свершила, не сыграла: кому нужны эти науки, от которых голова болит?
Глава 3
На столе уже стояли пустые чашки из-под кофе, на широком подносе остался только один биг-мак, да и то Коломиец поглядывает искоса, кадык судорожно гоняет голодную слюну. Странно, взрослые люди, к тому же министры, а в правительстве должны быть одни прожженные прохвосты, а поди ты – стесняются протянуть руку за последним бутербродиком. Последний заметен, вот в чем дело…
Краснохарев, еще больше обрюзгший, чем обычно, поглядел на меня искоса, губы сжались, едва процедил:
– Вам бы, Виктор Александрович, патлы себе отрастить…
– Пейсы? – уточнил Коган.
– Патлы, – буркнул премьер. – Просто патлы!.. Или гребень на голове выстричь, а потом в красный или зеленый… Чтоб все видели, что футурология не наука, а, судя по позднему появлению Виктора Александровича, – творческая профессия. Наверное, с цыганскими плясками всю ночь, фотомоделями, возлияниями…
Я развел руками:
– Вот вы о чем. Кто-то сказал, что жена философа не может понять, что он работает даже тогда, когда просто смотрит в окно. Я просто смотрел в окно, Виктор Степанович!
Краснохарев угрюмо осведомился:
– И что же там интересного узрели?.. Окромя, разумеется, розовых слонов? Зеленое знамя пророка на кремлевских башнях? Полумесяц над церквями? Мусульман, которые совсем недавно были православными?
Я пробормотал:
– Даже если мусульмане… Все равно это население России. Русское население…
Он громко перебил, с удовольствием демонстрируя знание новых словообразований:
– Вы, наверное, хотели сказать, русскоязычное?
Я поморщился:
– Человек, который в одной фразе сказал: «самый оптимальный», «другая альтернатива» и даже «две большие разницы», должен сидеть в углу и сопеть в тряпочку. Русский – это не национальность, а принадлежность к говорящим на русском, т. е. русскоязычным, как сейчас говорят косноязычные. А сама нация издохла еще во времена Киевской Руси. Тогда тот былинный народ звался русами, чуть позже – русичами. Сейчас «русский» то же самое, что совсем недавно «советский». А сейчас – мусульманин.
Я видел по их ошарашенным рылам, что это слишком резкие переходы для людей, которые работают от и до, а глядя на курицу, не скажут, что это курица, пока не пересчитают все перья, не заглянут в задницу. Я же человек, который, глядя на яйцо, уже видит, как эта птица носится под облаками, дерется с другими и вьет новое гнездо.
Краснохарев буркнул:
– Виктора Александровича слушать, что на американских горках… сами американцы их зовут русскими… порхать то вверх, то вниз, то мордой о встречный столб.
Он с неудовольствием отвернулся, тяжелый и медлительный, как трактор, что и не пытается порхать в высях, но пашет и пашет, неуклюжий и нетеатральный. Я взял бутерброд, после чего все перестали смотреть в мою сторону, углубились кто в ноутбук, кто в допотопный блокнот с уродливой птицей на толстой обложке советского образца.
Коломиец и Яузов ожесточенно спорили о национальном характере. Для Коломийца – понятно, но когда бравый генерал-парашютист углубляется в дебри психологии, то либо крыша поехала, либо в самом деле вся Россия сползает в пропасть.
Краснохарев прислушался одним ухом, шумно вздохнул, перегнав ворох бумаг на другую сторону стола, к Когану:
– С нашим характером Штаты не догнать… Даже Германию, что хоть и намного умнее штатовцев, но работать не только умеет, а почему-то еще и любит. А у нас… Иду я вчера по своей улочке…
Сказбуш спросил с профессиональным интересом:
– Пешком?
Краснохарев с неудовольствием качнул плечом:
– Почему нет?.. Я часто хожу сам даже в булочную.
Я подумал, что единственный, кого не надо охранять, – это Краснохарев. Он в самом деле как мощный неповоротливый трактор: куда повернут руль, туда и поедет. Только у него, пожалуй, нет врагов. Конечно, многие не прочь сковырнуть, чтобы сесть в кресло премьера, но чтоб ненавидеть, как, скажем, Кречета…
Или меня, промелькнула трезвая мысль.
– Вы продолжайте, продолжайте, – попросил Сказбуш и что-то отметил в ноутбуке.
– Там дорогу разворотили, – проговорил Краснохарев, явно недовольный и тем, что прервали, могли с государственной мысли сбить, и подозрительными движениями пальцев министра службы безопасности, – третий день копают… Смотрю, пятеро сидят курят, а двое ломами да кирками, уже в мыле. Подошел, спрашиваю этих двух: вы кем работаете, ребята? А они отвечают: помощники рабочих.
– Кто-кто? – переспросил Коган с интересом министра по труду и занятости.
– Вот так и я раскрыл рот. Оказывается, наши работяги наняли хохлов делать свою работу. От зарплаты в две тысячи отстегивают по две сотни, с пятерых у хохлов получается тысяча. Для них это большие деньги,
