– В этом случай я крайне левый, – сообщил я. – Левее меня только Ева, которую создали из левого ребра, и само Зло, которое вылезло из левого уха Творца.
Тело уже охватывала смертельная усталость. Все-таки я хладнокровно перебил… ну, пусть не хладнокровно, но во мне осталось нечто и от того человечка старого мира, когда убивать еще нехорошо, когда можно только в тюрьме по закону о тяжких преступлениях, с отстрочками и апелляциями, да и то вроде бы казнь отменили…
И еще поднималось смутное ощущение, что где-то просмотрел еще одну ошибку. Чего-то еще не учел. Понятно, сверхтренированные омоновцы не ожидали, что немолодой ученый, академик вдруг да решится на отпор, к тому же этот пистолет нового поколения помог… но все же, все же не должен я со всей своей проницательностью и заглядыванием в будущее пройти таким победным маршем из самых глубин кремлевских подземелий к самому выходу!
Но я все тот же. Значит, что-то неладное у противника.
– Скажи честно, – спросил я, – чего ты за мной увязалась?
– Хочу не пропустить, как тебя убьют, – сказала она очень искренним голосом.
Сверху начал шириться свет. Я пригнул ее к полу, сам пригнулся, прячась за железной стенкой лифта. В кабине стало ярко, как на сцене, пол попытался подбросить к потолку. Я сжался, не привык к таким резким переходам от перегрузки к невесомости.
Из комнаты донесся усталый голос:
– Что там такое?
И второй голос, помоложе:
– В лифте никого, товарищ капитан.
– А, черт!..
– Погнать обратно?
– Черт… Пусть стоит. Нужно будет, сами заберут.
Затем я услышал приближающиеся шаги.
Глава 16
Стелла упиралась мягким теплым боком, не дышала. Я тоже задержал дыхание, резко поднялся, одновременно нажимая на курок. Автомат затрясся, пытаясь вывернуться из рук. По ушам ударил грохот. Широкий парень в комбинезоне защитного цвета задергался, на груди появились рваные дыры, оттуда с готовностью выплеснулись красные струйки.
Я поспешно сместил дергающийся ствол чуть в сторону. В глубине комнаты вскочил человек, омоновец наконец рухнул навзничь. Автомат в моих руках дернулся в последний раз, человек отшатнулся к стене.
В тишине слышно было только мое хриплое дыхание. Дрожащими пальцами я поменял рожок, открыл дверь. Стелла выскользнула следом. Под стеной лежал, пытаясь приподняться на локте, офицер, которого называли Петровым. Лицо его были перекошено болью, из груди и живота тоненькими струйками текла кровь.
Я подбежал, держа его лицо на прицеле, готовый в каждый миг нажать на курок. Расширенные глаза отыскали мое лицо. Он прошептал:
– Я ранен…
– А ты ждал ордена? – спросил я люто.
Он поднес к лицу ладонь, обагренную кровью. Глаза еще больше расширились в смертельном ужасе:
– Я ранен!.. Врача!.. Немедленно врача!
– Сейчас, разбежался, – ответил я еще злее. – Тебе что, нечего больше сказать, чтобы я… так и быть, проявил некоторое милосердие?
Глаза его наполнились смертельным ужасом. На губах уже пузырилась кровавая пена, он все еще не понимал, что уже убит, никто не верит в свою смерть, особенно те, кого учили убивать других.
– Вы обязаны… – прошептали его уже холодеющие губы. – Ваш долг… цивилизованного… человека…
– Да на этот ваш долг, – сказал я, – положил…
Я сказал, что я положил, нимало не стесняясь княжны, и где видел этот долг и в какой обуви. Его глаза наполнились уже не только ужасом, но и отчаянием.
– Я скажу важное, – прошептал он, – но вы должны вызвать врачей… Всех… самых лучших… Вторая группа захвата направлена по домам ко всем членам правительства… На тот случай, если кто из вас… заартачится… в наших руках… ваши семьи…
Я отпрянул, по телу пробежала холодная волна, я снова ощутил, как напрягаются мышцы, а усталое сердце откуда-то черпает силы. Или за счет чего-то.
– Когда? – спросил я резко.
– Одновременно…
Он хрипел, скрюченные пальцы хватали воздух. Я бросился в двери. Княжна вскрикнула:
– А милосердие?
Я обернулся:
– Ах да…
