кувшинами укр.) сидеть и ходить. Сейчас я вас проверю. Давай мне Андрей свой глечык, а сам считай. Когда у первого из вас глечык с головы спадет, буду я еще один такой счет сидеть. Если просижу, рано вам новое учить, старому еще не научились, если раньше у меня глечык с головы спадет, ваша взяла, завтра новое учить будем.
Все с энтузиазмом уселись на корточки, выставили себе глиняные кувшины на голове и Андрей начал считать. Честно говоря, они просидели намного дольше, чем я предполагал. И наверняка в обычной тренировке показывали значительно лучшие результаты. Но в том-то и фокус. Мне хотелось, чтоб они сами убедились, насколько все меняется, когда возникает минимальное напряжение. Как только у первого из них сполз кувшин, не подымаясь, скомандовал.
– Все встали! Андрей считай сызнова!
Без труда отсидев еще один счет, поднялся, осмотрел угрюмые физиономии стоящие напротив меня.
– Я знаю, что вы мне скажите. Что сидели с глечыкамы и два, и три раза столько, сколько сейчас. А знаете, почему так? Потому что трусило вас сегодня. А трусило вас потому, что в первый раз вы все вместе сидели. И раньше вы тут сидели, но каждый сам по себе. Никто за товарища не отвечал, упадет глечык, мой позор, никто за него не в ответе. Так легко сидеть. Сейчас, каждый понял, что он за всех в ответе, упадет у него глечык, все страдать будут. И каждый боялся, что из-за него все наказаны будут. Так вот что я вам скажу, братцы. Скоро будем сидеть мы в засаде, а перед нами, татары ехать будут. И шелохнется у кого куст, татарин, в степи выросший, то не пропустит, враз заприметит, пропадем и мы все, и те, кто рядом с нами будет. Вам хочется уже стрелы пускать. О том прежде подумайте, ежели ты стрелой промахнешься, товарищ тебе поможет, а если ты высидеть не сможешь, и засаду всю выдашь, тут уже ни тебе, ни всем нам, никто не поможет. Поэтому слушайте мой наказ.
– С сего дня, у кого первого глечык упадет, того кара ждет. Он берет палку, и бьет по разу, по плечам весь свой десяток, а десятника два раза. Андрей смотрит, чтоб в полную силу бил.
– Так что ж то за кара! – Раздался чей-то выкрик, гормоны играют, каждый хочет выделиться.
– Вот когда палку в руку возьмешь, тогда увидишь, что то за кара. Андрей, еще тройку дней, все на тебе будет, как дела поделаю, дам тебе роздых, сам буду хлопцев гонять.
– Так мне не в тягость. Ты только с атаманом про соседских не забудь потолковать.
– Про навоз хотел еще спросить, много ям устроили?
– Полсотни наберется. В нашем селе больше тридцати, и по хуторам больше десятка уже есть.
– Еще одно дело есть. Помощь мне нужна на субботу. Шесть возов на полозья поставленные или саней. В Черкассы поедем товар забирать, что я прикупил. Родителям скажете, каждому кто поедет, на Рождество по жбану вина дам такого, какого никто еще не делал, лучше чем заморское. Я его в Киев
