они в Москве без прописки, живут в вагончиках или на чердаках вместе с бомжами. Понимаешь, немец бы за свои две тыщи сам дорогу раскопал да еще и по сторонам смотрел бы: нет ли подработки еще хоть на полтыщи, а эти… вот оно, русское презрение к богатству!.. Для русского важнее найти место, где хоть платить будут копейки, но чтоб работать не заставляли.
– Да, – протянул Коган, – если так будут работать, то опять налогов не соберем. А с ними и так не в порядке…
Хлопнула дверь, вошел подтянутый и бодрый Кречет, словно все еще не президент, а гвардейский генерал. Кивнул всем, показал зубы в такой улыбке, что Коломиец, мимо которого президент изволил проходить к своему креслу, отпрянул в испуге.
Кречет швырнул на стол толстую папку, сказал уверенно, еще даже не врубившись в разговор, но по- президентски беря вожжи в свои руки:
– Менять надо начальника налоговой службы, менять! Больно мягок Сергей Васильевич. Надо пожестче. Или хотя бы похитрее. Ты, Степан Викторович, подбери подходящего человека.
Краснохарев откликнулся:
– Да я уже давно подобрал. Иванов чересчур мягок, вы правы, Платон Тарасович. А вот Петров, он сейчас начальник управления по борьбе с экономическими преступлениями…
Кречет скривился:
– Иванов, Петров… Что за фамилии? Ты, прости меня, прекрасный производственник, но все еще, что удивительно, не политик… А политика – это не только экономика. Это и психика толпы, культура, даже мода. Так что подбери с фамилией вроде Рабиновича, Когана, Левина. Настоящего, махрового жида! Чтоб и родня все как один рабиновичи, чтоб обрезанный… газетчики до всего докопаются. И даже фото поместят. И, конечно же, чтобы дело знал и налоги собирал лучше предшественника.
Краснохарев растерялся, стремительные переходы президента всякий раз сбивали с тропки его неторопливое мышление:
– А… зачем именно… гм… русского человека еврейской национальности?
– Надо считаться с мнением народа, – пояснил Кречет. – Народ традиционно не любит сборщиков налогов. Весь, включая и нас тоже. А в последнее время маятник по евреям качнулся в другую сторону. Лет тридцать ими быть не только невыгодно было, но и опасно, а теперь всяк полуинтеллигентик стремится породниться с евреями, общаться с евреями, походить на еврея, а сами евреи теперь уже в своих тюбетейках и черных шляпах жевжекают по Тверской! То один, то другой, который в списках деятелей русской культуры, с экрана рассказывает, как ему делали обрезание и что зовут его на самом деле вовсе не Ефим, а, скажем, Нахим…
Сказбуш переспросил деловито:
– На… простите, куда?
Коган слушал с застывшей ухмылкой, которая становилась все напряженнее. Заметил осторожно:
– Я не думаю, что маятник качнулся так уж сильно. Просто тайное стало явным. Другое дело, что как-то разом, в то время как, скажем, партийное – по капле. Разве что внуки узнают, какие горы трупов наворотили нынешние руководители, что совсем недавно были крупными партийными боссами.
Кто-то беспокойно заерзал, но все старательно смотрели только на Когана, чтобы не смущать вниманием коллег, все-таки треть из аппарата ЦК КПСС, ЦК ВЛКСМ, КГБ…
– А мы это равновесие восстановим, – буркнул Кречет. – И народ узрит, что проклятые жиды кровь народную пьют, и отечественные коммерсанты заворчат, что всякие там рабиновичи их деньги в Израиль переводят. А то у нас, как говорил классик, нет середины, а либо в рыло, либо ручку пожалуйте!
– А не получится, что снова в рыло?
– Размечтались! – сварливо сказал Краснохарев. – Вам бы только в рыло, чтобы под видом спасения рабочую силу в свой Израиль нагнать!.. Шиш вам. Как только начнутся перегибы, тут же пару репортажей из Израиля организуем. Так вот, мол, и так, евреи тоже, бывает, работают. Вот еврей – слесарь, вот – токарь, а вот и вовсе… гм… Кто не поверит, для тех будем поездки организовывать, чтобы на евреев-рабочих посмотрели. Ведь, кроме как в Израиле, нигде не увидишь… Вы мне лучше другое объясните: если мы начинаем терроризм признавать полулегальным оружием, то как с теми, кто захватывает наши самолеты или автобусы с детьми? Или для них отдельную статью заводить?
Кречет поморщился:
– Степан Викторович, ты уж, пожалуйста, научись отличать уголовников от террористов! Уголовники – это та дрянь, которая намеревается за счет других людей жить безбедно, а террористы – это, по определению Виктора Александровича… все камни на него… лучшие люди человечества. Они жертвуют собой для того, чтобы добиться лучшей жизни для своего народа. А многие так и вовсе мечтают осчастливить весь род людской! Не спорь, мы сейчас говорим пока только о чистоте замыслов. У уголовников замысел изначально подл и грязен, а у террористов чист настолько, что даже ангелы с белоснежными крыльями им в подметки не годятся!.. Я что-то не слыхал про ангелов, которые бы пожертвовали не то что жизнью, а хотя бы перышком.
Коломиец спросил непонимающе:
– А как же с теми террористами, что захватили автобус в Саратове?
Сказбуш фыркнул, ему все понятно, а Коган пояснил туповатому министру культуры:
– Расстрелять на месте, но закопать – с воинскими почестями!
Кречет скривился, проклятые евреи над чем только не фиглюют, но смолчал, явно предполагал что- нибудь подобное, а Сказбуш педантично поправил:
– То были не террористы, а уголовники. Потребовали не свержения диктатуры проклятого Кречета, а всего лишь мешок с долларами. Какие почести? Вот если бы борьба против режима самодура Кречета, тогда бы, конечно… и почести, и памятник, и пособие их семьям…
Кречет не выдержал, рявкнул:
